— Я ошибся, Род. Ты любишь и любим, но не влюблен.
Род обратил хмурый взгляд на дорогу.
— Это почему же, Векс?
Робот издал звук, похожий на вздох.
— В чем разница между двумя этими женщинами, Род?
— Ну… — Род пожевал щеку. — Гвендайлон — человек. Я имею в виду, что она просто обыкновенная заурядная женщина, в той же степени, как я — обыкновенный мужчина.
— Но Катарина — больше?
— О, она женщина такого рода, каких я склонен возводить на пьедестал, нечто такое, чему поклоняются, а не ухаживают…
— И не любят? — дополнил Векс. — Род, которая из этих женщин лучший человек?
— Э… Гвендайлон.
— Обвинению, — сказал робот-конь, — нечего добавить.
Домен Логайров был огромной широкой равниной между горами и морем. Низкие, пологие горы стояли на северном краю и восточном, берег врезался широким полукругом в него, а на северо-западе возвышался крутой стофутовый утес.
Океан молотил по его стороне, обращенной к морю, с другой стороны стекал водопад. Длинная древняя река петляла по равнине, направляясь к морю.
Сама равнина была расшита заплатами полей с попадающимися то тут, то там скоплениями крестьянских хижин людей Логайра.
Том и Род стояли на опушке одного из горных лесов, где на вершину выходила дорога с севера.
Род медленно повернул голову, обозревая весь домен.
— А где же, — спросил он, — замок?
— Да за водопадом, мастер.
Голова Рода резко повернулась, уставясь на Тома, затем он проследовал взглядом вдоль дороги.
Она петляла по равнине до подножия водопада; там, где утесы встречались с равниной, в скале были высечены огромные ворота в комплекте с опускной решеткой, подъемным мостом через естественный ров, образованный излучиной реки. Лорды Логайры источили утес, как голландский сыр, строя себе дом.
Между бровей Рода образовался восклицательный знак, когда они сошлись.
— Это не дамба ли по обеим сторонам подъемного моста, Большой Том?
— Да, мастер, и в ней, говорят, пороховые заряды.
Род медленно кивнул.
— И земля перед опускной решеткой ворот проседает. Так что если рискнут постучаться незваные гости, ты взрываешь дамбу и твоя парадная дверь прикрыта тридцатью футами воды. Очень ловко. А потом просто сидишь и пережидаешь осаду. Водопад дает массу пресной воды, так что беспокоиться приходится только о пище.
— Говорят, в замке есть сады, — любезно снабдил его информацией Большой Том.
Род в молчаливом уважении покачал головой.
— Так, значит, ты там совершенно защищен и обеспечен запасами для десятилетней осады. Этот замок когда-нибудь бывал взят, Том?
— Никогда, мастер, — покачал головой Том и усмехнулся.
— Интересно, не был ли старикан, построивший этот замок — может, самую малость — параноиком… Надо полагать, у них найдется в этом замке комната для пары уставших путников, верно?
Большой Том поджал губы.
— Да, мастер, если они знатные. Гостеприимства Логайров широко известно. Но для таких, как я и даже вы, который не больше, чем сквайр, мастер, это гостеприимство находится в хижине.
Солнце мигнуло. Нахмурившийся Род, прищурившись, посмотрел на небо.
— Опять эта проклятая птица. Неужто она не понимает, что мы слишком крупны для завтрака?
Он снял с плеча арбалет, натянул его и вскинул.
— Нет, мастер, — поднял руку Большой Том, — ты и так уже истратил на нее четыре стрелы.
— Просто мне не нравится все то, что следует за мною по воздуху, Том. Оно не всегда то, чем кажется.
Том нахмурился при этом загадочном заявлении. Род приложил приклад к плечу.
— Кроме того, последние четыре дня я делал в нее по одному выстрелу в день, это входит в привычку.
Арбалет загудел, и стрела вылетела вверх, но птица поднялась быстрее, чем стрела — та пронеслась сквозь то место, где прежде была птица, поднялась еще на пятьдесят футов, достигла вершины своей траектории и начала падать. Птица, находившаяся пятьюдесятью футами выше, следила за ее падением.
Большой Том поднял бровь и дернул уголком рта.
— Ты никогда не попадешь в нее, мастер. Эта птица понимает назначение арбалета.
— И впрямь кажется, что понимает. — Род закинул арбалет за спину. — Что за страна с эльфами под каждым деревом и тенью следующим за тобой ястребом.
— То не ястреб, — возразил Большой Том. — То скопа.
Род покачал головой.
— Она начала следовать за нами на второй день нашего пути. Что делать здесь птице, питающейся рыбой, так далеко от моря?
— Лично я не могу сказать. Ты, мастер, можешь однако спросить у нее.
— И я в самом деле не так уж удивился бы, если бы она ответила, — задумчиво произнес Род. — Ну, я полагаю, она не причиняет нам никакого вреда, а у нас в данный момент есть проблемы поважнее. Мы приехали сюда, чтобы попасть в этот замок. Ты умеешь петь, Большой Том?
Том внимательно посмотрел на него.
— Петь, мастер?
— Да, петь, или играть на волынке, или еще что-нибудь.
Том, нахмурившись, дернул себя за нижнюю губу.
— Я могу издавать какие-то звуки на пастушьем рожке, и полумертвый обозначил бы это словом «музыка». Но что это за глупость, мастер?
— Глупость шута. — Род расстегнул седельную сумку и достал маленькую лютню. — Отныне мы — менестрели. Будем надеяться, что у обитателей утеса в настоящий момент дефицит по части музыки. — Он вынул из сумки автозаписывающий альт и отдал его Тому.
— Я надеюсь, это достаточно похоже на твой пастуший рожок, чтобы вышло что-нибудь приличное.
— Да, мастер. Очень похоже, но…
— О, не беспокойся, они нас впустят, народ в такой-то дали от столицы вынужден пребывать вне цивилизации, они жаждут новостей и новых песен, а менестрели несут и то, и другое. Ты знаешь «Эддистоун Лайт»?
— Нет, мастер.
— Очень жаль, это всегда хорошо идет в припортовом городе. Ну, неважно, я могу научить тебя ей по дороге.
Они тронулись в путь, распевая с альтерациями, неизвестными ни в каких человеческих ладах и гаммах.
Скопа закричала и круто взмыла вверх.
— Принесли новости с севера? — нетерпеливо спросил часовой. И Род, вспомнив, что менестрели были ближайшим средневековым эквивалентом репортеров, ответил утвердительно.
Теперь они с Томом стояли перед собранием из двадцати восьми вельмож, их жен и слуг всех возрастов от хорошеньких служаночек лет четырнадцати до девяностолетнего графа Валлендери — все с одинаковым нетерпением, голодным блеском в глазах, а Род без единого обрывка новостей для сообщения им.
Ну, неважно, он их выдумает по ходу дела. Он будет не первым репортером, совершившим подобный фокус.
Старый герцог Логайр закостенело сидел в центре общества, в большом дубовом кресле; он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то узнал. Он стоял, согнувшись над левым плечом Логайра, излучая взглядом ненависть к Роду. Но разоблачение Рода не принесло бы ему никакой пользы, и он это знал. Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был не в ладах с ней. Он принял бы Рода с почетом за то, что тот спас Катарине жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});