Ларцева же никому не завидовала и не имела близких подруг. Но она любила свою мать и привыкла с детства делиться с нею горестями и радостями. Придя домой после проведенного с вами вечера, Татьяна сделала матери телефонный звонок и рассказала о вас. Проанализировав имеющиеся у нас факты, мы поняли, что кто-то убивает богатых одиноких женщин, выманивая у них деньги и обещая жениться, и сосредоточили все силы на поимке этого преступника. Дальше — дело техники.
— О женщины, ничтожество вам имя! — Олег театрально вскинул руки к небу. — Мне следовало убивать только мужчин: они всегда держат слово.
— Вам следовало вообще никого не убивать и не ломать свою жизнь, — вздохнул полковник. — Вы никогда не думали, что до недавнего момента имели все? Прекрасную профессию, восхищение больных и признание коллег, преданную жену из хорошей семьи, заботящуюся о вашей карьере, которая, кстати, была у вас в кармане. Надо было только набраться терпения и подождать. Но вы не захотели ждать — и в этом ваша беда. Когда человек торопится, он практически всегда совершает ошибки. Слава богу, вашей мечте о клинике, которую я предложил бы назвать «На крови», не суждено осуществиться. Мне жалко женщин, погибших только за то, что они хотели быть счастливыми, но мне жаль и вас, умного, талантливого, красивого, сильного мужика. Что вы сделали со своей судьбой!
Алексей Степанович грустно посмотрел на Олега, понурившего голову, и вышел из кабинета.
— Я был с рождения запрограммирован на неудачу, — прошептал ему вслед Кочетов.
* * *
Лариса просидела на больничном два дня. Когда синяки и ссадины более-менее зажили, вышла на работу. Первые дни девушка избегала общения с коллегами, думая о том, что ее все осуждают. Но однажды в коридоре она встретила Павла Киселева, радостно обнявшего ее и закричавшего:
— Лариска, ты поправилась? А мы собирались навестить тебя! Как мы по тебе соскучились!
— Я уже несколько дней на работе, — призналась Лариса.
— Несколько дней на работе? А почему же мы тебя не видим? Почему не ходишь на оперативки? Никто не спохватился, думали, ты на больничном. Чем же занималась? Просто сидела в своем кабинете? — удивился Павел.
— Просто сидела, — кивнула Кулакова. — Паша, мне ужасно стыдно. Я совершила такую глупость!
— Сдается мне, об этом уже говорили, — рассмеялся Киселев. — Знаешь: кто старое помянет… Кстати, как у вас с Серегой? Хороший мужик, жалко его, хотя нас и не нужно жалеть.
— Никак, — печально произнесла Лариса. — Он не простит мне и правильно сделает. Променять его… и на кого… — ее глаза наполнились слезами.
— Ну, пошло — поехало, — Киселев вытащил из кармана чистенький носовой платок, вспомнив, с какой заботой и любовью собирала его на работу Настя, и вытер лицо коллеги. — А у тебя не все синяки прошли. Но до свадьбы заживет, — улыбнулся он. — Платок не дарю, это плохая примета. Мы с Константином к тебе сегодня зайдем. Выше нос!
Глядя ему вслед, Лариса с горечью подумала о Сергее. Разумеется, он никогда не простит ее измены, хотя, если разобраться, не было ни измены, ни любви. Кочетов умел очаровывать, в этом ему не откажешь. Но вот чары прошли, и ничего не осталось.
Она медленно вошла в свой кабинет и закрыла дверь. Ей ужасно захотелось позвонить Сергею, поговорить с ним и все объяснить, однако она боялась этого объяснения. Телефонный звонок вывел ее из задумчивости.
— Лариска, к тебе пришли, — раздался в трубке голос Павла, — только войти боятся, спрашивают, в каком ты настроении. Я сказал: в самом наилучшем. Жди гостей.
— Каких? — спросила Кулакова, но тот уже повесил трубку. Девушка удивленно пожала плечами. Через несколько минут в дверь робко постучали. Так делал только он!
— Сережа! — неведомая сила сорвала ее со стула и бросила в объятия бывшему жениху, который с огромным букетом цветов смущенно топтался на пороге.