Для Алессы Храм имел особый смысл. Она помнила каждый мазок, наложенный с увлечением и любовью творца. Ей было не важно, какое место на своде предназначено для учеников Триединого Иллиатара. Гораздо большее значение имело то, что «вета» — руна разума — должна быть не пурпурной, не красной, а именно огненно-алой — горячей, волевой. «Альтея»-душа белоснежно-хрупкая, ибо её невинность обременяет грехами смоляное «тэш» — падкое до запретного смертное тело человека. За работу Алесса попросила отлить ей краски. Краска была свежей, привезённой из самой Равенны в огромных чанах осенью прошлого года. Характерный запах довёл юную художницу чуть ли не до исступления, и она решительно отвергла златоносный мешочек.
Чем ближе становился Храм, тем чаще вздыхала пантера. Благодарные излияния растянутся, по крайней мере, на час, потом настанет черёд проповедей и нравоучений. Правда, терзания юной страдалицы подсластит здоровенная чаша красного вина, густого да пряного. Говорят, храмовый напиток по вкусу напоминает кровь. Интересно, не врут люди? Алесса замечала на себе заинтересованные взгляды горожан, словно те видят девушку впервые. Среди людского гомона Алесса отчётливо разобрала слово «маги» и насторожилась. Неужели Берен всё же решил вызывать колдунов?
Обеими руками знахарка потянула за кольцо и бочком просочилась в образовавшуюся щель. В нос ударила сборная солянка из запахов ландыша, жасмина, еловой смолы, кипящего воска и ещё чего-то неведомого. Пантера давно привыкла к цветочным ароматам, но в таком количестве — явный перебор.
— Апчхи!
— Хи-хи-хи! — передразнило гуляющее под потолком шаловливое эхо. Потревоженный голубь, возмущённо курлыкая, полетел к противоположному окну, не забыв по пути отметить Алессу благодатью.
— И на тебя кошка найдётся, — сквозь зубы прошипела знахарка, оттирая платочком птичкино хамство. А потом она увидела гробы. Три штуки, крытые чёрным атласом. Девушка не испугалась. Она не раз видела покойников, а за одного из них, испустившего дух на руках у знахарки, едва не отправилась на костёр.
— Алесса! — Теофан поприветствовал её трубным басом, в котором сквозили довольные нотки, и, прижав к груди оба кулака, коротко кивнул головой. — Голубь — птица небесная, кого ни попадя золотом не одаривает. Зачем богохульничаешь? А знаешь ли ты притчу…
Они перешли в мольну[19] жреца. За «Притчей о птицелове» последовала «О мудром отшельнике и неучтивом отроке», затем, почему-то «О болтливой жене». Эту легенду жрец рассказывал с особым смаком, пытливо поглядывая на знахарку. Последней оказалась «Притча о деяниях учеников благоверных». Девушка закусывала сказки и вино хрустящей лещиной в меду и беспечно болтала ногами. Легенда о святом Бахмуте, завалившем голыми руками шестерых оборотней сразу, произвела ураганное впечатление. Алесса даже орешек выронила от восторга.
— Господин Теофан, а Аким сможет нашего оборотня заломать? Ну, если вы ему благодати нальёте?
Жрец, задумчиво прищурившись, гладил аккуратную сочно-каштановую бородку.
— Или Зосий! Он ведь здоровый аки медведь! И к вам ходит часто, небось, благодати нанюхался по самое «не хочу»! — не унималась подвыпившая знахарка. — Сунуть ему меч да на зверюгу науськать! Ведь оборотни святого боятся… верно?
— Смотря какие, Алесса. Проклятые — да, а истинным что сделается?
Из знахаркиного рта, воспользовавшись открытым выходом, удрал очередной орешек.
— То есть, как — что? Чёрным дымом изойдут — я в «Словаре» читала! А ещё вы на хвост плюнуть можете и…
Теофан истово замахал руками, скорчив при этом не по-жречески козью морду.
— Алесса, и ты туда же! Видишь ли, «Словарь» не обновлялся уже три десятка лет. Истинных по Императорскому указу скоро признают отдельной расой…
— Как?! — вскочила знахарка, да так резво, что стул шлёпнулся на пол. — Я… Мы… Мы с ними рядом жить будем? С нечистью?!
— Сядь, Алесса, и не кричи. В Храме находишься, не на Ярмарке. «Словарь»… Там всё перепутано. Метаморфы — такие же нелюди, как, скажем, эльфы или гномы. Уфф… Слухи эти, байки… Нечисть бывает разная. Нечистые — значит, не от Бога. Те же домовые, лешие, русалки — творения Природной Магии, потому и нечисть. И тот, кто пустил в душу нечистого — тоже, а истинные — полулюди-полузвери. Хотя… Они разумны и по-своему опасны. Истинный оборотень — первосортный убийца, если его умело воспитать. Всё зависит от человеческой половины, ибо душа наивна и разуму покорна, — закончил жрец цитатой из «Слова о Тварях».
В голове знахарки всё смешалось: оборотни, звери, эльфы. Она — не нечисть! Так вот почему ни святая вода, ни аура Храма вреда ей не причиняли: дело не в силе Истинной веры, а в самой Алессе-кошке!
— А вы откуда знаете?
— Дорогая моя! Я ведь в столице учился, не в деревне! Это селяне делят нечисть на вовколаков и вурдалаков, а на самом деле её гораздо больше.
Алесса вспомнила «обаратня» и захохотала. Разум словно вырвался и затанцевал в облаках. Почти пять лет носилась она по всей Неверре от стражников-людей, а стражник-нелюдь взял да и помог. Вот она, нелюдская солидарность!
— Тише, Алесса, — укоризненно повторил Теофан. — Ты мне лучше скажи, зачем о магах проговорилась, а?
Знахарку словно в прорубь головой макнули.
— Что?! Я?!
— Ну не Арвиэль же! Алесса, я понимаю, что ты… говорлива. А теперь по Северингу такие слухи гуляют! Повезло тебе, что с Береном разминулась. Он здесь так… бушевал, мда… И капитана подставила, а вы ведь… дружите?
Знахарка медленно села и залпом допила вино. Горстью набрала орешков и с энтузиазмом захрустела. Вот оно как получается… Вилль попросту прикрылся ей для проворачивания собственных делишек. Правильно, кто заподозрит в болтливости добропорядочного престижного капитана? Устроил в городе беспорядки, а её выставил сплетницей и баламуткой. Горожане ждут спасителей магов, капитан стражи, вместо того, чтобы их защищать, водит шашни с одной из первых красавиц города. Хищник, скорее всего, попробует сбежать до визита столичных колдунов-сыщиков, а Вилль наверняка расставил ловушки.
«Вот и приключение в библиотеке пришлось к случаю…» — сердито буркнула пантера.
Теофан, периодически вздыхая, искоса поглядывал на знахарку. Конечно, сорока! И шушеля кому докажешь, что не у кошки Алессы язык длиннее нормы. В «Притче о болтливой жене» женщина-подавальщица проговорилась симпатичному чужаку о том, что у мужа в подушке зашит кошель с рубинами. Ночью пришли воры и зарезали обоих. А мораль сей легенды — будь, жена, мужу своему верной тенью. Желательно, молчаливой. Алесса догадалась, почему они весь день избегали прохожих — Вилль попросту боялся, что она узнает о слухах раньше времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});