Она нежно и печально улыбнулась ему и, воспользовавшись его растерянностью, легким и уверенным шагом заторопилась к улице Сент-Оноре.
XVII
КУДА НАПРАВЛЯЛАСЬ ЮНАЯ ЦВЕТОЧНИЦА
Вальвер был раздавлен, уничтожен. Глядя безучастным взором вслед юной красавице, он ошеломленно повторял:
— Она не свободна!.. Она не свободна!.. Что она имела в виду?.. И почему она не свободна… раз она не замужем… раз никого не любит… Она сама мне об этом сказала. А раз она сказала, значит, так оно и есть, потому что такое чистое и невинное создание не может лгать… И когда она призналась, что если бы смогла полюбить кого-нибудь, то полюбила бы меня, она наверняка говорила правду! Нет, она не солгала, я чувствую, что она полюбила бы меня… Но тогда что же?.. Почему она не свободна, почему?.. Клянусь Небом, я должен узнать, что скрывается за ее словами, и я это узнаю!..
И он словно безумный бросился на улицу Сент-Оноре. Догнать Мюгетту-Ландыш не составляло никакого труда. До сих пор Вальвер действовал под влиянием внезапных побуждений. Он был слишком растерян, чтобы рассчитывать свои поступки. Но как только он принял решение, он тут же обрел хладнокровие, необходимое для его выполнения. Он начал с того, что по самые глаза закутался в плащ и принялся издалека наблюдать за девушкой. Давно привыкнув к подобного рода маневрам, он был уверен, что останется незамеченным ею.
Мюгетта шла по направлению к Трауарскому кресту. Он быстро понял, что на этот раз она устремилась прямо к цели, не сворачивая и не петляя по улицам, как обычно поступала, когда желала ввести в заблуждение тех, кто захотел бы выследить ее.
Но не только Одэ пришел к такому выводу: еще один преследователь, закутавшись в плащ, шагал за Вальвером; главным объектом его внимания, без сомнения, была девушка. Судя по тому, что ни Вальвер, ни Мюгетта не заметили этого человека, можно было сделать вывод, что и ему не внове подобного рода дела. Этим преследователем был Стокко. Откуда он появился, как оказался здесь, позади юной цветочницы? Не имеет значения. Главное, что он был тут и, подобно Вальверу, следил за ней.
Почему же сегодня наша красавица пренебрегла своими обычными мерами предосторожности? Возможно, она посчитала, что теперь ей нечего опасаться, раз она находится под покровительством всемогущей герцогини Соррьентес. А может, взволнованная признанием Вальвера, она впервые за долгое время позабыла о них. Во всяком случае она, не прячась, дошла до улицы Арбр-Сек, а затем свернула налево и оказалась на площади Трех Марий, находившейся возле начала Нового моста и позже превратившейся в продолжение улиц де ла Моннэ и Пон-Неф.
Она вошла в кабачок, но задержалась там всего на несколько минут. Со двора кабачка она выехала, сидя на спине маленького серого ослика; дабы не потерять равновесие, девушка упиралась ногами в аккуратные деревянные стремена. На шее ослика с двух сторон висели корзины. Одна корзина была пуста, во второй же лежал объемистый сверток. Только проницательный взор влюбленного мог узнать Мюгетту-Ландыш в этой фигуре, закутанной с головы до ног в коричневый плащ с огромным капюшоном, который девушка предусмотрительно надвинула на лицо.
— Вперед, Гризон, вперед, — ласково подбодрила ослика Мюгетта, — мы и так здорово опаздываем.
Гризон прислушался, пошевелив своими серыми ушами, взмахнул хвостом и пустился рысцой.
Не нуждаясь ни в чьих указаниях, он резво побежал по Новому мосту. Ясно было, что он прекрасно знает дорогу.
Весь во власти своих мрачных мыслей, Вальвер, прибавив шаг, последовал за ослом.
Следом за ним, крадучись, словно выслеживающий добычу лис, пробирался Стокко.
Напрасно люди считают осла глупым животным. Напротив, он очень сообразителен и обладает превосходной памятью. У него покладистый нрав, и если с ним обращаться хорошо, он глубоко привязывается к своему хозяину. Гризон, похоже, обожал свою хозяйку, отважно восседавшую у него на спине. Нет сомнений, что она баловала его, и он по-своему выражал ей свою признательность. Словно поняв адресованную ему просьбу, он бодро затрусил по хорошо известной дороге. Погруженная в свои мысли, Мюгетта не утруждала себя ролью погонщика, так как по опыту знала, что во всем может положиться на умное животное.
И впрямь: смышленый серенький ослик пересек мост, выбежал из города через ворота Дофина и, огибая канавы, добрался до улицы Анфер, оставив позади предместье Монруж. Затем в течение двух часов осел трусил среди полей, никуда не сворачивая и лишь иногда замедляя шаг, чтобы отдохнуть.
Теперь осел бежал по дороге, вдоль обочин которой тянулась живая изгородь из розовых кустов. Розы были самых разнообразных оттенков — от пунцово-алых до нежно-белых. Все поля вокруг, насколько хватало глаз, были засажены исключительно розами, этими поистине королевскими цветами. В воздухе разливалось нежнейшее волшебное благоухание — дурманящий запах цветов в соединении с тончайшим ароматом спелой земляники. И верно: приглядевшись, можно было заметить, что среди розовых кустов ровными рядами тянулись грядки алых ягод, обрамленных яркими зелеными листьями. Мюгетта радостно вдыхала чудесные запахи этих сказочных полей.
На склоне холма раскинулась небольшая чистенькая деревушка, утопавшая в розовых кустах; она, без сомнения, заслужила свое имя Фонтене-о-Роз, что означало «утопающая в розах». На самом краю деревни находился маленький опрятный домик — мы даже не побоимся назвать его кокетливым. Домик этот стоял в саду, где росло множество цветов, среди которых преобладали розы и лилии. Сад был окружен плотной живой изгородью из кустов эглантина, именуемого также дикой лесной розой, или шиповником. По стенам домика карабкались ползучие розы. Все вокруг цвело. Сад, живая изгородь и сам дом очень напоминали один гигантский букет цветов.
Ослик остановился прямо перед калиткой, ведущей в этот цветущий и благоухающий уголок, и звучным ревом известил о своем прибытии.
В домике явно ждали этого сигнала. Еще не заглох звучный ослиный рев, как дверь отворилась и из нее выбежала рослая женщина лет пятидесяти, одетая так, как обычно одеваются зажиточные крестьянки. Она бросилась к калитке и отперла ее.
— Слава Богу! — облегченно воскликнула она. — Как вы сегодня поздно! Я уже стала волноваться за вас.
— Я опоздала не по своей вине, матушка Перрен, — извиняющимся тоном проговорила Мюгетта. — Сейчас я вам все расскажу.
— Главное, что вы наконец здесь, и с вами, хвала Господу, ничего не случилось! — ответила матушка Перрен.
Своими сильными руками она подхватила девушку, приподняла ее, словно пушинку, поставила на землю и звонко расцеловала ее в обе щеки.