Все казалось страшным сном, ужастиком, который должен вот-вот закончиться.
Преступники рванули к огромному кораблю-контейнеру. Нас с натильном швырнули внутрь люка, и мы покатились, больно ударяясь о металлические емкости с грузом. Видимо, олидианнами.
Несколько неприятных кувырков, ударов в полутьме, витиеватая ругань натильна — и все стихло. Я почувствовала невесомость — контейнер улетал со станции. В грузовых отсеках таких кораблей антигравитаторы включали только если переводили нечто хрупкое. Экономия в действии.
Нас с натильном швыряло в пространстве… Хорошо хоть корабль двигался относительно ровно, и на стены мы налетали лишь изредка. Боль пронзала тело, голова гудела, из разбитой губы сочилась соленая жидкость…
Хотелось плакать, кричать, жаловаться. Вот только некому. Некому устроить истерику и выговорить все наболевшее. Эльс, прости, ты был прав. Абсолютно прав, с самого начала. Я тебя не послушала, решила действовать по-своему. И вот теперь здесь погибну.
Эльс, ну где же ты?! Неужели ты меня не спасешь?
Не знаю почему, но не верилось, что телохранитель меня отпустит, позволит преступникам убить меня. В голове метались разные мысли.
А вдруг Эльс улетел к себе домой? Решил, что я не стою его жизни? Ведь выручить меня сейчас не сможет и целый отряд космической полиции! Может вальтарх переоценил свое ко мне отношение? И вдруг понял, что не любит, просто хотел поиметь? Может кровавая бойня в доке хорошенько прочистила мозги варвару?
Я не хотела в это верить, отчаянно цеплялась за единственную надежду и одновременно предавалась панике, самобичеванию и отчаянию.
Поскольку нас с натильном не связывали, со временем я научилась реагировать на изменение положения тела в пространстве. Отталкивалась от стен и выставляла ноги или же руки, чтобы емкости с грузом не били по чувствительным местам.
Натильн, похоже, поступал также. Чтобы хоть немного видеть в кромешной тьме, мы оба включили браслеты-компьютеры. Я было подумала вызвать полицию, МЧС, да кого угодно, хоть черта лысого! Но связь не работала — сигналы гасились особенным полем корабля. Прибор превратился в пишущую машинку, фонарик и фотоаппарат.
Я всхлипнула и постаралась взять себя в руки. Что ж. Если погибну, то хоть с высоко поднятой головой. И до последнего буду надеяться, что мой вальтарх меня выручит. Эльс говорил, что любит меня. Лленд клялся, что еще никогда Хантро никого так не любил. Значит, найдет, значит, спасет.
Я сжала зубы и продолжила плавать в невесомости.
Похоже, преступники летели дальше, нежели располагались грузовые транспортники. Решили путешествовать прямо в корабле-контейнере, не тратя времени на смену звездолета. Мы слишком долго двигались в невесомости.
Через какое-то время я начала уставать, ошибаться и снова биться о стены. Казалось — полет никогда не закончится. Натильн скрипел зубами и ругался на чем свет стоит. Но уже не так задорно как прежде — тихо и уныло.
Я предпочитала не тратить силы на брань. Хотя владела ей не хуже невольного спутника.
Время текло, а ничего не менялось. Контейнеры реяли в воздухе, норовя ударить, стены приближались, норовя атаковать. Мы продолжали лететь в неведомом направлении.
Когда я совсем ослабела, натильн несколько раз помог. Схватил за ногу и оттянул от стены и дважды отразил емкости с грузом, чтобы в меня не врезались. Я смогла прошептать: «Спасибо» — и поняла, что почти теряю сознание. Смутные образы плавали перед глазами. Зрение сфокусировать не удавалось.
Я изо всех сил старалась не рухнуть в небытие, но казалось — еще немного и уплыву в беспамятство. Потом меня разбомбят контейнеры и получит Эльс уже только безжизненную тушку, на память. Сделает чучело и выставит в своем доме на потеху и как предостережение другим упрямым журналистам.
Мысли приходили глупые и нелепые. Хотелось смеяться и плакать одновременно, дергаться из последних и замирать, положившись на волю случая. Перед глазами темнело и светлело. Я все чаще всхлипывала, давая волю эмоциям. Внезапно невесомость пропала — и мы рухнули на пол.
Я постаралась сгруппироваться, но все равно больно ударилась рукой и бедром.
Я ждала, что преступники заявятся, откроют контейнер, вытащат. Начнут пытать или что-то еще… Но ничего подобного не случилось.
Я распласталась на полу и просто жадно глотала воздух. Перед глазами то и дело возникала темная пелена.
Натильн подполз и несколько раз ударил меня по щекам. Зрение сфокусировалось, а мысли немного прояснились.
Я смогла заставить себя сесть, опираясь о стену контейнера.
— Почему они за нами не пришли, как думаете? — спросила своего невольного спутника.
— Скорее всего, и не придут. Оставят тут, умирать. Груз транспортируют в нужное место. В секретную лабораторию. Если мы выживем без воды, еды и удобств, там нас и прикончат. Во время разгрузки.
— Хорошая перспектива вырисовывается, — усмехнулась я.
— Не то слово. Умереть от восторга!
Глава 9
Мы немного посидели, предаваясь жалости к себе.
Браслеты-компьютеры разряжали тьму контейнера неверным белесым светом, вырывая из черноты наши бледные лица и окрашивая все в синеватые тона.
Спертый воздух тяжелил грудь, но вентиляция все же работала. Слава богу, олидианны нельзя перевозить без кислорода — минералы могут рассыпаться и утратить часть важных свойств. Не то, чувствую, преступники оставили бы нас с натильном и вовсе без воздуха. Ну а что? Расходный материал! Кому мы помешаем, если умрем в контейнере? Потом наши тела подбросят куда-нибудь на старую свалку забытых космолетов, или вообще — в один из них. Спустя годы нас обнаружат и запишут как неопознанные трупы со всеми вытекающими.
Дешево, беспроблемно и не требует существенных усилий. Вообще ничего не требует. Главное не открывать контейнеры до поры до времени, дав нам погибнуть естественной смертью. От жажды и голода.
Олидианны спасли нас, хотя они же нас и сгубили. Вот такая свистопляска.
Во всяком случае, натильн выглядел так, словно ждал казни, а я ругала себя мысленно на чем свет стоит. Не помню сколько уже раз извинилась перед Эльсом. Покаялась, что оказалась глупой самонадеянной женщиной, не способной принимать разумные решения.
Ведь я никогда прежде не участвовала в таких операциях. Да и журналистские расследования — ну не мое. Просто не мое.
Казалось, работала в тепличных условиях, как мимоза, а потом вдруг очутилась на улице. Земля растрескалась, раздирая тонкие корни, холод опалил нежные ветки, насекомые обглодали изящные листья, а птицы выклевали пушистые цветы. И растение искренне недоумевает — ну как же так, ведь еще недавно все так здорово складывалось! Каждый день его поливали, ухаживали, поддерживали тепличную температуру, сдували пылинки — буквально!
Я сидела и жалела себя, не в силах сдвинуться с