А ты, — уже ко мне, — только дернись. Я тебе такую жизнь устрою... Пожалеешь, что родилась. Если попробуешь сбежать, Тыгдлар умрет. Завяжи следилку на давящую петлю, — приказал он артефактору.
Тот поморщился, явно пребывая не в восторге от такого задания, но возражать не стал.
Я его понимала. Город с трудом приходил в себя после испытанного страха. Я не военный эксперт, но силы отступников смотрелись внушительно, а с учетом того, что мертвецов не так просто уничтожить... Короче, горожане прошли по краю. А тут я со своими странностями. Подозреваю, за меня сейчас никто не вступится.
— Все, — хлопнул себя по колену капитан, — бумаги я оформил, высший уровень охраны присвоил, завтра будем добро на ментальный допрос выбивать.
Артефактор глянул с откровенной неприязнью:
— Она же его не переживет!
— И что? — пожал плечами капитан. — Раньше надо было думать, когда с отступниками связывалась. А теперь простым допросом не отделается, да и успела наврать мне... Так что доверия к ее словам нет.
Вот так... Жила-была честная в целом женщина — стыренные ручки из офиса не в счет. А стала государственной преступницей, которую в камеру сопровождали пятеро сурового вида мужиков. Двое шли, держа наготове светящиеся голубым мечи. Трое их страховали.
В любой другой ситуации я бы даже гордилась — олицетворение зла, ага, — но сейчас эти пятеро удерживали меня от подступающей истерики. Казалось, что мою жизнь снова разрезают. В который раз. Пару часов назад я стояла на свободе под солнцем, а сейчас шла по тюремному коридору, ощущая себя погружающейся в ничто. Меня стирали, вычеркивали, на мне ставили клеймо смертного приговора. Магические кандалы вымораживали своим сердитым гудением, и тело слабело с каждым шагом, будто кандалы из чугуна, хотя по факту ничего не весили.
— Заходи.
Камера распахнула передо мной свою дверь. Вот она — моя новая жизнь.
Хм, я ждала одиночку, но в камере были постоялицы. Видно, с местами тут напряженка. Овербукинг.
— Без фокусов, — предупредил меня начальник группы сопровождения, — ты под постоянным контролем.
И хлопнул дверью, внушительно лязгнув засовом.
Я стояла, настороженно оглядывая комнатку без окон с низким потолком. Четыре двухъярусные шконки. Стол посередине с лавками. Мрачно. Затхло. Из освещения — вмонтированные в стену кристаллы. Из обитателей — пять женщин разной наружности и степени потрепанности.
В голову лезли всякие глупости, что-то вроде: «Твое место у параши», «Работать на лекарства будешь». Впрочем, параша не наблюдалась, хотя я была не против ее посетить.
Заключенные разглядывали меня, я — их. Время было позднее, кто-то уже валялся на кровати, трое сидели за столом, развлекаясь с кубиками — видно, какая-то игра.
Внезапно из незамеченной мною дверцы появилась маленькая, хрупкая на вид старушка, которая сразу забрала внимание камеры на себя. Теперь меня не просто разглядывали, а ждали вердикта от старшей.
— И за что тебя сюда, милая?
Я отошла от двери, с трудом передвигая ватными ногами.
— За дурость, — ответила чистую правду. Была бы умной, не взяла бы камни, не пошла бы на поводу у стражей, не нагребла бы золота, ну и не оказалась бы в тюрьме.
Старушка довольно ухмыльнулась, одернула чистенькое, простое платье с черным передником.
— Учись, Марва, как отвечать надо, а то вечно канючишь: не виновата я, меня оговорили.
— Так и оговорили, — взвилась со скамейки, видимо, та самая Марва, — Лухра с соседней улицы. А я виновата, что ее хахаль ко мне ходить начал? — И она вызывающе тряхнула огненно-рыжими кудрями.
«Вот у людей нормальные проблемы, — подумала я с завистью, направляясь к заветной дверце, — мужики, любовницы, ревность. Одна я, идиотка, в попытке свержения власти и что там еще мне пришьют обвиняюсь».
Когда вернулась в камеру, поняла, что стоять больше сил нет. Оперлась о столбик кровати, сгибаясь.
— Эй, ты чего? — всполошились женщины.
— Так кандалы с нее не сняли, изверги, — чей-то голос донесся сквозь пелену, — они жизнь пожирают, вот и плохо ей.
Чьи-то руки помогли мне лечь на постель, стащили сапоги, прикрыли одеялом, и я провалилась в тягучий, дурной сон.
* * *
— А я тебе говорю, что мы ее найдем!
Его высочество говорил столь уверенно, словно девушка их уже ждала в соседнем зале.
Дарье видел эти «розыски». Недоумевающие солдаты искали парня, невысокого роста, одетого в форму зеленых. Из особых примет: темные волосы, серые глаза. Из секретных: парнем лишь прикидывается.
— Ты не думал, что она могла вернуть себе внешность? — поинтересовался Дарье, с трудом поспевая за широким шагом будущего монарха. — И кого ты тогда планируешь искать? Ее же никто не видел!
— Почему не видел? — Далмар остановился столь резко, что Дарье пришлось возвращаться на пару шагов назад. — Ты видел, и этот, — он щелкнул пальцами, — скупщик из серой зоны.
— Скупщик видел нижнюю часть лица, — въедливо поправил принца князь, — а я только глаза и помню. К тому же нет у нас гарантии, что спасший меня целитель и маг жизни — один и тот же человек.
— Найдем — будут тебе гарантии, — отрезал принц, снова устремляясь вперед. — Кстати, ты не думал о том, что в благодарность за свое дважды спасение и спасение Города тебе стоит на ней жениться?
На этот раз они остановились посередине Ажурной галереи, аккурат напротив картины «Кронпринц встречает процессию невесты».
Дарье мрачно осмотрел вереницу тянущихся до горизонта повозок, стоящий на холме отряд всадников и тряхнул головой, прогоняя из мыслей кошмар.
— Я предпочту отблагодарить ее иначе, — проворчал он.
— А что будешь делать, если она откажется от денег? Может, у нее своих достаточно и твои ей не нужны? А вот мужа явно нет. Иначе не стала бы по канавам незнакомых мужиков спасать.
Вопрос был явно заготовлен