Читать интересную книгу Брачный сезон - Pelham Wodehouse

– Возможно, правда ваша, сэр, – проговорил он.

– Ну конечно! – дружески воскликнул Эсмонд. – Я так и знал, что вы сами поймете, если вам толком объяснить. Мы ведь не хотим, чтобы за нами значился необоснованный арест, верно?

– Верно, сэр.

– Еще бы! Я лично судебных ошибок терпеть не могу. Китекэт, вы освобождаетесь из-под ареста с незапятнанной репутацией.

Китекэт сказал: «Ну, и прекрасно», – а Эсмонд сказал, что рад доставить ему удовольствие.

– Я думаю, вам с Гертрудой много времени на сборы не нужно?

– Нет. Мы бы отправились прямо сейчас.

– По-моему, это правильно.

– Если Гертруде понадобится переодеться, – предложила Таратора, – она может воспользоваться вещами в моей квартире.

– Отлично, – заключил Эсмонд. – В таком случае кратчайший путь к гаражу – сюда.

Он махнул рукой в сторону распахнутой двери на террасу – стояла изумительная ночь, двери до сих пор не запирали, – на прощанье хлопнул Китекэта по спине и пожал руку Гертруде, и влюбленные затерялись в ночи.

Полицейский Доббс, видя, как они удаляются, испустил еще один вздох, и Эсмонд его тоже хлопнул по спине.

– Я понимаю ваши чувства, Доббси, – сказал он. – Но подумайте еще, и я уверен, вы будете рады, что весенней порою не возвели преград на пути двух любящих сердец к счастью. На вашем месте я бы сейчас отчалил на кухню перекинуться парой слов с Куини. Вам ведь с ней, наверно, о многом надо переговорить.

Лицо полицейского Доббса было не из тех, которые способны выражать чувства. Оно казалось вытесанным из очень твердой древесины рукою скульптора, обучавшегося искусствам на заочных курсах и не пошедшего дальше третьего урока. Но сейчас в ответ на слова Эсмонда оно просияло.

– Ваша правда, сэр, – ответил он и с видом полицейского, который находит, что жизнь хоть местами и тускловата, однако же имеет и свои утешения, пожелав присутствующим всего наилучшего, удалился в означенном направлении.

– Ну, вот и все дела, – сказал Эсмонд.

– И все дела, – подтвердила Таратора. – Милый, по-моему, твои тети хотят тебе что-то сказать.

Действительно, за прочими событиями я не успел упомянуть, что по ходу всей последней сцены тети довольно громко гомонили. Пожалуй, даже не будет преувеличением сказать, что они вопили как резаные. И производимый ими шум, по-видимому, достиг верхних покоев, так как дверь гостиной внезапно отворилась и всеобщим взорам явилась леди Дафна Винкворт, в розовом шлафроке и со страдальческим видом дамы, которая перед выходом глотала аспирин и смачивала виски одеколоном.

– Ну, знаете ли, – произнесла она убийственным тоном, за что ее, по честности, и винить-то нельзя: человек ушел к себе с головной болью и лег, а через полчаса вынужден спуститься обратно на крики и нарушения домашнего спокойствия. – Может быть, кто-нибудь окажется настолько любезен, чтобы объяснить мне, по какому поводу здесь кричат?

Четыре тети оказались любезны одновременно. Они залопотали хором, из-за чего их было бы трудно понять, когда бы не полное тождество их сообщений. Гертруда, объявили они, только что уехала с братом мисс Перебрайт, и они намерены пожениться, а Эсмонд не только одобрил их намерение, но и самолично предложил молодоженам свой автомобиль!

– Это они! – воскликнули тети, когда, подтверждая их слова, в тишине ночи послышался вой набирающего скорость автомобиля вперемежку с бодрым наигрышем клаксона.

Леди Дафна заморгала, точно ее шлепнули мокрым полотенцем по физиономии, и, дыша гневом, обратилась к молодому сквайру. Вообще-то ей можно посочувствовать: разве приятно матери, когда ее единственная дочь выходит замуж за того, в ком она, мать, всегда видела лишь пятно на роде человеческом?

– Эсмонд! Это что, правда?!

Если бы это она ко мне адресовалась таким образом, я бы, наверно, вскарабкался по стенке и спрятался от нее на люстре, но Эсмонд Хаддок не дрогнул.Он проявил полное бесстрашие. Совсем как тот тип в военной форме на афише цирка – знаете, который стоит один, презирая смерть а на него кровожадно скалятся хищные цари зверей числом с целую дюжину.

– Совершенная правда, – ответил он. – И пожалуйста, больше никаких обсуждений и пререканий по этому поводу. Я поступил, как счел правильным, и вопрос исчерпан. Молчите, тетя Дафна. Тоном ниже, тетя Эммелина. Тихо, тетя Шарлотта. Воздержитесь, тетя Гарриет. Тетя Мертл, возьмите носок и употребите его как кляп. Расшумелись, ей-богу, никто не поверит, что я тут хозяин дома и глава семьи и что мое слово – закон. Вам, может быть, неизвестно, а вот в Турции за такое нарушение субординации, всякие там попытки приказывать хозяину дома и главе семьи, вас давно бы уже задушили тетивой и вышвырнули в воды Босфора. Тетя Дафна, я вас предупредил. Еще раз вякнете, тетя Мертл, и я лишу вас карманных денег. Так, – сказал Эсмонд Хаддок, добившись наконец тишины. – Теперь вот что. Я поддержал матримониальные намерения Гертруды потому, что тот, кого она полюбила, – прекрасный человек. Мне это известно непосредственно от его сестры Коры Тараторы, которая отзывается о нем самым наилучшим образом. Да, и кстати сказать, пока я не забыл, его сестра Таратора и я, мы тоже собираемся пожениться. Правильно я говорю?

– До мельчайших подробностей, – подтвердила Таратора, глядя на него сияющими глазами. Казалось, ей бы сейчас столик и фотографию в рамочке – и она бы запела знаменитый романс «Мой герой».

– Ну, будет, успокоились, – миролюбиво произнес Эсмонд, когда замерли вопли присутствующих. – Нет никаких причин расстраиваться. Вашу жизнь, мои старушки, это нисколько не затронет. Вы как жили здесь, так и будете жить, если, по-вашему, это можно назвать жизнью. Единственно только, в вашем распоряжении станет одним Хаддоком меньше. Я намерен сопровождать мою жену в Голливуд. Ну а когда она отработает там свой контракт, мы поставим себе избушку где-нибудь в деревенской местности и будем растить свиней, коров и так далее. Кажется, я все предусмотрел?

Таратора ответила, что да, все.

– Отлично, – сказал Эсмонд. – В таком случае как насчет небольшой прогулки ночью при луне?

И он повел Тараторку через распахнутую дверь в сад, обнимая ее и целуя по ходу движения, а я бочком, бочком вышел в холл и поднялся по лестнице к себе в комнату. Можно было, конечно, при желании еще остаться поболтать с тетями, но мне почему-то не хотелось.

Глава 27

Первое, что я сделал, очутившись в уединении, это взял карандаш с бумагой и подвел общий баланс, а именно:

Разлученные сердца:

1. Эсмонд

2. Таратора

3. Гасси

4. Мадлен

5. Полицейский Доббс

6. Куини

7. Китекэт

8. Гертруда

Воссоединенные сердца:

1. Эсмонд

2. Таратора

3. Гасси

4. Мадлен

5. Полицейский Доббс

6. Куини

7. Китекэт

8. Гертруда

Все сошлось одно к одному, без сучка и задоринки. Никаких повисших концов, никаких остатков. Скупо, по-мужски вздохнув, – ибо ничто так не трогает душу порядочного мужчины, как соединение разлученных любящих сердец, особенно весенней порой, – я отложил письменные принадлежности и уже было улегся в постель, как вдруг, мерцая и вея, явился Дживс.

– А-а, Дживс, привет, привет, – сердечно встретил я его. – Я как раз подумал, не заглянете ли вы. Знаменательная ночь, а?

– Чрезвычайно, сэр.

Я показал ему подведенный баланс.

– Как по-вашему, тут все точно?

– Все, сэр.

– Приятно сознавать, а?

– В высшей степени, сэр.

– И это все опять благодаря вашим неутомимым стараниям.

– Спасибо на добром слове, сэр.

– Ну что вы, Дживс. Заносим на доску ваш очередной триумф. Признаюсь, была минута, когда вы засвидетельствовали алиби Гасси, я уж было усомнился, правильно ли вы поступаете, мне показалось, будто вы подставляете Китекэта. Но потом, по здравом размышлении, я понял, в чем ваш замысел. Вы решили, что, если Китекэту будет угрожать тюремное заключение, Гертруда Винкворт забудет обиды и сплотится вокруг него, ее нежное сердце растает от его страданий. Я прав?

– Совершенно, сэр. Поэт Вальтер Скотт…

– Отложите на минуту поэта Вальтера Скотта, иначе я потеряю нить рассуждений.

– Хорошо, сэр.

– Но я догадался, на что вы хотели сослаться: «О женщина, когда нам хорошо…» Угадал?

– Именно так, сэр. «Изменчива, капризна, прихотлива. Но чуть…»

– «Но чуть беда обрушится на нас – на помощь ангелом стремится к нам тотчас». И так далее. На Вальтере Скотте меня не подловите. Эту вещь я тоже декламировал в юности. Сначала «Атаку легкой кавалерии» или «Бена Воина», а потом под гром оваций на бис – из Вальтера Скотта. Да, о чем же я говорил?.. Ну вот, теперь я не могу вспомнить, о чем говорил. Я вас предупреждал, чем кончится, если вы повернете разговор на поэта Вальтера Скотта.