В марте 1926 года, когда Красина не было в Париже, его секретарь Волин подвергся подобному «ограблению». Были похищены изобличающие его материалы, что имело для Красина самые неприятные последствия. Вскоре пошли слухи, что Красина пытаются устранить с помощью медленно действующего яда. Ни один из московских чиновников не мог отрицать тот факт, что здоровье Красина значительно ухудшилось. Вспомнили откровенное высказывание Сталина, заявившего, что он против кровопролития, так как если оно начнется, то очень скоро все сведется к принципу «сегодня ты, а завтра я!».
Но в том выступлении речь шла о кровопролитии, а не о более скрытых методах устранения неугодных. Поэтому в Москве друзья не доверяли друг другу, и, даже находясь за границей, люди боялись за свою жизнь. Все это создавало невыносимую атмосферу. Казалось, что даже самоубийство секретаря Зиновьева окружала какая-то тайна. Вмешательство агентов ОГПУ в повседневную деятельность торговых представительств достигло такого уровня, что многие специалисты в области внешней торговли были устранены.
Представитель народного комиссара внешней торговли товарищ Фрумкин в сентябре 1926 года прибыл в Берлин, чтобы успокоить специалистов и восстановить порядок. Но, несмотря на это, Бегге жаловался, что вездесущие шпионы сообщают иностранной прессе о каждом его шаге, и с сожалением констатировал, что не в его власти запереть всех служащих в здании торгпредства.
«На борту» значит «за бортом»
Исчезновение ряда шифровок из советскою посольства в Шанхае взбудоражило всех чекистов. Несколько русских обществ подверглось нападению, в частных домах были произведены обыски. В одном из них обнаружили письмо, якобы написанное секретарем консульства и руководителем отдела большевистской пропаганды на Дальнем Востоке товарищем Чистяковым. Содержание письма давало основания подозревать его автора в связях с белогвардейцами.
Чистяков был наполовину кореец, закончил Дальневосточный институт восточных языков и какое-то время преподавал в частной коммерческой школе во Владивостоке. Чистякову было отдано распоряжение доставить секретный пакет на пароход «Индигирка». Обычный чекистский прием в данном случае сработал безотказно. Никто не знал предполагаемое время отплытия судна. Часть экипажа была в увольнении на берегу. Матросы продавали привезенный с этой целью мех или устраивали попойки, потому что, как поговаривали, хотя на следующий день увольнений на берег и не будет, возможна задержка с отбытием.
Когда появился Чистяков, ему было велено немедленно отправляться во Владивосток. Однако он отказался на том основании, что ему необходимо уведомить об отъезде свою семью и он не может так быстро решить этот вопрос. С ним не стали спорить. Однако пригласили в каюту капитана, чтобы передать ему документы для консульства. Не успел он войти в каюту, как в руках у него оказалась радиограмма с приказом о его немедленном аресте и доставке во Владивосток.
Госпожа Чистякова, не имея никаких сведений о пропавшем муже, обратилась в консульство. Чекисты посоветовали ей сесть на пароход «Олег». Обеспокоенная женщина забрала детей и, ничего не подозревая, последовала этому совету. Ни родственники, ни знакомые больше их никогда не видели.
Чистяков, а с ним еще трое русских и один китаец, которых тоже обманом заманили на корабль, были выброшены за борт. Это случилось в конце февраля 1925 года.
Убийство в посольстве в Берлине
Некий Карпов-Якшин, специальный представитель иностранного отдела ОГПУ, 24 августа 1924 года бежавший из советского посольства в Берлине с фальшивым паспортом на имя Михаила Сумарокова, пришел в Информационное агентство Гарольда Зиверта и сделал следующее заявление:
— Восемнадцатого августа тысяча девятьсот двадцать четвертого года неизвестный мне гражданин Германии (очевидно, член Германской коммунистической партии) был вызван в советское посольство в Берлине (в помещение того крыла, где располагается разведотдел) и подвергнут допросу, который длился всю ночь. Он был задержан, и больше его никто не видел. Комната, где он находился, была закрыта на ключ.
Сумароков, который в то время был сотрудником посольства, получил подробную информацию о том, что немец был убит в этой комнате, и лично видел большую корзину, которую вынесли из комнаты и перетащили в подвал на следующую ночь, 19 августа. Обычно из комнаты, где произошло убийство, корзины не выносили, так как она использовалась в основном в качестве хранилища оружия и документов. Суд над немцем организовали красный дипломат Лобанов, имевший поддельный паспорт на имя Бустрема, глава берлинского отделения ИНО и ГПУ, и представитель Коминтерна, работавший в советском посольстве в Берлине под фамилией Миров. Как только разбирательство закончилось, в комнату вошли Бантек (кассир разведотдела и сотрудник посольства) и товарищ Семен, уполномоченный ОГПУ, фамилия которого неизвестна. Очевидно, именно эти двое и убили немца.
Отмычкой и хлороформом
В ИНО есть группа, специализирующаяся на кражах и ограблениях в иностранных посольствах. Она имеет в своем распоряжении необходимые инструменты и приспособления, лекарственные препараты и т. д. и работает очень чисто. Обычно из дипломатической почты стараются незаметно изъять лишь важные документы, и только в случае неудачи похищается вся почта, к поискам которой подключается уголовный розыск и которая затем торжественно возвращается владельцу.
Однажды в отдел ГПУ в Харькове пришел из Москвы приказ ограбить польского посла на Украине, который вместе со своим секретарем отправлялся из Харькова в Москву. В каждом купе, занятом советскими чиновниками и иностранными дипломатами, находилось по чекисту; нападение на поезд, в котором ехал польский посол, предполагалось совершить между станциями Шепетовка и Славута. В последний момент советские чиновники получили указание отдать «грабителям» некоторые вещи, которые затем им будут официально возвращены комиссаром по иностранным делам.
Переодетые бандитами чекисты остановили состав, ворвались в купе, где спали посол и еще трое поляков, и выволокли из него буквально все, чтобы скрыть; что истинной целью была дипломатическая почта.
Забрав добычу, «бандиты» разрешили машинисту поезда трогаться, а сами на двух автомобилях, принадлежавших местному ГПУ, помчались в Харьков. Все было сделано легко и просто, а главное для поляков — убедительно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});