Несмотря на хороший дух, царивший в шведской армии, Густав-Адольф стремился базироваться на суровой дисциплине. С именем этого великого полководца связано изобретение и введение в армию наказания шпицрутенами. Виновного протаскивали или прогоняли сквозь строй между двумя шеренгами солдат, из коих каждый обязан был нанести удар палкой по спине преступника. Введение этого ужасного наказания, которое, при большой длине строя, к которой приговаривался виновный, представляло квалифицированную смертную казнь, было замаскировано Густавом-Адольфом громкими словами — рука палача бесчестит солдата: солдат, наказанный палачом, не может продолжать службу в рядах войск; товарищеская же рука солдата не бесчестит, и потому для провинившегося солдата, которому предстоит нести дальнейшую службу, и вводятся шпицрутены.
Тактическая реформа. Превосходство Густава-Адольфа над другими полководцами тридцатилетней войны заключалось в его обширных военных знаниях и в его умении поднять дисциплину и поддерживать порядок. В тесной связи с ростом дисциплины в шведской армии находились и введенные Густавом-Адольфом тактические реформы: тогда как войска других армий на походе шли, по выражению современника, как «стадо скота или свиней», — шведская армия в строю всегда сохраняла равнение и дистанции. Свои дисциплинированные и тренированные строевыми учениями войска Густав-Адольф мог располагать не глубокими терциями испанцев, и даже не в 10-ти шереножном строю Морица Оранского; пехота Густава-Адольфа строилась только в 6 шеренг[139], кавалерия — в 3 шеренги. В пехоте Густава-Адольфа количество мушкетеров равнялось двум третям, а пикинеров — одной трети. В течение тридцатилетней войны пикинеры постепенно вовсе исчезли.
В комплектовании кавалерии также произведены были изменения, старый принцип рыцарского копья держался в кавалерии очень долго — даже рейтарские полки комплектовались не одиночным набором, а наймом латника с его свитой. Первые шеренги глубоких строев и их фланговые ряды составлялись из одной категории всадников, а внутренность построения наполнялась вторым разбором. Шведская конница получила вполне однообразное комплектование, явилась уже вполне регулярной кавалерией и порвала с чисто пистолетной тактикой, господствовавшей в начале XVII века. Густав-Адольф отменил «караколе»[140] и потребовал от своей кавалерии настоящей атаки; только всадники первых двух шеренг получили право раз выстрелить из пистолета, центр тяжести был перенесен на палаши. Конница Густава-Адольфа не соединялась в отдельные большие массы, а распределялась по фронту, в перемежку с пехотой Такое распределение вызывалось, преимущественно, отсутствием штыка у пехоты, исчезновением пикинеров и обусловливаемой этим обстоятельством односторонностью пехоты, неспособностью ее к производству натиска.
Пехота все более специализировалась на огне. Чтобы еще больше усилить ее огневое действие, Густав-Адольф ввел многочисленную легкую артиллерию, в виде батальонных пушек. В эту эпоху артиллерия была еще вовсе не милитаризована, перевозилась, как и обоз, гражданскими приемами транспортирования и обслуживалась при осадах крепких пунктов с подряда; поэтому, хотя артиллерийская техника уже в 1512 г., под Равенной, показала себя на достаточной высоте, артиллерия в полевых сражениях играла более, чем второстепенную роль. Густав-Адольф обучил свою пехоту обслуживанию батальонных орудии и, чтобы сделать маневрирование их на поле сражения независимым от немилитаризованных обозных, сконструировал особенно легкую материальную часть. Шведская пехота на поле сражения обходилась без лошадей, таская за собой на лямках свои батальонные пушки.
Шведская армия строилась в две линии. Шведский боевой порядок значительно расползся по фронту; современники видели в нем не столько активные свойства, как оборонительные: Густав-Адольф создал из людей нерушимую живую стену. Отдельные роды войск находились в теснейшем взаимодействии. В тех случаях, когда шведская пехота, как под Брейтенфельдом, перестраивалась в 3-шереножный строй, плотность боевого порядка оказывалась около 6 человек на 1 шаг по фронту; этого уровня плотность боевых порядков держалась затем довольно точно в течение двух с половиной столетий. Прусская армия в 1870 году развертывалась так же, имея в среднем 6 человек на 1 шаг по фронту, и только эволюция военного искусства в XX веке вызвала ряд резких скачков в сторону расширения и разрежения боевых построений.
Стратегия Густава-Адольфа являлась методичной и осторожной. По высадке в Германию, долгое время было уделено Густавом-Адольфом на захват укрепленных пунктов в Померании, чтобы обеспечить себе базирование[141]. 1¼ года прошло до первого сражения. К сражению Густав-Адольф обращался в исключительных случаях, при благоприятных условиях, когда цель операции не могла быть достигнута маневром; сражения этой эпохи приходятся, преимущественно, на осень, и бой дается, в сущности, для того, чтобы выгадать себе и лишить противника хороших зимних квартир. Однако, гражданский характер 30-тилетней войны, с переходом колеблющихся государств — Бранденбурга, Саксонии, — то на сторону одной коалиции, то на сторону другой, с наличием в разных частях страны католических и протестантских центров, предоставлявших наступающему возможность повсюду найти для себя удобные опорные точки, могущественное вмешательство политики в стратегию, крайне резкие противоречия между освещением событий с католической и протестантской точек зрения — все это крайне осложняет изучение 30-тилетней войны, и с историей этой войны современная наука еще не вполне справилась[142]. Густаву-Адольфу, который вмешался в войну на двенадцатый год и действовал уже в сильно разоренной стране, пришлось позаботиться, в целях сохранения порядка и дисциплины армии, о снабжении ее подвозом с тыла. Густав-Адольф закупил в России для этой цели значительные грузы хлеба. Однако, в особенности с его смертью, шведская армия широко пользовалась и реквизициями. К концу 30-тилетней войны дисциплина у шведов сильно упала, и они обратились почти в таких же одичалых бандитов, как и другие участвовавшие в этой затяжной войне армии. Реформа снабжения в век Густава-Адольфа уже висела в воздухе, но на пути к переходу на магазинную систему Густав-Адольф сделал только первые шаги. Исторические памятники обрисовывают перед нами продолжительный и постепенный переход к магазинной системе снабжений, и роль реформаторов тыла, по-видимому, скорее следует приписать Летелье и Тюренну, чем Густаву-Адольфу. Армия Густава-Адольфа была еще одета в крестьянское платье, и каждому солдату разрешалось иметь в походе свою жену; государство еще недостаточно обслуживало солдата, и обходиться на походе без помощи женщины ему было трудно.
Сражение при Брейтенфельде. Типичным для тактики Густава-Адольфа является его первое сражение в 30-ти-летнюю войну, состоявшееся на второй год после его высадки в Германию, 17-го сентября 1631 года, под Брейтенфельдом. Густав-Адольф располагал 39 тысячами, в том числе 23 тысячи шведов и 16 тысяч саксонской милиции; в состав его армии входило 13 тысяч кавалерии и 75 пушек. Принимая во внимание слабость саксонцев, силы имперской армии под командой талантливого представители испанской школы, генерала Тилли — 36 тысяч старых солдат, надо признать равными. У имперцев в армии было 11 тысяч конницы и только 26 пушек. Имперцы располагались у Лейпцига, в Саксонии, и опустошали земли этого государства, вступившего в союз, с Густавом-Адольфом. Под давлением саксонского курфюрста Густав-Адольф решил атаковать Тилли. Имперцы выдвинулись на 7 верст к северу от Лейпцига и расположились на небольших пригорках восточнее сел. Брейтенфельд. Масса пехоты Тилли построилась в духе испанской тактики, в 14 терций, сведенных в 4 бригады, по 5–6 тысяч в каждой. 6 кавалерийских полков прикрыли справа эти колонны; левое крыло под командой генерала Папенгейма состояло из 12 лучших кавалерийских и одного пехотного полков. Небольшой ручей Лобербах протекал в двух километрах перед фронтом. Весь боевой порядок был вытянут в одну линию, — без каких-либо резервов или уступов позади; фронт был прерывчатый и растянулся на 3½ километра.
Шведско-саксонская армия, наступая с севера, первоначально развернулась против имперской армии на таком же широком фронте, в две линии: первая линия образовывала сплошной фронт; часть шведской пехоты перешла в трехшереножный строй, чтобы не оставлять на фронте разрывов. Но при наступлении, в целях более удобной переправы через представлявший некоторое затруднение ручей Лобербах, шведско-саксонская армия приняла к западу. Саксонцы, находившиеся на левом фланге шведов, оказались перед центром Тилли. Обе армии имели возможность развить охват правым крылом. Папенгейм, чтобы парировать эту опасность, решительно оторвался с левым кавалерийским крылом имперцев от центра и ушел влево — настолько, что сам получил возможность охватить шведов с запада.