Читать интересную книгу Неизведанный Гиндукуш - Макс Эйзелин

Упущенный завтрак, мокрая палатка! Последнюю предоставляем солнцу, озарившему нас в это время своими теплыми лучами. Все же надо как-то позавтракать. Теперь солнце может помочь нам. Симон сидит в палатке на корточках и держит кухню на коленях, а я обеспечиваю, как вчера, подвоз сырья. Солнце жжет крышу палатки и помогает нам. В девять часов, после вкусного горячего кофе можно отправляться на покорение вершины.

«ЗОЛОТО» В СКАЛАХ И ТРЕЩИНЫ НА ЛЕДНИКЕ

Первые шаги всегда самые трудные. Только силой воли гоним себя вперед. В такие моменты у альпиниста как бы две души. Разыгрывается внутреннее единоборство: одна душа стремится к вершине, хочет что-то свершить, другая, безвольная тянет назад.

Вершинный склон лежит открыто перед нами. По нашим расчетам для подъема потребуются пять ― шесть часов. Последние пятьдесят метров, видимо, самые сложные. Ледовая стена поднимается круто к вершине. Если ее нельзя преодолеть, можно идти в обход направо, на западный гребень. Однако в ближайшие часы мы остаемся в плену склона умеренной крутизны. ― Он сделан для катания на лыжах, ― как определяет Ханспетер. Крутой ледовый склон нам бы больше подошел. По нему можно не только быстрее набирать высоту, но и самое лазанье было бы разнообразнее, нежели это однообразное утаптывание снега. И меньше думалось бы о кислородном голодании. Несколько сильно заснеженных ледниковых трещин видны издали. Надеемся, что там хорошие снежные мосты. Как можно дольше хотим идти без веревки. Здесь наверху пользование веревкой весьма обременительно.

Снова начинается вчерашняя игра. Шаг за шагом тянемся вверх. Не торопясь, шагаем по фирну. Но вот поверхность становится мягкой, и мы начинаем проваливаться выше щиколотки в снег. Продвижение вперед становится все труднее. К счастью, сегодня рюкзаки уже не такие тяжелые. Пустые мешки грустными складками висят безрадостно за спиной. Они словно чувствуют, что от них сегодня мало толку. Мы на это не сердимся.

Каждые пять метров останавливаемся отдышаться. Только неутомимый Визи шагает без остановки. У него сегодня большой день. Вершина семитысячника притягивает его, как магнит. Он просто забывает об усталости, разреженном воздухе, а о пересохшей гортани и подавно. Только вперед, вверх к вершине. Он уже далеко впереди, и его, стремящегося, как одержимый демон, к высоте, можно распознать только как маленькую точку на белом фойе.

Мы идем спокойно, чтобы не сбивать дыхания и более бодрыми выйти на вершину. Держимся слегка наискось в направлении северного гребня, где выступающая из снега скальная гряда обещает приятный отдых. Камни немного уже прогреты солнцем, так что мы с удовольствием задерживаемся на несколько минут и дольше обычного сосем глюкозу.

― Посмотрите на эту странную скалу! ― говорю я Симону и Ханспетеру. ― Видите на ней крохотные желтые пластиночки. Действительно! Как золото блестят они на солнце, эти маленькие четырехгранные предметы.

― Это безусловно металлические пластинки, ― подтверждает Ханспетер.

Айсбайлем отбиваю несколько кусков, чтобы получше рассмотреть вблизи.

― Ей-богу, это может быть только золото!

И тут меня осенила мысль: ― Конечно, это золото. Ведь в реке Кокча есть золотая пыль. Поэтому ничего удивительного нет, что оно встретилось нам здесь наверху.

Такое невиданное счастье. Шатаются тут, ничего не подозревая, на семитысячнике и открывают высочайшие в мире золотые прииски...

Мы отбиваем несколько кусков от скалы и прячем их себе как образец в карман, чтобы передать специалисту на заключение. Мысленно представляем себе, как золотая лихорадка захватывает власть в Вахане. Нескончаемые колонны яков и караваны верблюдов бредут с корзинами и мешками на качающихся спинах. И как торжественно рассказывает караванбаши собравшимся в чайхане историю о безбожниках из далекой Западной Европы, поднявшихся в поисках золота на эту высокую гору...

Чем выше поднимаемся, тем грандиознее становится панорама. Уже сверху смотрим на пирамиду нашего шеститысячника, на вершину Шах с его 6550 метрами. Как труден такой поход на одну из высочайших вершин мира! Мое внутреннее единоборство приближается к решающей стадии. Инертная плоть, кажется, одерживает верх. Я держусь только последним усилием воли. У моих товарищей дела тоже ненамного лучше. Вытянутые лица, удлиняющийся отдых и вечный вопрос к себе самому, зачем вообще нужно принимать на себя эти бессмысленные мучения. За что? Я не нахожу разумного ответа. Тупо смотрю на ботинки впереди идущего Симона. Как автомат, я должен следовать за ними, даже тогда, когда сердце, легкие и ноги отказываются служить. Машинально тащусь за пятками Симона. Но сдаваться мы не хотим, а будем вести борьбу до конца. Борьбу, направленную не против горы, а против собственного я. Против собственной лени, привычки к удобству, против внутреннего свинопаса, ― как образно говорят баварцы.

Теперь мы стоим перед широкой ледниковой трещиной, загораживающей дорогу. Но кажется, она закрыта плотным снегом и след Визи идет прямо через нее. Вообще-то, нужно было бы связаться, ведь снежные мосты ― коварные создания. Ничего не значит, что Визи прошел благополучно. Многие проваливались, идя по следу предшественника ― и исчезали.

― Мост держит отлично, ― восклицает Симон, не желая признавать веревку. Он пускается по следу Визи. Ханспетер и я выжидаем, чтобы не перегружать снежного моста. И вдруг, находясь на самой середине сомнительного сооружения, проваливается нога Симона, другую снег выдерживает. На весу, между темной бездной и жизнью Симону все же стало немного не по себе. Вопросительно смотрит он на нас и ждет брошенного конца веревки. С надежной страховкой благополучно проходит он остаток трещины.

Я иду немного левее его следа через этот жуткий разрыв по опасному снежному мосту. Мост действительно никудышный! Счастье, что наш одиночка Визи, ничего не подозревая, прошел через него! Одной ногой я уже провалился, ведь мост состоит только из пушистого неуплотненного снега. С любопытством смотрю я в узкую щель, оставленную моей провалившейся ногой и меня охватывает ужас! Взгляд уходит в бездонную глубь.

― Страхуй хорошо, ― предупреждаю я Симона, затем ложусь на живот, чтобы распределить свой вес как можно на большую площадь. Даже, при самой лучшей страховке, я крайне не заинтересован, провалиться в трещину. В случае падения Симон безусловно удержит меня на веревке. Но никогда он, даже вместе с Ханспетером, не будет в состоянии вытащить меня. Перспектива висеть на веревке, как кусок сала, и, при этом, погибать сразу по двум причинам: ― задохнуться и замерзнуть ― мало меня прельщает. Даже на уровне высоты Альп, двадцать минут вполне достаточно, чтобы быть задушенным веревкой, а то, что уже в Альпах считается сомнительным, получает в этих горах еще более серьезный оттенок! На четвереньках ползу через трещину. Нагрузка на площадь таким образом значительно уменьшается. Я не математик и не могу подсчитать разницу. Но когда-то мне рассказывали, что альпинист весом 70 кг, идущий пешком через ледник, дает нагрузку на площадь шага большую, чем самолет в 1600 кг, совершающий посадку на ледник на коротких широких специальных лыжах. Поэтому переползание трещины является лучшим страхованием жизни на ледниках, хотя меня это заставляет здорово задыхаться. Зато я целым прихожу на противоположный край. Сначала лежу, чтобы успокоить дыхание. Дело в том, что ползти на четвереньках на такой высоте ― страшное мучение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});