Когда мы уперлись в глухую стену, я решил было, что мы свернули не туда. Но не успел я повернуться к Барейлю, как камень сдвинулся — довольно беспокойное зрелище, — открыв потемневшую от времени дверь, распахнувшуюся от одного моего прикосновения. Я совершенно забыл о том, что она была защищена. За ней лежал круглый бело-розовый зал, чей потолок терялся под хлопьями инея. Лишь войдя внутрь, я увидел Ворота — огромный занавес белого пламени, колеблющийся, дрожащий, мерцающий, в неверном свете тянущийся до невероятной высоты. Льдистый огонь погружал зал в холод и сверкание, словно ясным зимним утром. Ревущее пламя выбрасывало блестящие языки, рисующие изменчивые узоры. И хотя этот огонь уже не пугал меня, как прежде, когда мне было двенадцать, у меня все равно перехватило дыхание. Это было наследие моих предков, один из концов связи, охватывающей саму Вселенную. Величие этого зрелища заставляло мою душу трепетать и содрогаться от восторга и рыданий сразу.
Барейль передал мне розовый камень. Следуя его указаниям, я пробудил это приспособление к сияющей жизни, создав в ладони сгусток тепла. Затем волей и силой я проложил путь Моста через Ворота так, чтобы он вел к камню, парному к тому, что я держал в руке.
— Ждать ли мне вашего возвращения здесь, государь? Никто не изменит путь Ворот, пока я жив.
Нужно было оставить здесь камень, чтобы обратный путь был открыт. Если кто-нибудь заберет его отсюда или изменит заклятие, то, чтобы вернуться в Авонар, мне придется добираться до Ворот Изгнанников — двойника Ворот Наследников в человеческом мире. На это уйдет много дней, в зависимости от того, где мы отыщем госпожу Сериану. Но я не отваживался расстаться с Барейлем и сведениями, которыми он обладал.
Я покачал головой, не в силах говорить, когда мои мысли заняты чародейством. Жестом, велев дульсе положить камень и держаться ближе, я шагнул сквозь занавес огня и ступил на Мост, который был моим единственным наследством.
ГЛАВА 12
СЕЙРИ
Герик — мой сын. Сын Кейрона. Сердце спотыкалось на этих словах, но в их правдивости у меня сомнений не было. Другого ответа на загадку, кем же был этот мальчик, придумать было нельзя.
Знал ли об этом Томас? Конечно, нет. Закон и обычай говорили ему, что мой ребенок должен умереть ради безопасности нашего короля и всего королевства, а Дарзид убедил его в том, что необходимое следует совершить его собственной рукой. Даже осознание того, что его собственный сын родился слишком слабым, не могло заставить его пощадить ребенка чародея. Хотя я сомневалась… Не было ли в душе моего брата ничтожнейшего подозрения, зернышка сомнения, которое никогда не посещало его наяву, но расцветало беспрестанными ночными кошмарами и неодолимым ужасом, заставившим его умолять меня вернуться в Комигор? Он никогда бы не позволил ему прорасти на свет, потому что тогда бы он понял, что ребенок, им убитый, был его собственным сыном. Если бы горе и страх оставили мне хоть немного слез, я бы плакала о Томасе.
В вечер моего открытия я спустилась в библиотеку в ожидании новостей. Шкафы, в которых ранее жили оловянные солдатики, укоризненно зияли передо мной.
Каждый слуга или солдат Комигора был призван на помощь в поисках. Отряды стражников прочесывали тракт на Монтевиаль, разыскивая Дарзида или мальчика во всех жилых домах и трактирах до самой столицы. Другие солдаты и слуги рассеялись по всем дорогам и тропинкам, ведущим от замка. Джордж с помощниками расспрашивали арендаторов. Я сделала все возможное. Теперь оставалось только ждать — пока не вернется последний человек и не доложит мне, что ничего не нашел. Я знала, что так и будет. Я и понятия не имела о способностях Дарзида, однако ни мгновения не сомневалась, что он сумеет спрятать Герика от той, кто не обладает магическим даром, но при этом столь высокого о себе мнения. Куда он мог увезти ребенка чародея? Дассин говорил, что зиды не могут перейти Мост без поддержки могущественных магов Авонара… но они же справились с этой задачей прошлым летом, когда Дарзид охотился вместе с ними. Что, если они могут забрать Герика на ту сторону Пропасти?
Я хлопнула дверцей шкафа с такой силой, что одно из стекол разлетелось на осколки.
Я страшилась объяснения с Филоменой. Когда я пришла к ней после полудня, она сидела на постели, а горничная расчесывала ей волосы. Пальцы герцогини лениво теребили серый шелковый мешочек, в котором я привезла ей прядь волос Томаса. Все следы существования умершего ребенка были убраны из комнаты. Ни малейшего воспоминания о краткой, нежной жизни, и я задумалась, удостоил ли кто-нибудь крошечную девочку словом прощания, прежде чем она легла в мерзлую землю.
— Я так сожалею о твоей дочери, Филомена, — произнесла я.
— Герик удрал, не так ли? — спросила она спокойным тоном, не отрывая глаз от серого шелка, пропускаемого между пальцами.
Мне было странно видеть такое хладнокровие.
— Откуда ты узнала?
— Слуги говорят, что дом обыскивают. Я сплю не так много, как все думают.
— Никто не видел его с прошлого вечера. Я послала…
— Он мертв?
— У нас нет причин так думать. Я не верю в это. Все куда хуже… с каждой мыслью о нем камень на моем сердце становился все тяжелее и холоднее. Некоторые вещи хуже смерти.
Филомена изогнула бровь, словно раздумывая, какое вино приказать подать к ужину — красное или белое?
— Не то чтобы он когда-нибудь бывал милым. Он не любил играть со мной ни в карты, ни в кости, и я не знала, чем бы его занять. Мальчики так грубы. Им нравятся драки, грязь и прочие мерзкие вещи.
— Он не умер, Филомена. Мне кажется, его увез капитан Дарзид. Многие его знают, его легко опознать. Ты не знаешь, куда он мог забрать Герика? Он когда-нибудь упоминал какой-нибудь город, селение или человека, к которому мог отправиться?
— Я никогда не слушала капитана Дарзида. Он такой скучный. — Она подняла взгляд, непривычно вздернув светлую бровь. — Кое-кто говорит, что во всех этих ужасных происшествиях виновата ты. Тетушка говорит. А другие шепчутся, что боги заставляют меня платить за грех Томаса — это ведь он убил твоего ребенка и помог королю Эварду сжечь твоего мужа — вот почему у меня забрали всех. Как ты думаешь, это правда?
— Не проси меня объяснять прихоти судьбы. Жизнь достаточно непостижима и без мыслей о том, что мы должны платить за чужие ошибки вдобавок к собственным.
— Рен Вэсли утверждает, что ты спасла мне жизнь.
— Я просто привела повитуху.
— Ты хочешь, чтобы я жила, зная, что все мои дети мертвы, и страдая из-за этого? Я тебя совсем не понимаю. — Она вздохнула и швырнула шелковый мешочек на пол. — Придешь почитать мне на ночь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});