Читать интересную книгу Мститель - Эдуард Борнхёэ

— С добрым утром, юнкер! — воскликнул Гавриил весело. — Как вас зовут?

— Юнкер Георг.

— Отлично. Вы и будете юнкером Георгом, пока мы не доберемся до Таллина, а я буду вашим смиренным слугой Габриэлем. Если нам на пути встретится кто-нибудь, у кого будет сила и право принудить нас назвать себя, вы будете юнкером Георгом фон Мённикхузен, а я мызным слугою Габриэлем, которого назначили вашим оруженосцем. А если мы вдруг столкнемся с разбойниками — я буду бедным, но честным крестьянином, а вы моим младшим братом Юри, для которого я украл немецкую одежду. Было бы удивительно, если бы два таких молодца, как мы с вами, не сумели выбраться из беды. Я немного владею мечом, а у вас, чтобы вы могли защищаться, останется пистолет. Надеюсь, вы не боитесь выстрела?

— Я попадаю в птицу на лету, — с гордостью сказала Агнес. — Не забывайте, господин Габриэль, что я дочь военачальника и выросла среди воинов.

— Верно, верно, вы уже раньше мне об этом говорили. Я очень рад, юнкер Георг, что вы бывалый воин, закаленный в боях, но помните, что я не «господин Габриэль».

— А кто же вы?

— На несколько дней — ваш слуга, которому вы должны говорить «ты».

— Но как я могу говорить вам «ты»?

— А почему бы вам этого не делать?

— Вы совсем не похожи на слугу. Боюсь, что если нас увидят вместе, то подумают, что вы рыцарь, а я ваш оруженосец.

Мы, к сожалению, не можем утверждать, что эти слова девушки и восхищенный взгляд, которым она окинула стройную фигуру своего спутника, как-либо уязвили сердце Гавриила.

— Я боюсь, что такая мысль вряд ли пришла бы кому-нибудь в голову при виде нас, — сказал Гавриил улыбаясь. — Я так же похож; на рыцаря, как ворон на ястреба.

— Разве вы не рыцарского происхождения? — простодушно спросила Агнес.

— Нет, — сухо ответил Гавриил и, заметив, как ему показалось, на лице Агнес оттенок сожаления, еще суше прибавил: — Вы, наверное, скоро убедитесь, что я рожден быть слугой. Когда вы скажете мне три раза «ты», то сами удивитесь, как это в первую же минуту не пришло вам в голову. Давайте попробуем. Какое приказание даст мне милостивый юнкер?

— Хорошо, Габриэль, — сказала Агнес, слегка откинув голову назад, — возьми узел на плечи и пойдем дальше.

— Вот так, правильно, — одобрительно произнес Гавриил, выполняя приказание.

— Слуга не имеет права ни хвалить, ни осуждать своего господина, — заметила Агнес улыбаясь.

— Прошу прощения! Впредь я не открою рта, пока милостивый юнкер не прикажет.

Выбравшись из зарослей, они вышли на тропинку, тянувшуюся через леса и болота к северу. Местность была пустынна, редко попадались здесь следы человека. На более открытых местах путникам кое-где бросались в глаза клочки желтеющих нив и пепелища деревень; от крестьянских лачуг оставались лишь черные головешки, а жители, по-видимому, из страха перед мызными людьми, давно уже бежали в леса или города. И все же ландшафт не казался безжизненным и печальным, потому что солнце ласково сияло на ясном голубом небе, пели птицы и природа зеленела в своем пышном летнем убранстве. По мнению Агнес, это было очень веселое бегство. Изредка, когда ей вспоминалось несчастье отца, разгром Куйметса и гибель родственника Дельвига, на глазах ее появлялись слезы, но ненадолго. Чудесная песня радости непрестанно звучала основным тоном в ее сердце, но Агнес стыдилась ее, старалась быть серьезной и молчать, хоть и испытывала горячее желание слушать голос Гавриила, вести с ним задушевный разговор и даже шутить. У Гавриила тоже было такое желание, но он не хотел нарушить добровольно взятое на себя обязательство — быть только слугой. Ему приходилось довольствоваться тем, что он время от времени посматривал исподлобья на юнкера Георга, лицо которого, как розовый бутон, выглядывало из-под широкополой шляпы.

— Габриэль! — робко сказала Агнес немного погодя.

— Что угодно юнкеру Георгу?

— Я… я не могу выполнить договор.

— Какой договор?

— Я не могу говорить вам «ты» и вообще разговаривать с вами, как со слугой. Какой вы слуга? Вы совсем не похожи на слугу.

— Как так? Уж не провинился ли я в чем-нибудь, не был ли я, чего доброго, дерзким?

— О нет, нет! Но я не желаю, чтобы вы слишком унижались передо мной. Если это будет необходимо, мы сможем снова вспомнить наш уговор, и я обещаю быть таким гордым и суровым юнкером, каким вы только захотите меня видеть. Но пока в этом ведь нет нужды, и… одним словом, я хочу побеседовать с вами как с веселым товарищем и о многом, многом вас расспросить.

«А-а! — подумал Гавриил. — Рыцарской девице наскучило молчать, и она готова, если нет под рукой ничего лучшего, поболтать и с человеком, стоящим ниже ее». — Спрашивайте, фрейлейн Агнес, — сказал он вслух.

— Мой первый вопрос таков: не можем ли мы немного отдохнуть и позавтракать? Здесь такая славная полянка, что было бы жаль пройти мимо, не посидев на ней.

— Этот вопрос заслуживает серьезного внимания, — сказал Гавриил и тотчас же сбросил узел с плеч. Сам он растянулся на траве и стал с удовольствием наблюдать, как Агнес проворно развязывает узел и вынимает копченое мясо и огромную ковригу хлеба.

— У вас есть нож.? — спросила Агнес.

— Да, есть, но берегитесь, чтобы не порезать себе пальцы, — сказал Гавриил и подал ей блестящий острый кинжал, серебряная рукоятка которого была покрыта искусной резьбой и украшена драгоценными камнями. Гавриил сам взял бы на себя труд порезать хлеб и мясо, но не решался: слишком уж приятно было смотреть, как гордая дочь рыцаря приготовляет завтрак.

— О, какая прелесть! — воскликнула Агнес, разглядывая нож. — Откуда он у вас?

— Память о хорошем человеке, — коротко ответил Гавриил. — Но кто вас научил так искусно резать хлеб, фрейлейн Агнес?

— Уж не думаете ли вы, что меня до восемнадцати лет держали в пеленках? — рассмеялась Агнес. — Поверьте, я была бы хорошей домашней хозяйкой.

— Женой помещика, — поправил Гавриил.

— Домашней хозяйкой, — продолжала Агнес, не давая себя сбить, — потому что я вела хозяйство у отца целых шесть лет, с тех пор, как умерла моя мать.

При последних словах блестящие глаза Агнес затуманились. Помолчав немного, она вдруг весело сказала:

— У вас нет никакого основания так низко ценить дочерей помещиков. В нашем роду женщины всегда были образцовыми хозяйками. Одна из моих теток (у меня их несколько) сейчас в Германии замужем за простым ремесленником и очень хорошо справляется с хозяйством, имея всего одну служанку.

— Как же могло случиться, что ваша тетушка вышла замуж за простого ремесленника? — спросил Гавриил. — Ведь по законам этой страны женщина из рыцарского рода не имеет права выйти замуж; за человека низкого происхождения.

Моя тетя и вышла замуж; за этого человека не по закону, а по своей воле. Юноша этот приходил на мызу работать, тетя тогда была еще молодой, красивой девушкой. В одно прекрасное утро они оба исчезли, как в воду канули. Лишь через год родственники узнали, что тетя в Германии стала женой простого ремесленника. С тех пор наша родня отказалась от бедной тети и не признает ее своей родственницей. Отец мне строго-настрого запретил при нем произносить ее имя. Это меня огорчает — я еще с детства помню, что тетя была красивая и добрая женщина и я ее ужасно любила. Не понимаю, как она могла совершить такой тяжкий поступок; ведь это страшный грех — против воли бога и всей семьи выйти замуж; за низкого человека!

— Разве это был такой уж низкий человек?

— По натуре он таким не был, но ведь он низкого происхождения и все же осмелился рассчитывать на благосклонность девушки из высшего сословия. Разве это не низкий поступок?

— Самый настоящий грабеж и разбой, — холодно подтвердил Гавриил и с аппетитом принялся за еду. Агнес проглотила два-три кусочка, но пища показалась ей невкусной; у нее вдруг пропал аппетит. Она продолжала:

— В нашей семье только я одна время от времени тайком подаю ей весточку и получаю от нее ответ. Я не оправдываю ее ошибку, я считаю это большим грехом, но…

— Разве это не умаляет вашего уважения к тетушке?

— Моей любви к тете это не умаляет. Я могла бы ей простить еще много грехов, пока сохраняются дорогие для меня воспоминания. Правда, ее поступок мне понятен. Ведь она совершила ошибку ради любви, и тот, кто ее соблазнил, был, по крайней мере, чистый немец, красивый и благовоспитанный юноша; его самым искренним стремлением было и по сей день осталось — сделать тетю счастливой. Но мне совершенно непонятно, как девушки высокого происхождения могут выходить замуж; за эстонских или латышских крестьян, как здесь не раз случалось в эти страшные военные годы.

— Беда заставляет, — улыбнулся Гавриил.