Читать интересную книгу Блудное художество - Далия Трускиновская

– А я не откупщик, слава Богу… Превосходство моего сердца! Там, Архаров, только превосходства моего кляпа недоставало, в том манифесте! Но это еще что! Писалось, якобы сия дама владеет подлинным завещанием покойной государыни. Тут я так хохотал - до икоты дохохотался. Однако что-то следовало предпринимать, коли на меня сия морока свалилась. Ты-то хоть меня разумеешь? Более-то разгребать новоявленную кучу дерьма некому.

Архаров кивнул дважды. Так, по его мнению, офицеру низшего чина полагалось соглашаться с офицером высшего чина. И, хотя Алехан никогда ему прямым начальством не был, а был его старший братец Григорий Орлов, Архаров ставил Алехана на куда более высокую ступеньку в своей воображаемой лестнице. Даже теперь, когда звезда братьев Орловых, можно сказать, закатилась, Архаров оставлял Алехана на той ступеньке, потому что сам, без подсказок, знал ему цену.

– Стал я разбирать - уж не та ли авантурьера, что прибыла из Константинополя? Про ту сказывали, будто живет на острова Парос и поселилась на аглицком судне. Что делать - посылаю на Парос майора Войновича с наказом - переговорить, и коли просто дура - послать ее сам ведает куда, а коли нечто сомнительное - звать ее ко мне в Ливорно. Оказалось, там иная дура подвизалась… И тогда же я писал государыне - буде потребуется, заманя авантурьеру на корабль, отослать прямо в Кронштадт, пусть с ней в столице разбираются. А будь моя воля - навязал бы ей камень на шею да и в воду…

Архаров несколько нахмурился: выходит, выдумка с ловушкой на корабле все же принадлежала Орлову…

– А откуда она, бывши в Турции, могла знать про маркиза Пугачева? И с чего ей вздумалось объявлять его своим братцем? - спросил он. Для него Турция была невообразимо далеко - вести из России, по его разумению, туда три года брели, однако то, что турецкие вести долетали куда быстрее, его почему-то не смущало.

– Вот и я о том же задумался. Это, брат Архаров, и есть самое неприятное - что мы имеем дело не с сумасшедшей и не с мошенницей, обирающей богатых дуралеев, а с происками государства, уже много лет к нам недоброжелательного. Не уразумел?

– Французы, что ли, в дело замешались? - вдруг вспомнив почему-то, как Федька заколол ножом мнимого аббата, спросил Архаров.

– Грешил я и на турок, и на Польшу. Ты не забудь - по моим сведениям, авантурьера из Турции явилась. А тогда же мне парижские газеты показали. Знаешь «Французскую газету»? Ну так в ней и напечатано было, что при дворе маркиза Пугачева есть два турецких советника, и оба ходят в масках. Однако я нюхом чуял французов, сударь мой. Было сие сперва таким… как бы поделикатнее… никчемным подозрением было, что вилами по воде писано…

Архаров всегда был далек от политики. Смолоду она вроде ни к чему - знай себе служи, а теперь и без нее забот хватало. Коли начнешь ломать голову над загогулинами и выкрутасами межгосударственных отношений, то на службу уже ни умственных способностей, ни памяти не хватит. Князь Волконский - и то не слишком обременял себя политикой. Одна Москва со всеми ее затеями трех Европ стоит…

Но сейчас что-то было в словах Алехана, зацепочка некая, вроде рыболовного крючка, да и не в словах - в самом голосе, не тревога, а горестное предчувствие тревоги - то бишь, ощущение, весьма известное подозрительному Архарову. Слово «французы» вызвало у него отклик - пока лишь кивок да беззвучное «угу». И, как Шварц прибирал к себе в чулан все, что могло со временем пригодиться, так Архаров прибрал в кладовые памяти своей даже не слово - интонацию, коей оно было окрашено.

– Не у нас сия интрига вызрела - и на том спасибо. Коли бы у нас - поменее нагородили бы врак. И заметь, Архаров, когда она вызрела! Как с туркой благополучный мир заключили и победителями пред всей Европой явились. Ни цесарцы, ни французы нам в войне победы не желали, и прусский король - та же бражка… Прискорбно французам, что понапрасну яд против нас источали. Я государыне писал - нашего Пугачева не они ли нам подсунули? Писать я не мастак, да вроде внятно все изъяснил. Французы, правда, на словах от авантурьеры нашей отреклись, поддерживать ее-де отродясь не собирались, консул французский в Рагузе господин Дериво прямо ее обманщицей назвал. Так велика ли тому цена? А ты что об этом скажешь, брат Архаров?

– У нас и своих подлецов довольно, - отвечал Архаров. - Слыхали, небось, ваше сиятельство, что у Пугачева было найдено голштинское знамя Дельвигова драгунского полка? Коли угодно, расскажу, как оно к бунтовщикам попало. Самолично сей клубок распутывал. Вот и Фаншета подтвердит, как Оперный дом приступом брали.

Дунька улыбнулась - выходит, он помнил, как она выскочила на сцену, размахивая этой самой шпагой, которой только что гоняла его сиятельство графа Орлова.

Архаров редко хвастался своими удачными розысками - да и перед кем? В кои-то веки приехал человек, который мог понять его - и он не смог удержаться. Предложил, стараясь соблюсти достоинство, без суеты, с той тихой гордостью, какую, по его мнению, должен испытывать офицер, превосходно исполнивший свой долг.

Алехан посмотрел внимательно на Дуньку, на Архарова, отпил из стопки, усмехнулся.

– Сказывай, Николай Петрович.

Обер-полицмейстер изложил экстракт дела (Дунька вмешалась, когда он забыл название трагедии), причем в его изложении главным виновником заговора был Брокдорф. Как-то оно само собой получилось, хотя следовало бы и князю Горелову должное воздать, и Мишелю Ховрину.

– Хотел бы я знать, где прошатался Брокдорф все эти годы, - только и ответил Алехан. - Я тут, с авантурьерой этой, уже во всяком деле двойную, а то и тройную подоплеку ищу. За нашими ротозеями стоял Брокдорф, а коли и за Брокдорфом кто стоял?

– В столице есть кому его допросить с пристрастием, - сказал Архаров. - Но коли велят - могу кое-что разведать. Известно, с кем он сожительствовал, где жил, можно сыскать разбежавшуюся из того дома прислугу, а вот с дворовыми господина Горелова все не так просто - кому-то наверху страсть как не хочется, чтобы княжеские шашни всем ведомы учинились. Может статься, тех дворовых людей не то что в Москве - а и на свете более нет.

– Хочу убедиться, что между маркизом Пугачевым и авантурьерой доподлинно никакой связи нет… - тут Алехан засмеялся. - А лихо твой дьячок голштинца оглоблей поперек спины оплел!

Архаров улыбнулся. История, как Устин расправился с Брокдорфом, и в доме Волконского также всем весьма понравилась.

Они вернулись к авантурьере.

– С чего эти умники Разумовского к бунту приплели, я уж потом догадался. Фамилия в Европе известная - племянников гетмана Кирилы Григорьевича туда на ученье отвозили, да и сам он с детьми дет десять назад за границу ездил. Начали строить турусы на колесах - а не покойной ли государыни от Андрея Григорьевича детки? Она ж и не скрывала особо своих амуров с Андреем Григорьевичем…

– А верно ли, что они повенчались? - спросил Архаров.

– То тебе доподлинно только сам Андрей Григорьевич мог бы поведать, да четыре года как в могиле лежит. Прочим же веры нет - как кому надобно, так и врет… Вот отколе и выросли враки нашей авантурьеры - кто-то что-то о детях покойной государыни сбрехнул. Она ведь, затейница наша, не сразу себя Елизаветой Второй додумалась объявить, она перед тем была мадам де Тремуйль, а затем еще персиянкой себя вообразила - Али Эметте, и черкесской княжной уж заодно. Географию по ее прозваниям изучать способно…

– Что ж авантурьера? Хороша ли собой? - спросил Архаров. - И доподлинно нет ли сходства с покойной государыней?

– Да что уж там хорошего. Нам с тобой девку в теле подавай, статную, пышную, веселую, молодую… - Алехан, усмехнувшись, подмигнул Дуньке. - Она же не так чтобы молода - а двадцать пять ей давно, поди, стукнуло.

Дуньке до двадцати пяти было еще далеко, и Алеханов кумплиман она приняла так, как следовало: задрала нос, якобы показывая недовольство.

– Росту небольшого, телом очень суховата, лицом ни бела, ни черна, да еще с веснушками, косы и брови темно-русые… - тут Орлов задумался, вспоминая. - Нос горбатый, длинноватый. Сходства, сам видишь, никакого. А вот глаза пребольшие… темно-карие… прелестные глаза… ими и завлекает…

Видать, было что-то между той женщиной с темно-карими глазами и его сиятельством, подумала Дунька. Может, даже и не амурились, а что-то было.

И Архарову то же на ум пришло, только он ощутил сожаление, которого сам себе бы не мог, да и не хотел объяснить: вишь, и тут не сбылось…

Вовремя явились Меркурий Иванович и лакей Иван, стали устраивать трапезу. Дунька, глядя на тарелки с холодными мясами, соленьями и маринадами, тоже вдруг есть захотела. Она не была светской девицей и не знала, что прелестнице положено питаться так, как птичка клюет. Аппетитом Бог Дуньку не обидел.

Архаров был, как всегда, от души рад тому, что может как следует накормить гостей, пусть не разносолами, пусть по-простому, однако досыта. И когда он по-хозяйски уговаривал не стесняться, Алехан даже улыбнулся такой забавной искренности.