У нас имеется фотография, на которой мы видим Стэнли Спрингла, который с озадаченным выражением лица пытается завернуться в дешевый плащ, словно хочет прикрыться им, как щитом. Позади него — госпожа Менегини-Каллас, выпустившая когти и оскалившая зубы тигрицы во всем блеске своей свирепой ярости. Этот инцидент расширил коллекцию противников оперной дивы и окончательно подтвердил ее репутацию мегеры.
Разумеется, Каллас, при полной поддержке ее супруга, отказалась платить 85 тысяч долларов. Это дело повлекло множество судебных разбирательств и отняло немало душевных сил. Росси-Лемени в те времена, когда был еще начинающим певцом, также попал в ловушку, расставленную Багарози. Однако ему удалось вырваться из нее без особых потерь, поскольку он заключил сделку, устроившую обе стороны. Нам же известно, что супруги Менегини открывали свой кошелек только в том случае, если их брали за горло.
Одно из условий контракта, подписанного Марией с Фоксом и Келли, предусматривало, что они обязывались защищать ее от нападок со стороны адвоката-импресарио. Однако американские судебные исполнители — люди отнюдь не сговорчивые, что они лишний раз и доказали. В самом дурном расположении духа Мария поспешила вернуться в Италию, где узнала, что ее имя использовалось в рекламе одной известной марки макаронных изделий. Производители ссылались на то, что именно их продукции Мария была обязана своим чудесным преображением в стройную красавицу. Естественно, супруги Менегини затеяли новую судебную тяжбу, сопровождавшуюся такими курьезными перипетиями, что пресса прозвала ее «битвой спагетти».
В этом длившемся несколько лет судебном процессе ответчиком был президент общества производителей макаронных изделий «Пантанелла» — это и есть название марки — граф Паселли, племянник папы Пия XII. И вот уже Ватикан не посчитал для себя зазорным вмешаться, чтобы уладить этот вопрос полюбовно! Однако Мария не сдалась, она и впредь будет питать определенную слабость к судебным процессам. В результате сам понтифик включился в борьбу. Известно одно: супруги Менегини получили частную аудиенцию у папы Пия XII. Баггисте нелегко далась встреча с понтификом, поскольку он растолстел и с трудом смог влезть в свой парадный костюм. Стянутый брюками, словно корсетом, он опасался, что его одежда может в любой момент лопнуть по швам и он предстанет перед папой в нижнем белье, как он сам об этом позднее написал в своих воспоминаниях. К счастью, брюки не лопнули во время аудиенции, и этикет не был нарушен!
Папа высказал просьбу, чтобы Мария смягчила свои требования, но наша оперная дива не имела привычки отступать. И понтифик — если он и в самом деле вмешался в это дело — остался ни с чем. В итоге итальянское правосудие только в 1959 году признало правоту Марии. Однако в тот момент ее уже нисколько не интересовали макаронные изделия, поскольку она путешествовала на яхте «Кристина» в обществе Онассиса…
Во время пребывания в Чикаго супруги Менегини получили глубокое удовлетворение от встречи с Рудольфом Бинтом. Директор «Метрополитен-оперы» посчитал, что он не имеет права лишать свою публику возможности насладиться пением Каллас, какими бы ни были выдвигаемые ею условия. Пока Мария выступала на сцене чикагского оперного театра, между Менегини и Рудольфом Бингом шли напряженные переговоры. После многочисленных требований относительно дирижера, репертуара и гонорара Каллас, наконец, дала свое согласие. Рудольф Бинг мог вздохнуть с облегчением, поскольку на протяжении переговоров его не покидала тревога за их исход. В своих воспоминаниях он не без юмора привел пример того, что ему пришлось выдержать: «В 1955 году для подписания этого контракта нам пришлось свернуть горы: вместе с Френсисом Робинсоном я прилетел в Чикаго. Мы слушали Каллас в «Трубадуре». По окончании оперы мы прошли с ним за кулисы, где я исполнил коронный номер, выученный мною еще в далеком детстве, с целованием рук. Фотография этого была напечатана во всех газетах. И наконец-то «Метрополитен-опера» подписала контракт с Марией Каллас».
Однако все было не так гладко, как казалось. Осложнения возникли со стороны Багарози из-за подписанного когда-то с ним контракта. И незадачливому Бингу вновь пришлось нелегко: «Адвокаты посоветовали нам договориться с певицей, чтобы деньги за ее выступления переводились в один из швейцарских банков. В этом случае она как бы не получит в Америке никакого гонорара, на проценты из которого мог рассчитывать Багарози. Мы разработали до тонкостей этот вариант, но Менегини отклонил его, как и все другие наши предложения. В итоге он согласился только на то, чтобы мы передавали лично ему в руки деньги за каждое выступление его жены, еще до того, как поднимется занавес. Все последнее время я выплачивал причитавшиеся Каллас суммы купюрами достоинством в 5 долларов, чтобы он прочувствовал, каково перевозить столь тяжелый и крупногабаритный груз».
Изнанка театральной жизни отнюдь не столь привлекательна, как ее лицевая сторона…
Осенью 1955 года Каллас вернулась в Милан, где спела в семнадцати представлениях «Травиаты»! И, как всегда, вызвала искренний восторг у публики, впадавшей в коллективный транс, а также привычную враждебность кучки недоброжелателей, устраивавших шумные выходки. Однажды на вечернем представлении, когда в последний раз опустился занавес, а зрители, как всегда стоя, приветствовали своего кумира и забрасывали сцену букетами цветов, среди цветов вдруг показался… пучок редиски! Из-за своей близорукости Мария приняла редиску за розы и подняла пучок. Когда же певица заметила свою оплошность, она не растерялась и, продолжая игру, прижала к груди этот «подарок» недругов! Оказавшись, наконец, за кулисами, Мария дала волю гневу и слезам, забыв о море цветов, преподнесенных поклонниками, и помня только о редиске. Ей были непонятны причины такого отношения к ней; впрочем, она так никогда и не поймет этого.
Как и Мария, мы можем только задаваться вопросом: почему на протяжении всей ее творческой деятельности какая-то часть прессы постоянно травила ее? Описывая день за днем жизнь великой певицы, можно обойти стороной и неровный характер, и острый язык, и перепады настроения, и капризы, и вспышки гнева, как, впрочем, и другие недостатки. Однако недоброжелатели Каллас не собирались этого делать и держать язык за зубами. Можно еще понять, когда во время дебюта певицы на международной сцене критики основное внимание уделили несовершенству вокала Марии, отказываясь видеть все то новое, что она внесла своим исключительным темпераментом. Однако кажется странным, что впоследствии отдельные критики так и не решились признать, что Марии удалось преодолеть большинство шероховатостей в исполнении. Надо было, чтобы с ней случилось несчастье, затем — одиночество и преждевременный уход из жизни, чтобы замолкли сплетники и злопыхатели, преследовавшие певицу на каждом шагу. Столь неоправданная ненависть, возможно, была неизбежной платой за неслыханный, беспрецедентный успех Каллас в оперном мире, что не устраивало кого-то из его представителей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});