— И что, — Ани стало не по себе, — никто туда не ходит?
— Никто, — подтвердила смуглянка, сердито машущая рукой пацанам, — запрет.
Ладно, подумаем об этом, когда дойдем до деревни.
Солнце уже стояло высоко и немилосердно жарило, когда караван снова тронулся в путь. Ангелина таки-задремала, крепко держась за горб, но сон был беспокойный, спина и голова горели даже через слои ткани, по коже струился пот, а губы пересохли и потрескались. Воду она берегла, просто смачивала губы, делала один глоток, и прятала бурдюк под одежду, чтобы не так грелся. Хотя вода все равно была почти горячей. Чертова пустыня, чертова жара и чертов Владыка, который принес ее в эту мертвую страну. Интересно, почему ее еще не догнали? Слава Богам, что ее не догнали.
Рудлог был все ближе, и сон сплетался с ее тоской по родным и воспоминаниями, являя причудливые, сменяющие друг друга теплые и устрашающие образы — мама, обнимающая маленькую Ани и шепчущая «мамина любовь», запах ее тела, слезы после известия о смерти, сестры, встречающие ее у домика в Орешнике, прохладная ванная, в которой она будет лежать вечность.
Пугающая криком, проваливающаяся под землю Алина, высокий черный воин в доспехах и с кривым мечом, Полина в подземелье, скорчившаяся на какой-то кровати, Марина с розовыми волосами, растворяющаяся в воздухе, барон Байдек с безумными желтыми, звериными глазами, Василина, кричащая ей «Убирайся, мне не нужна твоя помощь!», маленькая Каролина, бредущая, как механическая кукла, среди трупов, покрывающих улицы столицы. И снова мама «вставай, детка, вставай, сегодня у тебя представление Богам».
Она проснулась от своего крика, задыхаясь от жары и ужаса, и не сразу поняла, что кричит не она одна. Люди орали от страха, ревели сбивающиеся в кучу верблюды, а вокруг них, метрах в трехстах, смыкаясь, клубился желтый песок, в котором слышался живой рев и виднелись оскаленные, огромные пасти.
Ее верблюд дернулся в сторону, принцесса мотнулась и упала на землю, удар ее оглушил, ослепил, и она поползла куда-то, слыша уже не крики — вой обреченности, и боясь того, что ее сейчас затопчут, раздавят.
— Что это? — крикнула она плачущей женщине, поделившейся с ней покрывалом, та баюкала младенца и молилась «Спаси нас, Великая Богиня! Спаси, Богиня! Спаси!»
— Песчаники! Людоеды! — ответила та, прижимая к себе сыновей. Вокруг носились обезумевшие верблюды, люди сгрудились толпой и больше уже не кричали — плакали от жути, тоже молились, глядя на наступающих, ревущих песчаных чудовищ, каждое из которых в десяток раз превосходило человека по росту. Они все состояли словно из крутящегося песка, но можно было различить и огромные туловища, и головы, похожие на сплюснутые тыквы, и горящие оранжевые глаза, и мощные руки. Вот один из них схватил пробегающего мимо верблюда, оторвал пастью сразу половину, а вторую, раскрутив, бросил в толпу людей. Судорожно дергающиеся останки, с разлетающимися сизыми кишками, брызгающие алой кровью, приземлились недалеко от нее, и ее затошнило, горло сжало от страха.
Неужели это все?
Вокруг похолодало, вдруг пошел снег, и люди изумленно замолчали, глядя на мечущиеся метелью хлопья. В чистом небе заворачивались тяжелые тучи, снег сменился дождем, песчаники, словно что-то почувствовав, ускорились, протягивая вперед столбы желтого дыма. А у принцессы голова вдруг стала пустой и звонкой, руки закололо, а память услужливо подсунула картинку — Зал Телепорта, надвигающийся Темный и мама, ставящая щит. Она раскинула руки, чувствуя, как льется изнутри сила, сделала ими полукруг — и вдруг рев стих, а людей накрыло прозрачным, переливающимся куполом, о который и ударилось первое приблизившееся чудовище.
Ангелина стояла и держала защиту, и плакала от испуга, в низу живота пульсировал огонь, по телу бежали электрические разряды, а люди отползали от нее, смотря с благоговением и не переставая молиться. Песчаники бесшумно и упорно бились об купол, и это было невыносимо жутко. Она чувствовала каждый удар всем телом и не знала, сколько выдержит. Где этот проклятый дракон? Почему он не бросился в погоню?
«Женщина должна уметь просить о помощи», — вспомнила она рокочущий голос и рассмеялась, почти безумно, не видя, с каким страхом и надеждой смотрят на нее кочевники. Руки дрожали, тело болью отзывалось на каждый удар одуревших от близкой, но ставшей вдруг недоступной добычи чудовищ. Ангелина подняла голову к небу, глядя на черные крутящиеся тучи, покрывающие купол сверху снегом, и отчаянно закричала, не надеясь, что ее услышат.
— Нории!
В сотнях километрах западнее Владыка и Мастер Клинков заканчивали зачищать вскрывшееся на границах кубло песчаных людоедов. Их было много, и они были голодны и злы. Четери метался среди них, как вихрь и рычал, и смеялся, и кромсал клинками, впав в свое боевое безумие, а Нории держал для него щиты, защищая от песка и мощных ударов песочных монстров. И уже клубилась пыль, и оставшиеся людоеды старались скрыться от смерти в песке, но их настигал красноволосый воин, и сражение подходило к концу, когда он услышал Зов и не поверил своим ушам. Потому что звала женщина, и женщина не была Владыкой. И звала оглушающе, отчаянно, так, что он, метнувшись, сразу же перекинулся и полетел туда, откуда раздавался крик.
«Ты тоже слышал его?»
Второй дракон взмыл за ним в воздух, оставив несколько противников, вкручивавшихся вихрями в спасительный песок.
«Да. Но ты не успеешь»
«Я успею. Закончи здесь»
Сил на очистку земли от мерзких тварей было потрачено много, но он сконцентрировался, вытянулся стрелой, и полетел сверкающей молнией, ускоряясь магией и своей силой.
Ангелина держалась, но купол уменьшался, истончался, и ей казалось, что она держит не щит — гору. Ноги по щиколотки ушли в песок, в глазах плясали красные пятна, а голова гудела, но нужно было стоять, нельзя было терять сознание, ведь вокруг — дети, большие и маленькие, еще пьющие молоко матерей, и молящиеся за нее люди, и их надежда и вера. И она стояла, упорно, упрямо, и кричала «Убирайтесь» в раззявленные, размазывающиеся по куполу пасти.
И даже не заметила сначала, как огромная белая тень спикировала вдоль купола, отшвыривая бьющихся об него людоедов, как обернулась огромным обнаженным мужчиной, из рук которого вырастали сверкающие хлысты. Повернула голову, увидела красные волосы и святящегося перламутром гиганта, и тут ноги ослабли, она чуть не упала, но продолжила держать щит. И тихонько молилась, теперь уже за него. А люди просто молчали, потому что это уже было слишком.
Нории не был воином, он был мастером защиты. Но сейчас он готов был рвать чудовищ голыми руками, хоть свистящие хлысты справлялись лучше. Он сек их безжалостно, с рычанием и проклятиями, но их было слишком много, а он отдал много сил. Ему засыпали песком глаза, его обжигали ударами лап, кидались на него, как псы, стараясь перехватить пастями хлысты, рассыпались прахом, и снова кидались, уже другие, стараясь смять неожиданного противника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});