Корр. В чем же конкретно эти, как вы называете, “заскоки” проявлялись?
– Он, к примеру, гонял по Токио на мотоцикле. Да там в 30-х движение было такое, как у нас сегодня в Москве. Можете себе представить, чтобы серьезнейший резидент с мощнейшей сетью – и на мотоцикле! Происходит авария, Зорге – без сознания, с ним – секретные материалы. Да он тогда чуть не попал в полицию с этими документами! Мы, естественно, мотоцикл строжайше запретили. Или передает в Москву по радио вот такие длиннющие телеграммы. Они скорее характера журналистского, а не разведывательного. Конечно, интереснейшие – в газету, лучше даже по размеру в журнал для публикации. Но мы же имели здесь все японские газеты, здесь у нас японисты сидели, их анализировали и все прекрасно понимали. Опасно был столько передавать: Зорге же знал, что в Токио есть радары, которые стараются уловить все переговоры. К счастью, здесь пронесло…»
Еще в Китае Рихард полюбил гонять на мотоцикле, причем с недозволенной скоростью и далеко не всегда в трезвом виде, и авария, о которой говорит Гудзь, была для него не первой. Но прежние были не слишком серьезными, а в этот раз разбился он сильно. Отправляясь на встречу с Одзаки, Рихард наехал на камень у обочины, имея при себе секретные документы. Попав в больницу, он первым делом вызвал Макса Клаузена – тут уже было не до конспирации, – передал ему бумаги и лишь затем позволил себе потерять сознание.
«У меня был очень болезненный несчастный случай, – писал он Кате в Москву, – несколько месяцев я лежал в больнице. Правда, теперь уже все в порядке, и снова работаю по-прежнему. Во всяком случае, красивее я не стал. Прибавилось несколько шрамов и значительно уменьшилось количество зубов. На смену придут вставные зубы. Все это результат падения с мотоцикла. Так что, когда я вернусь домой, то большой красоты ты не получишь. Я сейчас скорее похож на ободранного рыцаря-разбойника… Хорошо, что я вновь могу над этим шутить, несколько месяцев тому назад я не мог этого: я должен был жутко много перенести. И при всем этом работать…»
Работа группы в самом разгаре
Итак, можно было сказать, что разведгруппа состоялась. Зорге и другие «белые» ее члены добывали информацию из дипломатических и журналистских кругов. Рихард персонально очень хорошо «выдаивал» немецкое посольство.
Отношения с Оттом развивались наилучшим образом. Вскоре немецкий атташе уже обсуждал со своим другом и советчиком рапорты, которые отправлял в Берлин, а иной раз Рихард даже помогал Отту шифровать донесения, получив тем самым доступ к коду посольства. Естественно, информация для этих рапортов подбиралась и советы давались в определенном ключе, так что Зорге был не только разведчиком, поставлявшим информацию, но еще и «агентом влияния»[24]. Отт, в свою очередь, знакомит своего помощника с директивами и указаниями, которые получает, ну и, само собой, с документами, поступающими в посольство.
Летом 1936 года, уезжая в отпуск в Германию, Отт предложил Зорге включить его в штат посольства в качестве вольнонаемного сотрудника, своего помощника «по линии промышленно-экономического изучения страны». Казалось бы, чего еще хотеть? Однако Рихард отказался. Штатная работа в посольстве требовала согласования в Берлине, там начнутся проверки, и кто знает, что еще выплывет из архивов полиции и секретных служб? Лучше уж быть просто «другом господина полковника» – впрочем, уже не полковника, а генерал-майора. Из Берлина Отт привез новые погоны – военные атташе получали это звание лишь в исключительных случаях, и не последнюю роль в этом повышении сыграли подробные и толковые рапорты, которые военный атташе посылал из Токио. А свободолюбивый журналист, превыше всего ценящий свою независимость, так и остался в числе его лучших друзей.
В начале апреля 1938 года – новое повышение. Генерал-майор Отт становится чрезвычайным и полномочным послом Германии. Не зная, что и думать по этому поводу, настолько все это было неожиданно и непредсказуемо, он предположил: «Мое назначение было задумано как прецедент, позволяющий сделать то же самое с Осимой». И действительно, генерал-майор Хироси Осима, старый друг Эйгена Отта, в середине 1938 года также был назначен послом.
Вместе со статусом Отта повышался и статус Рихарда Зорге. Бывший начальник отдела министерства Хельмут Вольтат писал:
«Посол относился к Зорге как к пресс-атташе посольства. Он регулярно обменивался с господином Зорге самой секретной информацией… Как посол, он с самого начала войны доверил господину Зорге ведение военного дневника посольства».
Дошло до того, что посольство оплачивало некоторые поездки Рихарда по Японии и даже на континент.
А вскоре Зорге дошел до такой… иначе, как наглостью, это не назвать. Естественно, получая для работы на дому документы, он их фотографировал. Но теперь он стал переснимать бумаги прямо в здании посольства. Время от времени он проделывал это уже в 1935 году.
В октябре 1936 года Борович, курировавший работу группы из Шанхая, сообщает в Центр: «Отт, получив какие-либо интересные материалы или собираясь писать, приглашает “Рамзая” и знакомит его с материалами. Менее важные передает “Рамзаю” на дом для ознакомления, более важные, секретные “Рамзай” читает у него в кабинете. Бывает, что Отт, дав материал, уходит из кабинета по делам или с очередным докладом к послу. “Рамзай” выявил расписание этих докладов (продолжающихся 20–40 минут) и, пользуясь этим, приходит к Отту минут за 15 до доклада, с тем чтобы задержаться с материалами на время его отсутствия. За это время он имеет возможность сфотографировать материалы».
Но в массовом порядке Зорге начал переснимать документы в 1936–1938 годах. Иной раз он присылал с одной почтой по несколько сот кадров. Это было все что угодно: экономические и политические обзоры, доклады германских консульств и посольства в Китае, доклады Отта и Дирксена в Берлин и пр…
«Хорошая жизнь» продолжалась до 1939 года. Но постепенно штаты посольства разрослись, в том же доме теперь присутствовало гораздо больше народу, ужесточился и контроль за получением и использованием документов. В июне 1939 года Зорге пишет в Центр:
«При современных условиях переполненности помещений посольства и усиленной охраны возможность взять что-либо с собой из помещений аппарата посольства или ВАТа[25] почти совершенно исключается. В теперешней обстановке даже лучший мой друг не решился бы выдать из аппарата посольства даже простого клочка бумаги. Есть опасение, что вся новая техника, которую я здесь развернул, а именно обработка материала на месте, стоит под угрозой в связи с чрезвычайным недостатком места».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});