Читать интересную книгу Идеальное преступление - Иван Сербин

— Вот как? — Заявление Чернозерского удивило Волина: Подобное признание ему доводилось слышать впервые.

— Да. Но временами Скобцов был похож на школьника, совершенно не смыслящего в банковском деле. Вдруг становился вялым, инертным, апатичным. Даже подпись свою боялся поставить под уже заверенным договором. — Чернозерский вздохнул. — К сожалению, его комбинации приносили банку слишком много денег.

— Почему «к сожалению»?

Чернозерский криво усмехнулся.

— Если бы это было не так, я бы его выгнал давным-давно, и тогда… возможно тогда не случилось бы того, что случилось. Черт, не могу себе этого простить…

Он отвернулся, но Волин успел заметить блеснувшие на глазах Чернозерского слезы.

А еще успел подумать, что нарисованная Чернозерским картина подозрительно напоминает шизофрению с раздвоением личности. Одна личность — яркая, умная, цепкая; вторая — вялая, пассивная. Если так дело и обстояло, то интересно было бы выяснить, какая из этих личностей настоящая. Какой из Скобцовых сидел днем у него в кабинете?

Чернозерский прерывисто вздохнул. Так вздыхают люди, старающиеся сдержать рыдания. Он был достаточно сильным человеком. Ему понадобилось лишь несколько секунд на то, чтобы взять себя в руки. Когда Чернозерский повернулся, на глазах его не было слез, хотя лицо стало чуть более жестким.

— Я не знаю, что мне делать дальше, — пробормотал он. — Не знаю. Теперь, наверное, придется уходить из банка.

— Вопрос стоит настолько остро?

— Мой тесть не самый мягкий человек. Может быть, Леонид Леопольдович не вышвырнул бы меня после смерти дочери. Его правило: «Личное не должно смешиваться с бизнесом». Но вот потери денег он мне не простит, поскольку считает, что за поступки Скобцова должен отвечать я. Андрей ведь мой протеже.

— Какой потери денег? — насторожился Волин.

— А вы что, не знали? — Чернозерский снова усмехнулся. Пусто и обреченно. — Этот тип украл у нас пятьдесят миллионов долларов.

— Каким образом?

— Самым банальным. — Чернозерский в двух словах обрисовал ситуацию. — Судя по всему, в Питере у него была заготовлена «база». За один день он умудрился раскидать эти чертовы пятьдесят миллионов так, что мы их просто не можем найти.

Чернозерский достал из кармана тяжелый портсигар, закурил, даже не подумав спросить разрешения.

— А каковы были шансы, что… эта афера увенчается успехом? — задумчиво спросил Волин.

— Практически стопроцентные, — ответил без раздумий Чернозерский. — Тем более что ростовчане — партнеры Леонида Леопольдовича. Собственно говоря, — он вздохнул, — успех этой, как вы выразились, аферы был предопределен заранее.

— Как, по-вашему, мог ли Скобцов рассчитывать на то, что хищение останется незамеченным?

— Абсолютно исключено, — покачал головой Чернозерский.

— В таком случае, — спросил Русницкий, — какой смысл красть эти деньги? Ему ведь «пожизненное» светит, как минимум.

— Вы не понимаете? Я же говорил, Скобцов, мать его, — гений. Он убивает мою жену, «косит» под дурака — а актер он, поверьте, ничуть не худший, чем бизнесмен, — его лет пять-шесть маринуют в «дурке», а потом выпускают. Дальше — дело техники, но… — Чернозерский наклонился к столу и сказал доверительно: — Не для протокола. Мне не слишком приятно признавать, но я уверен, что Скобцов заранее продумал план бегства за «бугор». А еще я уверен в том, что этот парень настолько хорош, что его никто и никогда не сумеет найти. Как и украденные им деньги. Если бы букмекеры принимали ставки, я бы рискнул поставить на Скобцова все свое имущество, до последней рубашки, и при этом спал бы спокойно.

— Даже так? — Волин раскрыл «колдуна», принялся задумчиво чертить в нем абстрактные узоры.

— Да. Я могу ненавидеть Скобцова, но при этом надо отдавать ему должное. Он — гений. Настоящий гений. И в моих словах нет и грамма преувеличения.

— Так. — Волин задумался.

Из рассказа Чернозерского получалось, что Скобцов действительно просчитывал ситуацию на много ходов вперед. И, еще будучи клерком, имитировал шизофрению, зная, что это послужит ему алиби через несколько лет. И правда, гений. Такой бы умище да в мирных целях…

— А как получилось, что вы обратили внимание на обычного клерка?

— О, это длинная история. — Чернозерский тускло улыбнулся. — Он прислал мне несколько докладных записок с предложениями по операциям, которые через него проходили. Достаточно было даже беглого взгляда, чтобы понять: этот парень — блестящий финансист, с потрясающим чутьем и хваткой бульдога.

— Эти докладные сохранились?

— Нет, разумеется. Все-таки прошло больше двух лет. — Чернозерский погасил окурок в пепельнице, забросил ногу на ногу и сцепил руки на колене. — Я начал внимательно следить за Скобцовым и постепенно тянуть его вверх. Иметь такого зама — мечта для банкира. Конечно, многие обижались, считая, что их незаслуженно обошли, но, поверьте, в Скобцова можно было влюбиться. Кто же знал, что у этого парня на уме?

— Виталий Михайлович, — Волин упорно продолжал чертить узоры, — возможно, мой вопрос покажется вам не слишком приятным…

— Вы хотите спросить о Светлане?

— Именно.

— Что ж… Я был в курсе ее измен. — Чернозерский сказал это на удивление спокойно, словно речь шла о пустяке. — Но я очень любил свою жену. Вы видели ее фотографию? — Он полез в карман пиджака.

— Мы видели… — начал было Русницкий, но Волин жестом остановил его.

— Сейчас. — Чернозерский достал бумажник, порылся в нем, вытащил фотографию. Лицо его просветлело. Волин вспомнил, как Русницкий сказал, что Чернозерский радовался смерти Светланы. Волин этого не заметил. Если лейтенант не ошибся, то Чернозерский держал себя в руках и ничем не проявлял своей радости. — Вот, посмотрите.

Волин взял фотокарточку. Он видел Светлану на фотографии детектива, но то был снимок «документальный» и потому предельно бесстрастный, нужный лишь для того, чтобы зафиксировать определенное событие. Здесь было совсем другое. Тщательно подобранный ракурс, мягкое освещение, да и Светлана позировала. Эта женщина действительно была прекрасна. А то, что Чернозерский прощал ей измены… Ну что ж, это его личное дело.

— Очень красивая девушка, — сказал он, возвращая снимок.

— Знаете, на фотографиях Светлана удавалась редко. — Чернозерский несколько секунд рассматривал снимок, на лице его вновь возникло выражение нежности. — В жизни она была еще лучше.

— Виталий Михайлович, — Волин отодвинул блокнот, взглянул на Чернозерского, — еще один вопрос. Вы встречались с Татьяной Скобцовой?

— В каком смысле? — озадачился тот. — Что вы подразумеваете под словом «встречались»?

— Я подразумеваю интимные встречи. Состояли вы в интимных отношениях?

— О господи! — с досадой воскликнул Чернозерский. — Это вам Татьяна рассказала?

— Не имеет значения, — отрубил Русницкий.

Чернозерский посмотрел на него уничтожающе.

— Если хотите… Да, встречались.

— Уже после замужества Татьяны?

— Нет. До.

— Сколько раз?

— Дважды.

— В деле имеются показания свидетеля, который утверждает, что вы неоднократно приезжали к Татьяне Скобцовой, всякий раз в отсутствие мужа, и даже несколько раз оставались у нее на ночь.

— Постойте-ка, — нахмурился Чернозерский, — а ваш свидетель, он что, свечку держал, стоя у кровати? Почему вы безоговорочно ему верите?

— Хотя бы потому, что лгать этому человеку незачем.

— Ну, понятно. Я понял, что у вас за свидетель. Старуха эта, да? Которая над Скобцовыми живет. Она?

— Вы не ответили на мой вопрос, — не стал пускаться в объяснения Волин.

— Не знаю, что именно вам наговорила эта старая кляча, но я спал с Татьяной всего дважды. Оба раза до ее замужества, — ответил раздраженно Чернозерский. — И то вовсе не потому, что Татьяна мне очень нравилась. Я хотел… ну, отомстить, что ли. Да, пожалуй, именно так. Отомстить. Не затем, чтобы досадить Светлане, а для себя. Другое дело, что Татьяна восприняла это несколько острее, чем я рассчитывал. Она, похоже, считала, что наша связь подразумевает более глубокие отношения. Уходила с работы, звонила мне и требовала немедленно приехать. Несколько раз я приезжал, пытался поговорить с ней. Она же тащила меня в постель.

— Неудачно?

— Нет. Знаете, после второго раза я понял, что подобная месть не приносит морального удовлетворения. И даже, напротив, оскорбляет. Я пытался объяснить это Татьяне, но она слушать ничего не желала. Напротив, пыталась меня шантажировать. Грозилась рассказать обо всем Светлане. И даже за Андрея она вышла замуж только ради того, чтобы досадить мне. Чувства там и не ночевали. Точнее, со стороны Татьяны. А вот Андрей, похоже, влюбился в нее по уши.