времена Альфреда Великого. Однако внезапная смерть Эдмунда Железнобокого и дипломатическая оперативность Кнута, в полной мере использовавшего представившуюся возможность для занятия английского престола, исключили эту альтернативу.
В значительной степени датское завоевание удалось благодаря неспособности англосаксонской администрации принимать адекватные меры на местах, что, в свою очередь, было обусловлено личными качествами короля и других представителей английской элиты, занимавших подчас откровенно предательские, сепаратистские, эгоистические позиции.
Результат этого завоевания был взаимовыгодным и для Англии, и для датско-норвежских владений Кнута. Кнут не случайно короновался именно в Англии и сделал ее политическим ядром новой державы, да и пребывал там большую часть времени. Англия была наиболее развитой частью последней в экономическом и культурном отношении. Английская монетная и административно-территориальная системы служили образцами для подражания в скандинавских странах; английские клирики, английские церковные традиции оказали влияние на процесс христианизации Дании и Норвегии. Вместе с тем, Англия оказалась в эпицентре оживленных торгово-экономических связей, охватывавших весь «мир викингов», что способствовало процветанию ее экономики, городов. Одним же из наиболее существенных факторов, цементировавших эту интеграцию, была «интернационалистская» внутренняя политика Кнута, оптимальная для успешного строительства империй. Сглаживание возможных этнических противоречий под эгидой сильной королевской власти и соответствующего законодательства обеспечило Империи Кнута внутреннюю стабильность, по инерции еще сохранявшуюся после его смерти, но в конце концов вновь сменившуюся потрясениями. Думается, если бы Кнут прожил дольше или имел бы достойного преемника, у англо-скандинавской державы был бы еще немалый потенциал для развития и благополучного существования.
Нормандское завоевание тоже не было чем-то фатальным и неизбежным для Англии, как утверждали историки первой половины XX в. Это мероприятие, грандиозное по замыслу, удалось, во-первых, благодаря незаурядной политической воле, военно-организаторским и дипломатическим талантам Вильгельма Завоевателя, обеспечившего себе поддержку папства и континентальной Европы, а, во-вторых, вследствие политической и этнокультурной раздробленности Англии, что также было успешно использовано Вильгельмом в своих целях.
Завоевание отнюдь не исчерпывалось победой нормандцев в битве при Гастингсе в 1066 г. и последующей коронацией Вильгельма в Вестминстере. Оно длилось несколько лет и было сопряжено с ожесточенными боевыми действиями, поэтапно охватывавшими все новые области страны, присоединяемые Вильгельмом. Активная военная поддержка, предоставляемая англосаксам — противникам Вильгельма соседними государствами (прежде всего кельтскими и скандинавскими), придавала конфликту еще более широкий масштаб.
После завоевания очередной области Англии начиналась ее франконормандская колонизация, постепенно охватившая всю страну. В результате этой колонизации, во-первых, иноземная элита, вытеснившая в ходе завоевания англосаксонскую, встала у руля управления английским государством и обществом, «впитав» в себя остатки англосаксонской знати и, вместе с тем, постепенно «растворившись» в англосаксонском этническом большинстве; новая, англо-нормандская знать, особенно ее средние и нижние слои, через два-три поколения была уже не столько нормандской, сколько английской по своему этническому самосознанию. Во-вторых, новая власть, опиравшаяся на эту элиту, продолжала решать те же задачи, что стояли и перед прежними англосаксонскими королями (централизация страны, борьба с внешними врагами, и т. д.), притом на качественно новом уровне. В недрах военизированного англо-нормандского государства, возникшего в результате завоевания и колонизации страны, вызрела новая система управления, отличавшаяся и от англосаксонских, и от нормандских прототипов. Сильная верховная власть, отсутствие феодальной анархии, служба всех феодалов королю и государству, с одной стороны, и сохранение англосаксонских традиций самоуправления, военной организации[502] — с другой; таким своеобразным путем начала развиваться Англия в результате англо-нормандского синтеза. Кроме того, политическое объединение страны способствовало этнической консолидации населения Англии в единую народность.
Вместе с тем, существовали и альтернативные варианты исторического развития, не реализовавшиеся из-за чисто случайных, субъективных факторов. Замысел Вильгельма мог не удаться в чисто военном плане. Случайный шторм мог рассеять нормандский флот в Ла-Манше, случайная стрела — убить самого герцога на поле боя; исход битвы при Гастингсе мог сложиться не в пользу нормандцев; наконец, англосаксонская оппозиция, располагавшая значительными военными силами, имела реальную возможность препятствовать установлению нормандского контроля над обширными территориями на окраинах страны — прежде всего в Нортумбрии, а при более интенсивной поддержке со стороны союзников (кельтов, викингов) — ив Восточной Англии, и на крайнем Юго-Западе. Еще Стентон считал, что после Гастингса существовала возможность раздела страны, почти как во времена вторжений датчан — на Юг (Уэссекс, часть Мерсии), быстро покоренный Вильгельмом, и Север, остававшийся в руках англосаксов. Похожую идею высказывает Рассел, считающий, что даже Юг мог сопротивляться в случае, если бы Гарольд— признанный вождь Уэссекса — не погиб при Гастингсе[503].
Так или иначе, вариант с разделом страны кажется тем более возможным, что для этого существовали серьезные, глубинные предпосылки в виде политического и этнокультурного «регионализма». Раздел страны, думается, углубил бы в дальнейшем цивилизационные различия между областями Англии; «Юг» бы феодализировался, шел по пути англо-нормандского синтеза, а «Север» (окраины в широком смысле) следовал бы путем Скандинавии, кельтских государств, Руси — в общем, периферии Европы с ее местными особенностями. Во всяком случае, как верно замечает Ф. Барлоу, «останься королевство (Англия — М.Г.) англодатским, в скандинавской орбите, оно развивалось бы в значительной степени иным путем»[504]. В случае раздела страны к этой характеристике могли бы добавиться военные конфликты между «нормандской» и «англосаксонской» частями Англии, углубления этнокультурных различий между ними.
Впрочем, это тема уже другого исследования. Отметим лишь, что историческая альтернатива нормандскому завоеванию была реальной, а не осуществилась столь же случайно, сколь случайным был успех самого завоевания на начальном этапе. Однако, после коронации Вильгельма Завоевателя в 1066 г., с переходом инициативы в руки нормандцев, шансы англосаксов на осуществление исторической альтернативы стали уменьшаться. Им нечего было противопоставить нормандцам, выигрывавшим во многих отношениях. Народ, не осознававший еще себя как единое этнокультурное целое, не был способен на массовые патриотические выступления, и борьба с нормандцами для широких масс крестьянства исчерпывалась сугубо местными конфликтами. Силы знати — основного носителя этнического сознания — были раздроблены, интересы борьбы были узко локальными, лидер масштаба Вильгельма отсутствовал. В целом, недостаточная степень этнической и политической гомогенности Англии к XI в., преобладание в менталитете англосаксов локальных ценностей над принадлежностью к единому этносу и государству определили их неспособность к эффективному сопротивлению как датским завоевателям, так и нормандским.
Между тем, нормандский герцог, придав коронацией в Вестминстере легитимный статус своему режиму, проявил себя как продолжатель объединительных традиций государственного строительства, имевших место и в старой, англосаксонской Англии. Сплоченность и решимость нормандцев, талант их руководителя, поддержка общественного мнения и церкви, наконец, разгром англосаксов по частям (порой руками их же соотечественников, переходивших на сторону нового короля), гибель, вытеснение и ассимиляция прежней элиты — все это привело к тому, что нормандцы, как и в других