Когда Йёста съехал со двора, сопровождаемый криками женщин и проклятьями мужчин, звоном бубенцов и щелканьем хлыста, а все вокруг слилось в один сплошной вопль и пришло в страшнейшее смятение, стражам майорши тоже стало как-то не по себе.
«Что там происходит? — думали они. — Чего все так кричат?»
Внезапно двери распахнулись, и чей-то голос крикнул им:
— Она уехала! Он увез ее!
Вскочив на ноги, стражи, совершенно потеряв голову, кинулись бежать, не поглядев даже — майоршу ли увезли или кого-нибудь другого. К счастью, им даже удалось вскочить в какие-то стремительно проносившиеся мимо сани. Они проехали довольно далеко, прежде чем узнали, за кем гонятся.
Между тем капитан Берг и кузен Кристофер спокойно подошли к ткацкой, взломали замок и открыли дверь.
— Фру майорша, вы свободны! — сказали они.
Она вышла из своей темницы. Они стояли, прямые как палки, по обе стороны двери и не смотрели на нее.
— Лошадь и сани поданы, фру майорша!
Тогда она вышла во двор, села в сани и укатила. Никто за ней не гнался. Никто не знал, куда она поехала.
Тем временем Дон Жуан, миновав Брубю, мчится уже под гору, к скованному льдом Лёвену. Величавый и гордый рысак летит стрелой. Бодрящий, холодный как лед ветер обвевает щеки, свистит в ушах ездоков. Звенят бубенцы. Сияют луна и звезды. Голубовато-белый снежный покров мерцает волшебным блеском.
Йёста чувствует, что в душе его пробуждаются поэтические струны.
— Смотри, Бееренкройц, вот это жизнь! Точно так же, как Дон Жуан мчит эту молодую женщину, так летит и время, унося с собой человека. Ты — неизбежная необходимость, которая направляет наш путь. Я — желание, которое обуздывает волю. А она — бессильная жертва, которая падает все ниже и ниже.
— Перестань болтать! — взревел Бееренкройц. — Нас нагоняют!
И внезапным ударом кнута он подстрекает Дон Жуана, вынуждая его скакать все быстрее и быстрее.
— Там — волки, здесь — добыча! — восклицает Йёста. — Дон Жуан, мой мальчик, представь себе, что ты — молодой лось! Проносись через заросли, переходи вброд болото, прыгай с вершины горного хребта вниз в прозрачное озеро, переплывай его с горделиво поднятой головой и тут же исчезни! Исчезни в спасительном мраке елового леса! Беги, Дон Жуан, старый похититель женщин! Беги, как молодой лось!
Бешеная скачка наполняет радостью неистовое сердце Йёсты. Крики преследователей — для него все равно что песнь торжества. Радость переполняет неистовое сердце Йёсты, когда он чувствует, как дрожит всем телом от ужаса графиня. И когда он слышит, как стучат ее зубы!
Внезапно железные объятия, в которых Йёста держал молодую женщину, разжимаются. Он становится во весь рост в санях, размахивая шапкой.
— Я — Йёста Берлинг! — кричит он. — Обладатель десяти тысяч поцелуев и тридцати тысяч любовных писем! Ура Йёсте Берлингу! Пусть поймает его тот, кто сможет!
И в следующий миг он уже шепчет на ухо графине:
— Разве не хороша эта прогулка? Не правда ли, настоящая королевская прогулка? По ту сторону Лёвена простирается Венерн, а за Венерном — море. И повсюду — бескрайние просторы прозрачного иссиня-черного льда, а там, еще дальше — целый сверкающий мир. Наплывающий грохот ломающихся льдин, пронзительные крики за нашей спиной, падающие звезды в вышине и звон бубенцов! Вперед! Вперед и только вперед! Не угодно ли вам вкусить всю радость этой прогулки, моя юная, прекрасная дама?
Он снова выпустил ее из рук. Она резко отталкивает его от себя.
В следующий миг он уже стоит на коленях у ее ног.
— Я — негодяй, негодяй! Но вам, графиня, не следовало дразнить меня. Вы стояли там, предо мной, такая гордая, прелестная! И даже не подозревали, что грозная длань кавалера может протянуться и к вам. Вас любят и небо, и земля! И вы не должны отягощать бремя тех, кого презирают и небо, и земля!
Он хватает ее руки и подносит их к лицу.
— Если бы вы только знали, — говорит он, — что значит чувствовать себя отверженным! Тут уж не спрашиваешь самого себя — хорошо ли ты поступаешь или плохо. Тут уж не до вопросов!
В тот же миг он замечает, что руки у нее голые. Он вытаскивает из кармана огромные меховые рукавицы и надевает их на ее ручки.
Сделав это, он вдруг успокаивается и садится в санях как можно дальше от молодой графини.
— Вам нечего бояться, графиня, — говорит он. — Разве вы не видите, куда мы едем? Вы ведь можете понять, что мы никогда не посмеем причинить вам зла!
И вот она, почти обезумевшая от ужаса, видит, что они уже переехали озеро и что Дон Жуан с трудом поднимается по крутому холму к Боргу.
Дон Жуан останавливается у самой лестницы, ведущей в графскую усадьбу, и кавалеры помогают графине выбраться из саней у ворот ее родного дома.
Окруженная толпой выбежавших ей навстречу слуг, она вновь обретает силу духа и разума.
— Позаботься о лошади, Андерссон! — говорит она своему кучеру. — Надеюсь, господа, которые привезли меня, будут столь любезны, что зайдут к нам в дом? Граф скоро приедет!
— Как вам угодно, графиня! — соглашается Йёста и тотчас же выходит из саней.
Ни минуты не колеблясь, Бееренкройц бросает вожжи. Молодая графиня идет впереди и с плохо скрываемым злорадством указывает им дорогу в зал.
Графиня, несомненно, полагала, что кавалеры станут колебаться — принять ли им приглашение дождаться графа.
А приняли они ее приглашение, не зная, как строг и справедлив ее муж. Потому-то они и не побоялись розыска, который он учинит им. Ведь они насильно схватили ее и увезли. Ей хочется услышать, как он запретит им навсегда переступать порог ее дома.
Ей захочется видеть, как муж призовет слуг и прикажет им не пускать этих людей в ворота Борга. Ей хочется услышать, как он выразит незваным гостям свое презрение не только за причиненное ей зло, но и за их недостойное поведение в отношении старой майорши, их благодетельницы.
Он, столь снисходительный и нежный с ней, наверняка ополчится со всей своей суровой строгостью на ее обидчиков. Любовь придаст огня его речам. Ведь он бережет ее, считает самым утонченным и возвышенным чувством на свете. И не потерпит, чтобы такие оголтелые грубияны набрасывались на нее, словно хищные птицы на воробья. Она пылала жаждой мести.
Однако же Бееренкройц — полковник с густыми седыми усами — бесстрашно вошел в столовую и устремился прямо к пылающему камину, который велено было всегда зажигать к ее возвращению с балов и приемов.
Йёста остался в темноте, у двери, и молча смотрел на графиню, когда лакей помогал ей снять шубу. И вот у него вдруг стало так радостно на сердце, как не бывало уже много-много лет. Хотя он и сам не знал, как это его осенило, он понял вдруг, что у графини — прекраснейшая душа. Это было ему ясно, как божий день, это было истинным откровением для него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});