Анна Владимировна вызывает меня через несколько дней к себе в кабинет.
— Твою девчонку переводят в терапевтическое. Она хочет с тобой попрощаться.
— Маша?
— Да.
— Хорошо, зайду к ней.
— Лесь, у нас Миронов увольняется. Ты не хочешь на его место?
— На место старшего врача?!
— Да.
— Но у меня опыта мало.
— Хватит. Тебя все хвалят, пациенты в любви признаются…
— Спасибо за доверие, Анна Владимировна, я подумаю.
— Подумай.
Мария лежит, глядя в окно. После того, как ее аппарат сломался, она очень быстро пошла на поправку. При данных обстоятельствах это странно, но очень радостно.
Увидев меня, поворачивает голову и расплывается в улыбке.
— Алессия Станиславовна, здравствуйте!
— Привет. Как самочувствие?
— Хорошо.
— Я рада. После обеда тебя перевезут на реабилитацию. Думаю, к концу месяца можно будет думать о выписке.
— Правда?
— Да, — улыбаюсь. — Ты большая молодец.
— Все благодаря вам.
— Нет, милочка. Это ты настоящий боец.
— Я видела вас в ту ночь. Вы светились как луна. Я уже уходила, но вы помогли мне остаться, — переходит на шепот, боясь, что я начну над ней смеяться. Но ничего смешного в чистосердечном признании ребенка с полными слез глазами, нет. Я, наверное, не очень правильный врач, потому что смею привязываться к пациентам, но вот сейчас мне очень хочется ее обнять.
— Ты проживешь долгую счастливую жизнь. Ясно?
— Да. Спасибо вам. Буду стараться, — сжимает мою руку и прикрывает глаза, а ее голос меняется, превращаясь в какой-то чужой. — Я знаю, что вы вернулись, чтобы помочь мне и другим людям... Но духи говорят, что вместо того, чтобы вытаскивать мертвых с того света, лучше заняться спасением живых… возвращайтесь домой, Алессия Станиславовна, пока непоздно.
— Ты что-то знаешь про тот мир, Маша?! — хватаю ее за руку. Но девушка уже спит. Ее лекарство подействовало, и она мирно посапывает с блаженным лицом. А я просто смотрю и не верю в происходящее.
Выходные проходят скучно. Я иду на праздник к маминой подруге, знакомлюсь с ее сыном. И он категорически мне не нравится. Я не хотела сравнивать его с Анресом, но когда в сердце живет любовь, это невозможно.
Поэтому я извиняюсь и, сославшись на головную боль, ухожу раньше. Мама не обижается. Она знает, что я еще не до конца оправилась после истощения, да и работа у меня адская, в буквальном смысле горю на ней.
Следующая неделя похожа на предыдущую. Я так и не решила, как вежливее отказаться от места главного врача. Нет, я бы с удовольствием согласилась, это было моей мечтой во время интернатуры. Но не сейчас. С каждым днем я все больше тоскую по королевству. Время не лечит, это вранье. И как бы я не любила свою работу, мое место не здесь, не в этом мире. И я просто обязана найти способ туда вернуться.
— Ты не видела главную медсестру?
— Она заперлась в туалете и ревет, — докладывает Таня.
— В смысле?
— Не знаю. Не говорит почему.
— Господи, ну что за напасть? Нам тут делать больше нечего! Один день более-менее спокойный, так нет! Надо доставить проблем…
— Лена, там привели нового. Ты нужна, — стучу.
— Иду, — слышу, как возится, хлюпая носом.
Через минуту девушка, действительно, приходит и смотрит на меня красными глазами, полными удивления.
— Никого же нет…
— Садись, — киваю на стул.
— Зачем? — пугается, пряча за спиной правую руку.
— Так сильно болит? — беру за локоть, и она аж воет от боли, изрядно пугая меня. Вижу сильнейший отек, начинающийся от запястья. А на запястье… кусок знакомого браслета. Вернее, то, что от него осталось, — Это еще что такое?! Откуда у тебя он?!
— Нашла…
— Где?! — едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться на крик.
— В пакете с вещами.
— Что за пакет?! Веди меня и показывай.
— Алессия Станиславовна, я покажу, но сначала сделайте что-нибудь, — плачет, — я умру сейчас, как болит!
— Не надо чужое на себя вешать! Ты же даже не знаешь, что это за вещь, кому принадлежит, и как используется! О чем думала, присваивая себе этот браслет?! И где остальные части от него?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Там было только это, — шепчет.
А я смотрю на ее почти бордовую руку и не знаю, что делать. Снять обычным методом не выйдет, слишком опухла.
— Тань, сделай ей укол обезболивающего и принеси мне пакет, в котором вы это нашли.
— Сейчас, — испуганная выбегает причитая.
— Вы знаете владельца? Он проклятый, да? — Лена белеет на глазах.
— Знаю. Это мой браслет. Кто-то умудрился снять с меня его, когда я поступила в больницу.
Наверное, потеряв часть силы, он стал похож на обычную бижутерию, потерял глубокий контакт с кожей, и дурочка Елена, найдя его среди «забытых» вещей в специальном мешке, решила присвоить его себе, за что и поплатилась.
— Вот, все, что есть, за последний месяц, — ставит пакеты на стол. Начинаем разбирать и, о чудо! Я нахожу один из камней, а затем и еще одно звено от браслета. Оно покрыто коррозией, будто бы пролежало в воде много лет. Но я так рада, что готова расцеловать бестолковых медсестер. Если бы не их любопытство…
Натягиваю на запястье кусок металла под испуганными взглядами медсестер и верю в чудо. Но ничего не происходит. Только опухоль на руке Лены наконец-то начинает спадать. И уже в конце смены она со счастливым лицом возвращает мне часть от браслета.
— Спасибо вам! Я больше никогда не буду надевать чужое, — торжественно клянется, положив почти здоровую руку на сердце.
— Это хорошо, сжимаю в руках маленькое напоминание о моем большом мире.
— Я тебя починю, — шепчу, с любовью поглаживая металл.
Вот только где бы найти умельца? В ювелирном глядя на куски металла со странными камнями, крутят у виска.
— Девушка, вы не обижайтесь… но это лучше выкинуть.
— Спасибо, я поняла, — опустив голову, выхожу из очередного отдела по ремонту украшений. Никто не хочет браться. Да и металл необычный, как с ним работать непонятно.
Мама колдует у плиты. Заметив мое настроение, она откладывает фартук и садится напротив, бросая тяжелый взгляд на мою руку со странными украшениями.
— Что случилось?
— Ничего.
— А если честно?
— Никто не хочет чинить мой браслет.
Молчим.
— Скажи, когда ты меня увидела, в ту ночь в больнице… у меня на руке не было украшений?
— Нет. Сама знаешь, в реанимации лежат без вещей.
— А тебе ничего не отдавали? Я же не голая поступила…
— Мы говорили с тобой об этом уже миллион раз! С тебя сняли какие-то черные лохмотья и сложили в пакет. Этот пакет куда-то пропал. Я была так рада, что ты нашлась, что мне не было дела до каких-то испорченных тряпок, — мама качает головой, удивляясь, что я не понимаю очевидного. — Я даже не помню, как добиралась и с кем!
— Макар… — выдыхаю я.
— Точно! — хлопает себя по лбу. — Он меня забирал из больницы после того, как я тебя опознала. Мне же не разрешили дежурить в палате, выгнали… — оправдывается.
— Звони тете Марине.
— Зачем?
— Мне надо поговорить с Макаром.
— Ладно, — вздыхает она.
Уже через час я еду на такси к маминой подруге. Ее сын любезно согласился перерыть свой внедорожник, чтобы к моему великому счастью, найти там черный мусорный пакет.
— А я думал, это мать тряпки приготовила на дачу везти… хорошо, что не выкинул.
— Ты очень меня выручил, — искренне благодарю.
— Значит, мне причитается? — с надеждой смотрит, теребя часы на запястье.
— Да, вот, — достаю из сумки заранее приготовленную бутылку дорогого виски.
— Ты что? Я не это имел в виду.
— Прости, тетя Марина сказала, что это твоя любимая марка…
— Да нет, я думал, на свидание согласишься, — улыбается. — А за виски спасибо. Может, зайдешь? Мать на работе…