— Но она ничего не сделала. — Кестрел не могла остановить себя, хоть и знала, что говорить что-либо было глупо, ужасно глупо. — Она делала только то, за что я ей платила.
— Кестрел, — резко бросил Арин.
Распорядитель торгов обернулся к ней и снова поднял нож. Кестрел успела лишь вспомнить звук ударов молота по наковальне и подумать обо всем том оружии, которое выковал Арин. Она осознала, что, если бы он захотел сделать некоторое количество оружия на сторону, это было бы вовсе не сложно.
Распорядитель торгов приближался к ней.
Совсем не сложно.
— Нет, — сказал Арин. — Она — моя.
Торговец замер.
— Что?
Арин подошел ближе и ступил в кровь экономки. Возле торговца он остановился и принял свободную и беспечную позу.
— Она — моя. Мой приз. Плата за службу. Военная добыча. — Арин пожал плечами. — Называй ее как угодно. Можешь называть моей рабыней.
Кестрел окатило стыдом, столь же ядовитым, как та отрава, которую ее друзья, должно быть, отведали на балу.
Распорядитель торгов медленно произнес:
— Я немного беспокоюсь за тебя, Арин. Мне кажется, ты сейчас не до конца осознаешь ситуацию.
— Есть что-то плохое в том, чтобы я обращался с ней так, как она до этого со мной?
— Нет, но…
— Валорианская армия вернется. Она — дочь генерала. Она слишком ценна, чтобы потратить ее жизнь впустую.
Распорядитель торгов убрал нож, но Кестрел не могла успокоить свои мысли. Внезапно появившаяся альтернатива смерти показалась еще худшим вариантом.
— Просто не забывай, что произошло с твоими родителями, — сказал торговец Арину. — Не забывай, что валорианские солдаты сделали с твоей сестрой.
Взгляд Арина метнулся к Кестрел.
— Я помню.
— Правда? Где ты был во время нападения на поместье? Я ожидал, что найду здесь своего помощника, свою правую руку. Но вместо этого ты был на вечеринке.
— Потому что мне стало известно, что там будет раб капитана порта. Он предоставил мне ценную информацию. Нам все еще предстоит разобраться с торговыми судами, Плут. Отправь меня туда. Позволь мне сделать это для тебя.
Лицо Арина выражало очевидное желание угодить торговцу.
Плут тоже это увидел и вздохнул.
— Возьми нескольких бойцов. В порту ты найдешь еще. Захватите все корабли или сожгите их. Если хоть один из них выйдет в море, чтобы предупредить империю о том, что мы захватили город, наша революция будет очень недолгой.
— Я позабочусь об этом. Никто не покинет порт.
— Возможно, некоторые уже это сделали. Солдаты на борту не могли не услышать взрывов.
— Для них это еще одна причина дождаться, пока с берега вернутся их сослуживцы.
Плут ответил на это гримасой сдержанной надежды:
— Иди. Я тем временем закончу чистку во дворце губернатора.
Кестрел подумала о своих друзьях. Она посмотрела на кровь на полу. Она не обратила внимания на то, как Арин подошел к ней. А затем распорядитель торгов сказал:
— Ее руки.
Она подняла глаза. Взгляд Арина метнулся к ее сжатым кулакам.
— Разумеется, — сказал он торговцу, и Кестрел поняла: только что они выбрали лучший способ угрожать ей.
Она никак не отреагировала, когда Арин взял ее за руку. Она снова увидела распорядителя торгов на арене и ощутила летнюю жару. «Этот парень поет», — сказал он. Кестрел вспомнила, как мужчина надавил сапогом на кисть ее руки. Она осознала, что всему городу, должно быть, была известна ее слабость к музыке. Возможно, именно это ранило ее больше всего, подумала она, когда Арин потянул ее прочь из комнаты.
Они использовали против нее то, что она любила.
*
Она поклялась себе не говорить с Арином, но затем он сказал:
— Ты пойдешь со мной в порт.
От неожиданности она произнесла:
— Зачем? Почему бы не запереть меня в бараке? Это будет отличная тюрьма для твоей добычи.
Он продолжил вести ее через коридоры дома.
— На случай, если Плут изменит свое решение насчет тебя.
Кестрел представила, как распорядитель торгов открывает дверь камеры.
— Похоже, мертвой я не принесу тебе пользы.
— Я никогда не позволю этому произойти.
— Какая трогательная забота о жизни валорианки. Как если бы не ты позволил своему предводителю убить ту женщину. Как будто не на тебе лежит вина за смерть моих друзей.
Они остановились у дверей в покои Кестрел. Арин повернулся к ней.
— Я позволю умереть всем до последнего валорианцам в городе, если это будет значить, что не умрешь ты.
— Например, Джесс? — Ее глаза застлала внезапная пелена непролитых слез. — И Ронану?
Арин отвел взгляд. Кожа над его глазом в месте, куда она его пнула, начала темнеть.
— Я десять лет был рабом. Больше я им быть не намерен. Что ты думала сегодня в карете? Что все нормально, если я всегда буду бояться прикоснуться к тебе?
— Это не имеет никакого значения. Я не дура. Тебя продали мне, чтобы ты предал меня.
— Но я тебя не знал. Я не знал, насколько ты…
— Ты прав. Ты меня не знаешь. Ты чужой.
Он оперся рукой о дверь.
— А что с валорианскими детьми? — требовательно спросила Кестрел. — Как вы поступили с ними? Их тоже отравили?
— Нет, Кестрел, разумеется, нет. О них будут заботиться. Они будут жить в достатке. С нянями. Таков был план. Ты думаешь, мы — чудовища?
— Думаю, да.
Пальцы Арина сжались на двери, и он распахнул ее.
Он провел Кестрел в гардеробную, открыл шкаф и стал перебирать одежду. Затем он достал черную тунику, лосины и жакет и протянул их Кестрел.
Девушка холодно произнесла:
— Это церемониальное одеяние для боя. Ты ожидаешь, что в порту мне придется сражаться на дуэли?
— Ты слишком заметная. — В его голосе прозвучало что-то странное. — В темноте. Ты… выглядишь как открытое пламя. — Он нашел еще одну черную тунику и разорвал ее. — Вот. Завяжи свои волосы.
Кестрел стояла неподвижно, сжимая в руках ткань. Она вспомнила, когда в последний раз надевала этот костюм.
— Одевайся, — сказал Арин.
— Выйди.
Он покачал головой:
— Я не буду смотреть.
— Правильно. Не будешь, потому что сейчас ты выйдешь.
— Я не могу оставить тебя одну.
— Не глупи. Что я могу сделать, в одиночку отвоевать город обратно, не выходя из своей гардеробной?
Арин провел рукой по волосам.
— Ты можешь убить себя.
Кестрел горько ответила:
— Я думала, по тому, как я позволила тебе и твоему другу распоряжаться мной, было понятно, что я хочу остаться в живых.
— Ты могла передумать.