сверхзвуковой ЯК-141 успешно летает. Как и сверхмощная «Энергия».
И вроде бы все неплохо, но почему-то очереди становятся больше, а народ в них злее, ругают Горбачева, Рыжкова и сионистов. Очень надеются на инопланетян, которые все больше входят в моду. Все видят НЛО и обсуждают экстрасенсов, и уже появились первые астрологи, и Джуна уже кого-то лечит с непонятным результатом…
Почему-то появляется очень много сумасшедших, самых разных и повсюду — в транспорте, магазинах, рынках и даже государственных учреждениях. Это и неопрятные бабушки с горящими глазами, костерящие перестройку, партию и правительство, и совсем молодые люди — чаще всего с религиозным уклоном, будущие жертвы тоталитарных сект.
Мой папенька, узнав о высадке Руста на Красной площади, не выдержал. Сильно выпил, хотя ему с язвой и гипертонией было категорически противопоказано. И еще я первый раз услышал от него крепкие нецензурные выражения.
— Позор… — шептал он, сидя за столом и читая газету. — На весь мир… Так опозориться… Столько лет работы…
Я, кажется, начал лучше понимать своего папеньку. Конечно, ни в какие коммунистические идеалы он не верил, поскольку был человеком в высшей степени практическим и здравомыслящим. А верил он в силу и мощь своей корпорации — КПСС. И вне этой корпорации себя не представлял, как и многие его коллеги, для которых самым страшным наказанием было исключение из партии.
Наш видеозал работает. Почти процветает. Мы зарабатываем пятьдесят рублей в день, что очень неплохо для семнадцатилетних пацанов. На остальной бизнес забили — некогда, да и нет особого смысла вкладываться, поскольку кооперативам официально разрешено производство одежды и обуви. Впрочем, иногда мы приторговываем сигаретами, прямо в видеосалоне, по старой памяти. «Мальборо» и «Кэмел» для желающих. И немецкое пиво, которое стало почему-то намного сложнее доставать. Шпана нам пока не докучает, видимо доводы Феди Комара оказались весомыми и убедительными. Валеркины друзья-боксеры по выходным приходят к нам посмотреть фильмы на халяву. Боксеры рады, больше всего им почему-то заходят не фильмы о единоборствах, но ужастики с Джейсоном и Фредди.
В кармане у меня всегда около сотни. Черт его знает — зачем. В ресторане на червонец можно обожраться, а на четвертной устроить загул.
Мне нужны деньги. Но не так, как Вите, который молится на купюры. Мне нужны деньги потому, что мое знание будущего без ресурса не стоит ничего, а деньги — это самый эффективный ресурс из существующих на этой планете. Впрочем, это не совсем справедливо для Советского Союза образца восемьдесят седьмого года. Деньги у людей были, пусть и не очень большие, проблема была их потратить.
А еще я часто думал о своей семье. Той, которая действительно моя. Отец и мать еще не познакомились, они живут далеко, в небольшом сибирском городке, она — учительница русского языка, он — инженер. Познакомятся они в следующем году, а еще через год я появлюсь на свет. Или не появлюсь? Я изо всех сил старался гнать от себя такие мысли, но они все равно лезли в голову и буквально сводили меня с ума…
С каким удовольствием я уехал бы куда-нибудь на несколько месяцев! Так, чтобы спокойно и тихо посидеть и разобраться, если не во всем, то хотя бы в чем-то. Но куда уедешь? Семнадцать лет, выпуск из школы, активная жизнь — вокруг все бурлит и меняется.
А потом наступил выпускной. К нему готовились основательно — маменька повезла меня к портному-армянину, шить костюм, и уже через неделю я стал счастливым обладателем роскошной серой тройки.
Перед выпускным я позвонил Марине. Сам не знаю — почему. Что-то я к ней чувствовал, что-то особенное. Не любовь, нет, оно было более подростковое, болезненное и хрупкое.
— Привет, — сказала она весело. — А я думала, что все. Уже не позвонишь.
— Пошли гулять! — предложил я лихо.
Она как-то сразу согласилась. В тот день стояла прекрасная погода — конец мая, когда уже достаточно тепло, но еще не жарко, городские клумбы расцвели тюльпанами, а городские фонтаны извергали водяные столбы.
Мы гуляем по парку и болтаем о пустяках.
— Буду поступать на педагогический, — говорит она. — Родители против, но мне все равно. Музыка — не мое, я ее вообще терпеть не могу. У нас дом наполнен музыкой всегда, сколько я себя помню. Я уж сбежать готова… куда угодно, хоть на БАМ, хоть в общежитие…
— Это правильно, — отвечаю я. — Если не лежит душа, то зачем…
Совсем не то я хочу ей сказать, но продолжаю говорить о пустяках.
— А я на экономический, — говорю я. — Мой отец говорит так: экономика это всегда экономика! Закончу и пойду на завод, экономистом.
Мы смеемся.
— А как ваш бизнес? — спрашивает она. — Процветает?
Я пожимаю плечами.
— Хочешь, пойдем посмотрим?
До видеосалона минут пятнадцать ходьбы. На хозяйстве Витёк с Валеркой, готовят сеанс «Назад в будущее» — очень символический фильм, максимально в тему.
— Ну пойдем, — говорит она с удивлением.
Видеосалон уже окружает небольшая толпа, ожидающая сеанса. Я открываю дверь, и мы проходим внутрь.
— О, какие люди! — Витёк с Валеркой улыбаются.
Мы садимся перед телеком.
— Так это ваш бизнес? — спрашивает она с улыбкой. — «Мир кино» — название сами придумывали?
— Название как название, — пожимаю плечами я. — Разве в названии дело? Люди хотят посмотреть фильмы, и мы их людям показываем. Что, скажешь, опять наживаемся на временных трудностях? Ну не хочет Госкино показывать то, что всем интересно! А люди вот, — я махнул в сторону двери, — стоят, ждут сеанса.
Она ничего не отвечает, просто улыбается. Видеозал тем временем заполняется людьми, оставшиеся без мест — недовольны. Их успокаивает Витёк — завтра все будет повторяться! Затем свет гаснет и мы погружаемся в приключения Дока и Марти. Я видел его несколько раз и в приличном качестве, но смотрю снова с огромным удовольствием. Тогда еще умели снимать хорошие фильмы.
После сеанса мы нова прогуливаемся.
— Понравился фильм? — спрашиваю я.
— Интересно, — говорит она. — И идея, и сюжет… А вот если бы ты оказался в прошлом, вот как этот Марти? Что изменил бы тогда?
Я вздрагиваю от этого вопроса.
— Сложно сказать. Вообще, большой вопрос — можно ли что-то менять? Ты представляешь, какая это ответственность? Допустим, я смогу предотвратить какую-то катастрофу. Крушение поезда, например. И люди, которые должны были погибнуть — не погибнут. И один и тех, кто не погибнет, оказывается врачом, который придумает жуткий вирус, убивающий процентов девяносто носителей…
— Ну, нет, — говорит она. — Если в таком духе рассуждать, то и тонущего человека спасать нельзя… Ребенка из-под колес вытаскивать.
— Это совсем другое, —