Читать интересную книгу Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

Рыцари быстро организовали круг, сэру Альмербергеру и сэру Лангерфельду позволили выбрать оружие по своему предпочтению, и они ринулись друг на друга с ревом и бранью.

Перигейл сказал Лоенгрину с одобрением:

– Вот вы и начали решать спорные вопросы! Причем в нашем рыцарском духе, по-мужски.

Лоенгрин понаблюдал за бойцами, покачал головой.

– Это неправильное решение.

– Почему?

– Сэр Альмербергер крупнее, – сказал Лоенгрин, – и явно лучше владеет оружием.

Перигейл кивнул.

– Вы совершенно правы, ваша светлость. Очень точно подмечено! Особенно то, что сэр Альмербергер крупнее. Всего на голову, да… гм… но я бы поставил на сэра Лангерфельда.

Лоенгрин изумился.

– Как? Он явно слабее!

– Даже у зверей, – сказал Перигейл мудро, – сила – еще не все. Присмотритесь, ваша светлость, внимательнее. Вы же теперь герцог, должны видеть больше, чем другие.

Лоенгрин кивнул, не желая спорить, но все-таки сила и умение владеть оружием решают в этом мире если не все, то очень многое, хотя, конечно, сэр Лангерфельд дерется просто яростно, содрогается от мощных ударов сэра Альмербергера, но упорно идет вперед, рубит, колет, подныривает под руку и бьет по корпусу, хотя эти удары почти не причиняют вреда его противнику…

Глава 3

От щита сэра Лангерфельда сперва отлетел срубленный кончик, треснула и свернулась в кольцо стальная полоса, под довольные крики зрителей со звоном слетела пластина с плеча, а на шлеме появились вмятины, но сам сэр Лангерфельд рычал и люто пер вперед, продолжая бешено наносить удары.

Сэр Альмербергер, получив несколько чувствительных ударов, перешел в оборону, в то же время выбирал моменты для контратак, зато озверевший сэр Лангерфельд непрерывно осыпал его градом ударов.

Лоенгрин смотрел заинтересованно, перелом в ходе схватки уловил едва ли не раньше самого сэра Перигейла, который просто знает характеры лордов…

Сэр Лангерфельд в порубленных доспехах, в помятом шлеме и с выступившей кровью на боку продолжает драться с такой яростью, словно защищает саму святую Деву Марию от поругания, и сэр Альмербергер дрогнул, начал отступать шаг за шагом, во всех его движениях стала заметна неуверенность, что быстро переходит в растерянность.

– Согласен, – прошептал Лоенгрин, – сэр Лангерфельд уже выиграл, можно сказать.

– Побеждают не мышцы, – сказал сэр Перигейл назидательно, – а сила духа, не так ли?

Лоенгрин ответил тихо:

– Да, но…

– Что не так?

– Эту силу духа да в нормальное бы русло, – ответил Лоенгрин. – Ишь, победил в схватке, кому первому пройти через дверь!

– В церковь, – уточнил сэр Перигейл.

– А в другое место они бы уступили друг другу? – спросил Лоенгрин.

Сэр Перигейл развел руками.

– Да, верно, дело не в церкви. Честь… она везде честь. И в мелочах. Разве не так?

– Так, но…

Крики становились все громче. Сэр Лангерфельд в яростном напоре вытеснил сэра Альмербергера из круга, тот отступал до тех пор, пока не оказался прижатым к стене, а сэр Мортен, взявший на себя роль судьи, поднял руку и прокричал:

– Всем назад! Опустить оружие!..

В толпе умолкли, сэр Лангерфельд послушно, хоть и очень неохотно, сделал шажок назад, но меч держал наготове, только с руки сбросил остатки изрубленного щита.

– Объявляю, – прокричал сэр Мортен, – победа в поединке досталась сэру Лангерфельду. Есть возражения?

Сэр Лангерфельд оперся на меч, его раскачивало, он прохрипел:

– Не…нет… ни…каких…

Двое рыцарей подхватили его под руки, чтобы не упал от изнеможения, весь выложившись в схватке, а сэр Мортен повернулся к сэру Альмербергеру.

– У вас?

Тот сказал устало:

– Нет. Не хочу больше иметь дела с этим сумасшедшим. Пусть идет первым.

Сэр Лангерфельд прохрипел обугленным ртом:

– Сэр Альмербергер, я любезно уступаю вам эту честь…

– Нет уж, – прорычал сэр Альмербергер, – схватку выиграли вы, вот и входите первым!

Лоенгрин сказал Перигейлу рассерженно:

– Втолкните кого-нибудь из них силой, пока эти двое не начали все заново!

Перигейл вздохнул.

– Что, вам с таким дела иметь не приходилось?

Лоенгрин отмахнулся и пошел к себе. По дороге хотел зайти к Эльзе, но она, воспитанная в строгих правилах, считает неприличным, когда даже муж подходит днем слишком близко, потому просто поднялся в свои покои и, стараясь не думать о леди Ортруде, разложил на столе карту Брабанта, чувствуя радостный прилив сил. Сколько можно распахать новых полей, сделать Шельду судоходной до самых истоков, построить широкие мосты через реки и болота, дабы связать Брабант с другими герцогствами, княжествами и королевствами!

Руки просто дрожали от восторга, когда он начал намечать на карте, где построит переправы, где начнет осушать болота, не сразу даже заметил, как в покои вошел барон Коллинс Норстедт, за ним двое молодых парней, один с лютней, другой с полотенцем и ножницами.

– Что? – спросил он недовольно.

Барон красиво поклонился.

– Ее светлость герцогиня Эльза прислала к вам лучшего цирюльника, ваша светлость. Говорит, волосы у вас уже отросли за установленную длину.

Лоенгрин спросил недовольно:

– Кем установленную?

Он ответил с достоинством:

– Традицией, обычаем… в конце концов, приличиями, ваша светлость!

Лоенгрин вздохнул, с тоской покосился на карту.

– Ну, если даже приличиями…

Цирюльник быстро придвинул кресло ближе к окну.

– Ваша светлость, прошу сюда! Мне нужно, чтобы солнце падало на ваши волосы.

– А так их не увидишь? – спросил Лоенгрин. Увидел его лицо, отмахнулся. – Ладно, сажусь. Стриги.

Цирюльник выждал, пока молодой герцог опустится в кресло, ловким движением набросил на плечи полотенце и подступил ближе со зловеще лязгающими ножницами в руке.

Лоенгрин кивком указал на парня, что сел в трех шагах и настраивает лютню.

– А он тоже стричь волосы?

Барон ответил с легкой улыбкой:

– Ее светлость герцогиня прислала его, чтобы он услаждал ваш слух пением и песнями, пока вас стригут… как овечку.

– Как барана, – буркнул Лоенгрин.

Цирюльник, не переставая лязгать ножницами, начал приподнимать ему волосы на затылке и озабоченно похрюкивать, словно это такое уж важное и трудное дело, как именно стричь, а бард, небрежно, но очень умело перебирая струны лютни, красивым голосом запел о любви Изольды и Тристана, об их хитроумных уловках обмана короля Марка, законного мужа Изольды, об их играх в постели, которым оба предавались, когда Изольда, усыпив мужа, бежала к молодому любовнику.

Лоенгрин слушал сперва рассеянно, голос молодого певца слишком сладок, такой сироп больше нравится женщинам, потом встрепенулся, вслушался, начал хмуриться.

Цирюльник отпрянул, попросил испуганным голосом:

– Ваше светлость, не вертитесь! А то срежу криво. Или вовсе ткну вас ножницами в глаз.

– Сижу тихо, – ответил Лоенгрин. – Эй, парень, подойди сюда!

Бард оборвал песню, приблизился, с достоинством поклонился. Вид у него был такой, что это не ему оказывают внимание, а он по-королевски снизошел к простым смертным.

– Что за песня? – спросил Лоенгрин. – Я слышал о Тристане совсем другое.

Бард ответил самодовольно:

– Сюжет классический, но я переосмыслил его в духе времени.

– Это как?

– Раньше, – объяснил бард, – сочинители делали упор на воинские подвиги Тристана, на бой с Морольдом, на чувство долга, однако это очень высокие понятия, и не каждый из слушателей откликается…

Лоенгрин, стараясь не двигаться, чтобы не прервать работу цирюльника, спросил настороженно:

– И что, ты придумал, как задеть всех?

Бард улыбнулся.

– Уже задел!.. Любовные утехи никого не оставляют равнодушным. Все мечтают о жене соседа, а еще лучше – о жене своего покровителя! Слаще всего добиться любви жены короля и чувствовать себя еще выше!

Лоенгрин нахмурился.

– Не все о таком мечтают.

– Но большинство, – уточнил бард. – Подвиги… это для немногих. Утехи в постели – для всех.

Лоенгрин спросил хмуро:

– Но как же наш долг?

Бард переспросил удивленно:

– Какой долг?

– Долг людей, – объяснил Лоенгрин. – Идти к Богу. Построить Царство Небесное на земле, как велит церковь. Стать выше и лучше. Чище!.. А ты поешь, как они пьют вино до одурения и предаются этим… ну, как двое животных.

Бард развел руками.

– Но, мой господин… Разве мы, люди искусства, не должны откликаться на желания слушателей? У нас, бардов, как и у рыцарей, есть свое соревнование. И бо́льшее признание получают те, кто сумел затронуть больше сердец!

Лоенгрин поморщился.

– Мне кажется, ты трогаешь их вовсе не за сердца.

Бард кротко хохотнул.

– Очень остроумно подмечено, ваша светлость!

– Божественный дар создавать мелодии, – проговорил Лоенгрин, – как и подбирать затрагивающие нас слова… дан Господом для возвышения человека. Чтобы он еще дальше уходил от животных и приближался к Нему. А как используешь этот бесценный подарок Неба ты?..