– Джим, увидимся у вас дома. Была рада познакомиться.
Я обняла отца Томаса и заторопилась на стоянку.
Мой свитер совсем не спасал от прохлады ранней весны на Среднем Западе. Стараясь согреться, я скрестила руки на груди.
– Томас? – позвала я.
Из-за потрепанного старого «шевроле» вышел какой-то пьяный. Он вытер со рта остатки рвоты и поковылял ко мне.
– А ты кто? – еле ворочая языком, проговорил он.
Я остановилась и вытянула руку:
– Я иду к своей машине. Прошу вас, отойдите.
– Ты з-здесь остановилась, милашка?
Я изогнула бровь. Пивное пузо и рубашка в пятнах не делали его привлекательным, но, видимо, ему самому так не казалось.
– Я Джо, – сказал он и рыгнул. Потом улыбнулся с полузакрытыми глазами.
– Рада познакомиться, Джо. Вы, похоже, много выпили, поэтому лучше меня не трогайте. Я всего лишь хочу попасть в свою машину.
– И где ж она? – пробурчал он, поворачиваясь к стоянке.
– Вон там. – Я указала в неопределенном направлении, понимая, что это не имеет значения.
– Потанцуем? – спросил он, дергаясь под музыку, слышную ему одному.
– Нет, спасибо.
Я отошла в сторону, но мужчина схватил меня за свитер.
– Ты куда намылилась? – полуразборчиво проговорил он.
Я вздохнула:
– Не хочу причинять вам вреда. Прошу, отойдите.
Он дернул меня за свитер, и я схватила его ладонь, заламывая пальцы. Мужчина вскрикнул от боли и упал на колени.
– Хорош, хорош! – завопил он.
Я выпустила его руку:
– В следующий раз, если девушка скажет ее не трогать, послушайся. Конечно, если ты что-нибудь вспомнишь из сегодняшней ночи… – Я ткнула пальцем ему в висок, а потом оттолкнула голову. – Запомни это хорошенько.
– Да, мэм, – сказал он, пуская в воздух облачко пара.
Вместо того чтобы встать, он поудобнее устроился на земле.
Я застонала:
– Джо, ты не можешь спать здесь. Тут холодно. Вставай и иди внутрь.
Он поднял голову и посмотрел на меня печальными глазами:
– Не помню, где мой номер.
– Вот черт. Джо! Ты же не пристаешь к этой милой девушке? – сказал Трентон, снимая куртку.
Он накинул ее на плечи Джо, потом помог ему встать, принимая на себя его вес.
– Она, черт подери, хотела сломать мне руку! – пожаловался Джо.
– Наверное, ты это заслужил, пьяница. – Трентон посмотрел на меня. – Ты в порядке?
Я кивнула.
Колени Джо подогнулись, и Трентон закряхтел, перебрасывая через плечо этого довольно крупного мужчину.
– Ты же Лииз, верно?
Я снова кивнула. Мне было ужасно неловко разговаривать с Трентоном, но я не знала почему.
– Папа сказала, что Томас вышел на улицу. С ним все хорошо?
– Что ты здесь делаешь? – резко проговорил Томас.
Обращался он к своему брату, а не ко мне.
– Пришел проверить, как ты, – сказал Трентон, переступая с ноги на ногу.
– Какого хрена здесь творится? – проговорил Тэйлор, глядя на Джо, свисавшего с плеча Трентона.
Он затянулся и выдохнул сигаретный дым, который тут же закружился в ночном воздухе.
– Она, черт подери, хотела сломать мне руку! – снова заныл Джо.
– Тогда не суй к ней руки, придурок! – усмехнулся Тэйлор.
Взгляд Томаса упал на меня.
– Что случилось?
Я пожала плечами:
– Он дотронулся до меня.
Тэйлор согнулся пополам, трясясь от громкого смеха.
За спинами Трентона и Тэйлора вырос Тайлер и тоже закурил.
– Вот где по-настоящему весело!
Тэйлор улыбнулся:
– Лииз и тебя перебросила через плечо, когда ты впервые к ней прикоснулся?
– Тэйлор, заткнись. – Томас нахмурился. – Нам пора уходить.
Тайлер изогнул брови и коротко усмехнулся:
– Азиатская красоточка Томаса знает ка-а-ра-а-те-е! – Он пару раз рубанул рукой воздух, а потом сделал выпад ногой.
Томас придвинулся к брату, но я прикоснулась к его груди.
Тайлер попятился, поднимая руки:
– Проклятье, Томми, я всего лишь пошутил!
Четверо младших братьев очень походили друг на друга, но близнецы были чуть ли не копией один другого. Татуировки и те совпадали. Стоя рядом с ними, я не могла сказать, кто из них кто, пока Томас не назвал их по именам.
– Да уж, Джо повел себя как жирный козел, – сказал Трентон.
– Опусти меня! – застонал Джо.
Трентон слегка подпрыгнул, поправляя Джо на своем плече.
– Отнесу его в холл, пока не замерз здесь до смерти.
– Нужна помощь? – спросил Томас. – Как твоя рука?
– Не слишком гибкая, – ответил Трентон и подмигнул. – Но стоит мне выпить, и я этого не замечаю.
– Тогда до завтра.
– Люблю тебя, братишка, – проговорил Трентон, разворачиваясь ко входу.
Томас свел брови и опустил взгляд.
Я прикоснулась к его руке.
– Мы готовы ехать, – сказала я Тэйлору.
– Хорошо. Без проблем. Трэвис уже уехал. Он стал такой размазней.
Мы вернулись к машине, и Тэйлор поехал через город, петляя по улицам, потом свернул на узкую, посыпанную гравием подъездную дорожку. В свете фар показался скромный белый дом с красным крыльцом и грязной стеклянной дверью.
Томас открыл мою дверцу, но руки мне не протянул. Забрал у Тэйлора весь багаж и направился в дом, оглянувшись лишь раз – проверить, иду ли я следом.
– По случаю папа и Трент навели везде порядок. Ты можешь спать в своей старой комнате.
– Отлично, – проговорил Томас.
Тэйлор потянул за ручку, стеклянная дверь скрипнула. Он вошел в дом.
– Твой отец не запирает дверь, когда уезжает? – спросила я, пока мы шли за Тэйлором вглубь дома.
Томас покачал головой:
– Это не Чикаго.
Внутри я увидела потертую мебель и такой же ковер, а в воздухе повисли запахи плесени, бекона и сигаретного дыма.
– Спокойной ночи, – сказал Тэйлор. – Мне рано на самолет. Вам тоже?
Томас кивнул, и Тэйлор обнял его:
– Увидимся утром. Я уеду около пяти. Трэв сказал, что я могу взять «камри», ведь он едет с Шепом.
Он стал удаляться по коридору, но потом обернулся:
– Эй, Томми?
– Да?
– Здорово повидаться с тобой дважды за год.
Когда он ушел, Томас опустил глаза и вздохнул.
– Уверена, он не хотел, чтобы ты чувствовал себя…
– Знаю. – Томас посмотрел на потолок. – Наша комната наверху.
Я кивнула и вслед за ним поднялась по деревянной лестнице. Под нашими ногами скрипели ступеньки, будто пели грустную песню о возвращении. На стенах висели потускневшие фотографии, изображавшие мальчика с платиновыми волосами, которого я уже видела на снимках в квартире Томаса. Потом я заметила фотографию его родителей и ахнула: было похоже, будто рядом с Трэвисом сидит Томас в женском варианте. У него были глаза матери и все ее черты, за исключением подбородка и длинных волос. Она была ослепительно красивой, молодой и полной жизни. Я с трудом могла представить ее серьезно больной.