Читать интересную книгу Обнаженные мужчины - Аманда Филипаччи

Теперь, когда ко мне обращено ее лицо, я не знаю, что говорить, поэтому просто целую ее. Она не отталкивает меня. Я сжимаю ее в объятиях и целую, и мы не произносим ни слова. Кажется, и ни о чем не думаем. По какой-то странной причине появляется ощущение, что все идет очень правильно и как должно, как будто это решит все наши проблемы и унесет нашу печаль. Но потом я понимаю, что это неправда, не может быть правдой. Боль не уходит вот так.

А может быть, и уходит. На следующее утро леди Генриетта улыбается мне впервые за долгое время. Она говорит:

– Теперь мы можем вернуться домой. Ты не имеешь ничего против, если мы выедем завтра?

– Ты не думаешь, что тебе бы следовало остаться здесь еще ненадолго, чтобы пережить этот тяжелый период?

– Со мной все в порядке. Я чувствую себя гораздо лучше и спокойнее, как будто что-то разрешилось, и теперь все так, как надо.

Она прикрывает крышкой коробку со спутанными волосами и продолжает:

– То, что случилось между нами прошлой ночью, вызвало у меня такое чувство, словно я соприкоснулась с Сарой. Это приблизило меня к ней. Я думаю, это было правильно.

Спустя минуту она добавляет:

– Ты не предавал свою любимую девушку. Ты не был ей неверен.

Глава 11

Я решаю не звонить Лоре перед приездом в Нью-Йорк, потому что хочу неожиданно открыть дверь нашей квартиры и застать ее врасплох. Возможно, это не очень-то хорошо, но с тех пор, как две ночи тому назад я изменил ей с Генриеттой, меня обуревают сомнения в ее верности и любви ко мне. Я даже начал сомневаться в великих достоинствах ее личности. Такая ли она чудесная на самом деле, как мне кажется? Не может ли она скрывать что-то ужасное – например, дурную черту характера, другого мужчину в своей постели или презрение ко мне? И тем не менее какая-то часть меня предвкушает, как я увижусь с ней и она будет меня утешать. Но я не могу избавиться от этого гнетущего страха, что, возможно, меня ожидает разочарование, и поэтому не звоню ей.

Я поднимаюсь в лифте на наш этаж. Сердце у меня сильно бьется, я тяжело дышу. Я пытаюсь вообразить, чем она будет заниматься, когда я войду в квартиру. Самое худшее, что я могу придумать, – это что я застану ее в постели с мужчиной. А самое лучшее – что она будет сидеть у рояля, сочиняя для меня пьесу, а Мину будет лежать на крышке инструмента, восхищенно слушая.

Но, возможно, она занимается чем-нибудь самым обычным – например, делает что-нибудь по дому или пьет апельсиновый сок на кухне.

Когда я подхожу к двери, то вместо того, чтобы позвонить или постучать, тихонько открываю ее своими ключами. Поскольку какая-то часть меня исполнена подозрений, что Лора слишком хороша, чтобы это было правдой, и предает меня за моей спиной, а, возможно, даже ненавидит, то передо мной вдруг возникает ведение: она сидит у рояля и, держа в руках маленькую куклу вуду, изображающую меня, втыкает в нее булавки и сжигает ее волосы. А потом, когда я войду, она быстро спрячет куклу в рояле, даже не беспокоясь о том, что пепел от сгоревших волос попадет на маленькие фетровые молоточки музыкального инструмента и испортит их.

Я открываю дверь и смотрю прямо на рояль. Мое сердце слегка замирает, когда я вижу, что Лора не сидит там, сочиняя для меня пьесу. Я уже собираюсь направиться в спальню, поскольку предположение, что она может оказаться в постели с мужчиной, не кажется мне таким уж нереальным. Но вдруг я замечаю какое-то движение в углу гостиной. Это она. Лора сидит на табурете от рояля, но не возле рояля. Она рядом со шкафами для картотек – теми самыми, которые подарила мне, когда я сюда переехал, чтобы я чувствовал себя как дома. Я никогда не притрагивался к ним и не знал, что она их заполнила. Но. очевидно, она это сделала, потому что один из ящиков выдвинут и ее тонкие пальцы перебирают пластиковые папки. И вдруг я чувствую ревность к этим ужасным серым шкафам, которые преследовали меня всю жизнь в разных перевоплощениях и теперь крадут мою любимою девушку или, по крайней мере, безмятежно принимают ее ласки. Я всегда находил их зловещими, несущими угрозу, подлыми, порочными, гнусными, бюрократичными, и их холодные металлические тела таились в тени гостиной, как грешные мысли. Мину, которая лежит на верхушке одного из этих шкафов, наблюдает, как я приближаюсь, но Лора еще не заметила моего присутствия.

– Привет, Лора, – говорю я.

Она оборачивается и, очень обрадовавшись, восклицает:

– Джереми! – Потом вскакивает и заключает меня в объятия. – Я скучала по тебе, – говорит она.

На ней мой плащ и сапоги. Я слегка приоткрываю плащ, поскольку, увидев кусочек груди, заинтересовался, совсем ли она голая под плащом. Нет, на ней мои шорты.

Она улыбается и поясняет:

– Сначала я надела только твое нижнее белье, но потом замерзла и надела твой плащ.

– И сапоги? – спрашиваю я.

– Да.

Она удивительно красива, даже без косметики. В ухе – брильянтовая сережка, которую я ей подарил – нашел ее как-то вечером на улице. Лора всегда ее носит.

– Что ты делаешь с этими шкафами для картотек? – интересуюсь я.

– Я иногда их открываю, когда тебя нет дома. Тогда у меня создается ощущение, как будто я прихожу в соприкосновение с твоей душой, твоим разумом, твоей сущностью.

Я тронут и в то же время оскорблен. Вряд ли столь уж лестно для меня, что я напоминаю ей о шкафе для картотек – вернее, шкаф напоминает ей обо мне.

Я заметил, но как-то не сосредоточился на том факте, что на полу, рядом со шкафами для картотек, лежит матрас. Теперь я сосредоточился.

– Ты здесь спишь? – спрашиваю я, обеспокоенный.

– Да. Так я чувствовала себя ближе к тебе. Не беспокойся, это не такая уж хорошая замена, – добавляет она, небрежно махнув в сторону матраса.

Значит, мне все-таки изменили. Она спала не с мужчиной, а со шкафом для картотеки. И очень нежно гладила его, даже эротично и чувственно, с любовью глядя на него и перебирая папки.

Интересно, чем она заполнила ящики. Вероятно, чем-нибудь самым обычным и скучным. Счетами. Но потом я начинаю фантазировать. Если бы она заполнила шкаф чем-нибудь очень интересным, было бы не так уж плохо, что я ей его напоминаю. Это бы меня утешило. А может быть, ящики пусты, но она сделала для них ярлыки с названиями, связанными с нашей будущей совместной жизнью, – например, «Машина», «Дом», «Сын», «Школа». Как очаровательно это бы выглядело! И демонстрировало бы ее привязанность ко мне, любовь и чуть ли не одержимость мною.

Или, скажем, каждый ящик может быть озаглавлен каким-нибудь моим качеством.

А может быть, она дала названия по тем вещам, которые составляют наше прошлое, которые мы делали вместе, и ящики полны воспоминаний о конкретном вечере или ресторане. Например, не исключено, что в одном из ящиков она хранит грязные «клинексы», в которые я сморкался, когда плакал.

Она одержима мною, думаю я, польщенный. Это красивое создание, еще более красивое, чем леди Генриетта, за которую большинство мужчин убило бы, одержимо мною. Ну а вдруг шкафы полны свидетельств ее любовных побед, с фотографиями и полным отчетом о сексуальных доблестях любовников, и я всего лишь один из ящиков картотеки…

Я должен увидеть, что в этих ящиках, потому что тогда буду знать, что она обо мне думает.

Я бросаю на них взгляд, не желая показаться нескромным, но не вижу никаких надписей. Тогда я наклоняюсь и смотрю внимательнее. На ящиках нет ярлычков, так что я открываю один, затем другой. Они пусты. Я смотрю на нее, озадаченный и вдвойне оскорбленный, к тому же обеспокоенный состоянием ее рассудка.

– Итак, – говорю я, – я не только шкаф для картотек, что само по себе достаточно плохо, но я еще и пустой шкаф? – Значит, вот что она думает о моем уме? Что я очень глуп, и в голове у меня пустота? Я спрашиваю ее об этом.

– Нет, напротив, – возражает она. – У тебя много чего в голове, но это все загадочные и интригующие вещи, о которых никто не знает, кроме тебя.

Мы целуемся и ложимся на матрас.

– Я так рада, что ты вернулся. Я бесконечно по тебе тосковала, – шепчет она с закрытыми глазами и целует меня в шею.

В этот момент я страстно ее желаю. Я люблю ее. Но я знаю, что, пока мы еще не зашли слишком далеко, я должен ей кое-что рассказать.

– Как твое шоу? – спрашиваю я, чтобы оттянуть тот момент, когда мне придется рассказать ей то, что я должен рассказать.

– Великолепно.

– Тебе еще не надоели аплодисменты?

– Я предсказываю, что этого не произойдет, пока я жива.

– Я знаю, я слышал, как ты сказала это по телевизору.

– Тогда почему же ты спрашиваешь? – шепчет она, целуя меня.

– Чтобы оттянуть тот момент, когда мне придется кое-что тебе рассказать.

– О?

Мы сплелись в объятиях, и я думаю: а нужно ли вообще ей рассказывать об этом? Но я знаю, что я должен, поэтому неохотно отрываюсь от нее.

– Прежде чем мы продолжим, я должен кое-что тебе рассказать.