Читать интересную книгу Роковой самообман - Габриэль Городецкий

Вскоре после этого НКВД информировал правительство (обычный эвфемизм, обозначавший Сталина и Молотова, иногда еще Политбюро) и ЦК о полученной из германского штаба информации, согласно которой Гальдер не предвидел трудностей в покорении русских. Рапорт объяснял предполагавшуюся кампанию потребностью Германии в сырье, которое она надеялась получить на Украине. Такие рапорты особенно поражают, когда сравниваешь их с общим и случайным характером информации, находившейся в распоряжении британской разведки в то время, что умаляло значение предостережения Черчилля{678}:

«Начальник штаба сухопутных войск генерал-лейтенант Гальдер предрекает несомненный успех и быструю оккупацию германскими войсками Советского Союза, и прежде всего Украины, где, по оценке Гальдера, успеху операции будет способствовать лучшее состояние железных и автомобильных дорог. Гальдер также считает легкой задачей оккупацию Баку и его нефтепромыслов, которые немцы якобы способны быстро восстановить в случае какого-либо ущерба от военных действий. По мнению Гальдера, Красная Армия не в состоянии будет оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление молниеносной атаке немецких войск и даже не успеет разрушить свои склады.

Заключение полковника Беккера, с другой стороны, подчеркивает огромный экономический эффект, который может быть достигнут в результате военных операций против СССР»{679}.

В то же время контрразведка доносила о значительном росте волны слухов насчет того, что наступление Германии на Советский Союз произойдет до покорения Англии. Цитировали Криппса, якобы получившего такого рода заверения от генерала Дилла, начальника британского Генерального штаба, и Идена во время своего визита в Анкару{680}. Когда центр внимания сместился на Юго-Восточную Европу, военные атташе на Балканах подтвердили намерения немцев отложить атаку на Британские острова и вместе с Венгрией, Румынией и Болгарией захватить Украину и двинуться на Баку в апреле — мае{681}. Что касается характера нанесения удара, информация, поступившая из штаба люфтваффе, содержала предположение, что немцы нанесут удар с воздуха в конце апреля или начале мая{682}.

Ручеек оперативной разведывательной информации превратился в середине марта в поток, отражающий вторжение немцев на Балканы в ходе подготовки к операции «Марита». Эти сведения укрепляли навязчивую идею Советов об угрозе на юго-западном театре войны. Сталин казался полностью поглощенным событиями, разворачивавшимися на юге, которые, как он несомненно надеялся, свяжут Гитлера на этом фронте. Пространный и точный анализ наращивания сил немцев на Балканах Москва получила в середине марта. Он описывал интенсивность процесса, приводившую даже к серьезным транспортным пробкам.

Тем не менее, неверно полагать, будто соответствующее наращивание на западной границе Советского Союза было забыто. В донесениях постоянно говорилось, хотя и лаконично, о скоплении около 100 дивизий на западных советских рубежах{683}. Из Берлина Сталина информировали об ускорении сосредоточения сил люфтваффе на восточном театре. Источники, близкие к Генеральному штабу, открыли «…что немцами решен вопрос о военном выступлении против Советского Союза весной этого года. Немцы рассчитывают при этом, что русские при отступлении не в состоянии будут уничтожить (поджечь) еще зеленый хлеб»{684}. Донесения из Парижа свидетельствовали о переброске пехоты на восток и замене ее необученными войсками{685}. Этот шаг подтверждался донесениями из Виши о переброске пехоты и танковых дивизий, предназначавшихся для вторжения в Англию, из северной Франции в Румынию и Болгарию{686}. Столь же тревожным было сообщение из Вены, что генерал Антонеску обсуждал там с Герингом возможное участие Румынии в наступлении Германии на СССР{687}.

Легко счесть Сталина «простаком», как это делает Черчилль в своих мемуарах. Однако, хотя многие данные передают довольно цельную картину германской угрозы, существовала масса дополнительных сведений, хотя и не исключавших опасность, но ставивших под вопрос неизбежность войны и допускавших различные сценарии ситуации, в которой такая война может вспыхнуть. Разведчики проявили слишком хорошо знакомую нам человеческую слабость: они либо перекраивали информацию в соответствии со взглядами, которых придерживались наверху, либо подавали ее двусмысленным образом, так чтобы при избирательном чтении можно было приспособить ее к политическим расчетам. Критерием и в том, и в другом случае служил всепоглощающий страх быть втянутыми, поспешно и без особой необходимости, в балканские события.

«Военный сезон» открылся весной 1941 г. боевыми действиями Гитлера на Балканах, что а priori подтверждало вывод, будто война с Советским Союзом «немыслима раньше поражения Англии»{688}. Подобная оценка являлась результатом не стратегической логики, а, скорее, интенсивной гитлеровской кампании дезинформации, отвлекавшей внимание от перегруппировки войск и подкреплявшейся возобновлением воздушных налетов на Лондон{689}. Как «удачно» выразился военный атташе в Будапеште, слухи о войне были «сфабрикованы» английской пропагандой. Германии «хватает» войны с Англией, и она «экономически заинтересована в мире с СССР»{690}.

Представляя свой двухнедельный рапорт 20 марта, Голиков точно взял тон Кремля: «Большинство разведывательных донесений о вероятности войны с Советским Союзом весной 1941 г. исходят из англоамериканских источников, прямая задача которых — добиться ухудшения отношений между СССР и Германией». Он представил, без дальнейших комментариев, шестнадцать донесений, которые счел заслуживающими «особого внимания». Они, однако, подверглись значительной редакции, чтобы соответствовали сталинским установкам, как их понимал Голиков. Все эти донесения в целом почти как аксиому выражали уверенность, что Германия не нападет на Советский Союз, пока не побеждена Англия. Некоторые заостряли внимание на предполагаемой борьбе внутри германского руководства по вопросу о войне{691}. Длинный рапорт преуменьшал значение информации о реальных немецких планах кампании, делая вывод, что войны можно избежать или по крайней мере отсрочить ее дипломатическими средствами. В общем все это совпадало с установкой, направлявшей военные учения в январе. Единственным примечательным исключением являлась свежая информация, собранная из шведских источников в Берлине, впоследствии оказавшаяся совершенно верной. Однако ее достоверность была поставлена под сомнение, так как она будто бы исходила от Криппса{692}. На деле она с большой точностью описывала три удара по всему фронту с перенесением центра тяжести в центр, даже называя командующих и указывая дату нападения — 20 мая (Гитлер впоследствии вынужден был перенести дату из-за отвлекающих действий на Балканах и задержки в развертывании войск). Но Голиков отдавал предпочтение «другим источникам», заключавшим, что Германия нападет на Советский Союз только «после победы над Англией» и ударит с двух направлений, на севере, вероятно из Финляндии, и с Балкан. Он принял некоторые предосторожности, упомянув о противоположном мнении в сообщении из Румынии, будто Гитлер действительно изменил свои планы и собирается атаковать Советский Союз до завершения кампании против Англии, так как фронт на западе практически перестал существовать. Однако не следует придавать слишком большой вес этому отклонению, которое меркнет в сравнении с тем фактом, что весь документ заканчивается совершенно определенным выводом: «Наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира». Еще коварнее было твердое убеждение, что «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки»{693}. Такова была господствующая точка зрения в Москве, когда в начале апреля упал занавес в Югославии, еще больше приблизив угрозу войны.

Глава 7

На распутье: югославский переворот

Верный своей привычке действовать поэтапно, Гитлер, как только Болгария оказалась в его сетях, обратил свое внимание на Югославию. Весной 1941 г. контроль над этой страной стал жизненно важен для его оперативных планов. Ей отводилась роль щита против Советского Союза на левом фланге грядущей кампании в Греции и на правом фланге операции «Барбаросса». Это диктовалось и крайней необходимостью, возникшей при осуществлении операции «Марита» по оккупации Греции. Наращивание сил отставало от графика, и возможность переброски войск через Югославию становилась решающим фактором, если операция «Барбаросса» была запланирована на начало лета. Ожидалось, что контроль над Югославией сократит сроки кампании, позволив быстро оккупировать Салоники, и, таким образом, операция «Барбаросса» пойдет более или менее по плану{694}.