Эллиотт изучал записи каменщика. Он почти не сомневался, что тот прав. Если сделать плиту памятника чуть уже и выше, а верхние углы заменить венком, он будет больше гармонировать с памятником у могилы родителей. Придется еще раз взглянуть на часовню, и нужно возвращаться домой к Арабелле, успокоить ее относительно епископа, сообщить новость о муже ее сестры.
Эллиотту хотелось узнать, как чувствует себя Белла, он надеялся, что та пошлет за доктором, если вдруг почувствует недомогание. Когда экипаж подъехал к церкви, захотелось узнать, вспоминает ли она его.
Он шагал между рядами скамей, держа шляпу в одной руке, записи в другой, заглянул в часовню Кэлнов, положил шляпу на скамью и стал разглядывать стену. Да, придется написать, чтобы произвели изменения. Тут Эллиотт заметил кусочек чего-то белого рядом со своей ногой. Наклонился и поднял.
Это был тот самый новый, очень красивый платок, вышитый лилиями, который он подарил Арабелле в Вустере. Значит, она уже была здесь.
Среди его предков, вынашивая ребенка, который вполне мог продолжить род. Эллиотту казалось, что ей хочется родить мальчика. Естественное желание любой титулованной жены. Она ждала наследника, ей вряд ли приходило в голову, что муж потерял честь и даже думать не хочет о том, что может держать на руках сына его брата.
«Надеюсь, здесь она нашла умиротворение», — подумал Эллиотт, взял шляпу и вышел из церкви. За ним шумно закрылась тяжелая дверь. Он ведь не нашел здесь умиротворения.
— Я пойду пешком, — бросил он кучеру. — Сообщите ее светлости, что я вернусь после обеда. — Он направился в сторону городка, прежде чем кучер успел ответить. Ему хотелось не светского обеда в обществе жены, а напиться и подраться с кем-нибудь.
— Неплохо, если кто-то ударил бы меня, — сердито произнес Эллиотт, перепрыгивая через забор на тропинку. Драка пришлась бы очень кстати. Он чувствовал себя так, будто его предали, что глупо и нелогично. Хорошо бы накричать на Арабеллу, отчитать за ее поведение, за беременность. Подобных желаний у него не возникало, когда она рассказала ему все. Он испытывал лишь гнев к Рейфу и жалость к ней.
Но тогда Эллиотт не воспринимал ребенка реально. Теперь же увидел изменения, произошедшие в Арабелле, услышал мнение врача, узнал, что она желает устроить детскую, обновить колыбель для сына Рейфа.
Эллиотт добрался до деревенского пруда и подбросил ногой камень. Тот влетел в пруд. Три утки и лысуха, испугавшись, выпорхнули на берег. Два мальчика, улизнувшие от зорких очей матерей, подняли головы. Они приспосабливали удочку из согнутой палки и булавки, на которой болтался извивающийся червяк. Решив, что Эллиотт не представляет угрозы, занялись прежним делом.
Эллиотт уселся на бревно, не обращая внимания на свои элегантные панталоны в обтяжку, и стал наблюдать за ними. Решил, что этим бездельникам около шести лет. Те были грязные, в лохмотьях, с редкими зубами и забыли обо всем, увлекшись своими проделками. Эллиотту нужен такой сын, его сын. Тогда они ходили бы вместе на рыбалку. Он научил бы его скакать на лошади, стрелять и обрабатывать землю. Нужен сын с карими глазами Арабеллы и темно-медовыми волосами отца.
Проклятье! Он не имел права так думать. Сначала у него не возникало проблем. Но когда он узнал Арабеллу, полюбил ее, понял, что она не только жена, а важный для него человек, тогда ее беременность стала причинять ему боль.
«За это я презираю себя». Эллиотт обошел пруд. Если бы Белла узнала, то стала бы презирать его за такие чувства, а ведь он высокопарно говорил о чести и долге. Эллиотт залез в карман, достал монеты достоинством в два пенса и бросил их ребятам, когда те проходили мимо. Те затаили дыхание от восторга. Эллиотт улыбнулся, хотя и безрадостно, и направился к Кэлн-Армс.
Белла закончила обед и вернулась к куче свертков, которые лакей принес из экипажа, думая, что те предназначены ей. Кому же еще мог Эллиотт купить шляпы? Но ей не хотелось открывать их.
Белле хотелось увидеть его, услышать голос, выяснить, действительно ли приятное томление сердца является настоящей любовью. Она опасалась, что это именно так. Смутные опасения, что она может полюбить безответно, боролись с радостью, которую вызывала подобная мысль. Эллиотт уже проявил доброту и терпение, пожертвовал многим, и ей не хотелось обременять его своими чувствами, на которые он все равно не ответит. И с какой стати он должен верить ей? Белла вообразила, что любит его брата. Эллиотт посчитает ее непостоянной, будет сомневаться в ее рассудительности.
Но где он? Прошло уже два часа, как вернулся его экипаж, а лакей сказал, что его светлость, наверное, закончил дела в церкви и отправился в городок.
Часы пробили три. Белла обнаружила, что беспокойство переросло в тревогу, тревога в гнев. Мужа не было почти три дня, должен же он понимать, что жена беспокоится, а он еще даже не заглянул к ней, просто передав сообщение и прислав кучу подарков.
Белла схватила первое, что попалось под руку, — коробку со шляпой и дернула за ленты. Сломала ноготь, прежде чем распутала узел, который крепко затянула. Внутри оказалась самая фривольная деревенская шляпа с большим узлом из зеленой ленты над одним ухом. Она отбросила ее в сторону и открыла другую коробку, в той была стопка образцов тканей. Видно, Эллиотт не смог отказать себе в удовольствии купить ей сорочки из тонкого батиста.
— Ха! — Белла бросила сорочки на оберточную бумагу, откуда те соскользнули на пол. Разве его волновало ее нижнее белье? Он даже не пришел домой, чтобы взглянуть на нее.
— Разве они вам не нравятся? — Белла обернулась, низкий голос со стороны двери заставил ее затаить дыхание. Там в ленивой позе стоял Эллиотт, почему-то он казался немного растрепанным. Белла не знала, дать ли ему пощечину или поцеловать. Наверное, хотелось и того и другого.
— Вы выпили, — бросила она с упреком.
— Немного, — ответил он, неторопливо входя в комнату. — Не допил. Одолел лишь пинту крепкого пива, но все еще держусь на ногах. — Глаза мужа были прикрыты, насторожены, что составляло странный контраст с беспечной походкой и развязанным шейным платком.
— Почему вы не пришли домой вовремя? — строго спросила Белла. — Посмотрите, который час! Ваш обед пропал даром, я забеспокоилась.
— Жена, вы начинаете проявлять строптивость? — Эллиотт подобрал шляпку и собрался водрузить ей на голову.
Белла ударила его по рукам, шляпа отлетела в сторону.
— Где вы были? — В таком виде он пугал ее.
Эллиотт подобрал шляпу и с преувеличенной заботой вернул в коробку.
— В постоялом дворе.