И пропал вместе со всеми пассажирами, которые тоже устали бояться и желали оказаться где угодно, лишь бы не здесь.
В Бермудии Мощный Удар взял себе грозное имя. Ему было одновременно и плохо, и хорошо – как человеку, который лежит одним боком у жаркого костра, а в другой бок ему дует снежный полярный ветер. Плохо оттого, что он по-прежнему хотел уничтожить весь мир, но весь мир оказался недоступен. А хорошо оттого, что его все любили.
Ну, как все – не все, конечно. Живых бермудян не заставишь себя любить, если они того не захотят. Зато бермудийское пространство так устроено, что чутко улавливает желания и как может их удовлетворяет. Ежедневно виртуальные толпы встречали Мощный Удар утром и признавались ему в любви. Он получал любовные послания. Примерно раз в полчаса в его офис приходила красивая девушка и говорила, что он самый лучший на свете. И пусть всё было не совсем взаправду, Мощному Удару это очень нравилось.
Однако он не мог без своих и чужих, поэтому обрадовался, когда узнал, что в Бермудии есть две партии. Он стал зеленым – ему все равно было, кем стать, лишь бы окружающие привычно поделились на своих и врагов. И постепенно выдвинулся на высокий пост. Как говаривал Ольмек, цитируя одного известного писателя: «Полезно иметь под рукой человека, на непорядочность которого всегда можно положиться!»
Однако мы отвлеклись, пора вернуться в зал заседаний ЦРУ.
Ольмек сказал:
– Хорошо. Будем соблюдать субординацию. Мощный Удар, ваше мнение?
– Мое мнение отрицательное! Что, нет других кандидатов? Пацанов каких-то будем выбирать!
– Але, дорогой мой! – оборвал его Ольмек. – Мы спрашиваем не об этом! У нас экстремальная ситуация: десять экземпляров одного человека. А впереди выборы, где все может зависеть от одного голоса!
– Но они же отцы кандидатов, насколько я знаю? – спросил Мощный Удар.
– Да. И при чем тут это?
– При том, что нечего выбирать малолетних!
Ольмек наморщил лоб: он не мог постичь логики Мощного Удара. А логики никакой не было: Мощный Удар просто был обижен, что его кандидатуру даже не рассматривали, поэтому и переводил всё на эту тему.
– Если позволите, уважаемый враг? – обратился Мьянти к Ольмеку.
– Да.
– Господин Мощный Удар, предстоит решить – что делать с десятью экземплярами одного человека. Только это. Других вопросов не касаться.
– А, тут все просто! – махнул рукой Мощный Удар. – Одного оставить, а других уничтожить. Если они одинаковые, то какая разница?
– Как уничтожить? – удивился Мьянти.
– Мало ли. Хоть расстрелять. Я сам могу.
– Не сомневаюсь. Но это не решение. Они все – живые люди.
– Но при этом довольно разные, – заметил Ольмек, имевший по своим каналам достаточно сведений о поведении Олегов.
– Плохих уничтожить, хороших оставить! – предложил кто-то из руководителей.
– Ни за что! – горячо вступилась за Олегов Грязь Кошмаровна. – Не бывает безнадежно плохих, как, впрочем, и не бывает безнадежно хороших, за исключением нашего Принца, какая жалость, что он бросает нас! Каждому надо дать шанс!
– Некогда давать шанс, выборы на носу! – заспорил один из зеленых руководителей.
– Да пусть все голосуют! – по-доброму предложил кто-то из синих.
– Сочтут за провокацию! – возразили ему. – Скажут: зеленые добавляют своих избирателей!
– Почему зеленые? Почему сразу на нас валить?
– Валим не мы, а избиратели!
– Сейчас валите именно вы!
– А вы тогда валите вообще отсюда!
Поднялся невообразимый шум. Ольмек и Мьянти тщетно призывали руководителей к порядку.
Пришлось Ольмеку включить утишительную сирену: специальное устройство, визжащее так, что закладывало уши.
Но еще минут пять все спорили, пока наконец не схватились за уши и не замолчали.
Умолкла и сирена.
– Ваше мнение, уважаемый враг? – спросил Ольмек Мьянти, зная его талант находить компромиссы.
– Мое мнение такое, – взвешенно сказал Мьянти. – Десятерых выпускать нельзя. Нужен один. Доверить им самим решать, кто именно – перессорятся. Надо позвать жену. Пусть она выберет. Он и будет представительствовать, а остальных на время выборов просто изолируем.
– Убить проще, – буркнул Мощный Удар.
Но его мнение не учли и согласились с планом Мьянти.
40. Выбор Насти
Через несколько минут Настя в сопровождении Пятницы появилась в ЦРУ.
О том, что ее сыновья будут кандидатами, решили пока не говорить: слишком много информации для бедной женщины. Решили сконцентрироваться только на выборе мужа.
Мьянти провел подготовительную беседу.
– Как вы знаете, ваш муж теперь не один, – сказал он.
– Какой муж? Ах, да… – по-прежнему, не вспомнив его по-настоящему, Настя мысленно восстановила информацию. Ей помогло то, что хотя она не помнила Олега, но помнила про Ольгу. Поэтому спросила:
– Не один – то есть с Ольгой?
– С какой Ольгой? Нет. Я имею в виду… Ну, вы знаете, каждый человек иногда хочет как бы раздвоиться.
– А… Значит, мне это не приснилось? Их теперь двое?
– То есть вы допускаете, что это может быть?
– В вашей Бермудии все может быть. Я его понимаю. Мне тоже иногда хочется раздвоиться.
– У него, вернее, у них – сложнее. Их не двое.
– Неужели трое?
– Нет.
– Пятеро?
– Их десять.
Настя вдруг расхохоталась. Эта реакция показалась Мьянти неожиданной.
– Ай да Олег! – воскликнула Настя. – Надо же, какой разносторонний! И сколько он теперь будет в таком виде?
– Боюсь, что всегда. По крайней мере, то время, пока находится в Бермудии. Но мы, наша партия и я лично, очень надеемся, что нам удастся вырваться отсюда. Может, даже уже в этот День равноденствия. И тогда ваш муж будет опять единым и цельным.
– А что нужно от меня сейчас? Выбрать одного?
– Вы догадливы. Именно так.
– Есть проблема.
– Какая? – насторожился Мьянти.
– Видите ли, перед тем как пропасть, я пожелала забыть его. И поэтому, как бы вам сказать… Я вижу его – и не узнаю. Я не чувствую его своим мужем.
Мьянти обрадовался:
– Это не проблема! Наоборот, это лучше! Из своих выбирать тяжело, а чужие они и есть чужие! Приступим?
– А куда вы денете остальных?
– Никуда. Будут изолированы на время выборов. Но изолированы с комфортом.
Настя размышляла.
Ей было жутковато, но одолевало любопытство. Десять одинаковых мужчин, надо же!
Все было готово: комнаты Олегов устроили так, что стены оказались прозрачными для наблюдателей, оставаясь непрозрачными для Олегов. Настя попросила только, чтобы при осмотре никто не присутствовал. Ее просьбу удовлетворили.
И она пошла вдоль комнат.
Олеги уже более или менее освоились. Сначала они бунтовали, метались, требовали адвокатов, а теперь каждый был занят своим делом.
Олег-Отец задумчиво раскладывал карточный пасьянс.
Олег-Выпивоха опоражнивал двадцать шестой стакан пива.
Олег-Муж… Увы, Олег-Муж развлекался беседой с Ольгой, которая появилась тут неизвестно откуда, презрев замки и препоны.
Но самое интересное, что и Олег-Гуляка был с Ольгой, только общение их зашло дальше, чем в соседней комнате – они уже играли в пинг-понг. Для Насти это было отвратительное зрелище.
Олег-Бездельник просто валялся на постели, глядя в потолок.
Олег-Спортсмен занимался на тренажерах.
Олег-Грубиян бил мух газетой.
Олег-Ребенок с увлечением играл в какую-то компьютерную игру.
А Олеги-Финансисты, попросив, чтобы для них сделали прозрачное окошко между комнатами, играли друг с другом на пальцах, выкидывая их, причем Олег-Финанист-Нехороший, естественно, жульничал, но все-таки проигрывал.
Настя вышла задумчивая.
Ее нетерпеливо ждали Ольмек и Мьянти. Поодаль стоял Пятница – как всегда, счастливо улыбаясь.
– Ну?
– Никого, – сказала Настя.