Перед отъездом мы прошлись по всему дому, который выглядел заброшенным и производил гнетущее впечатление. Из-за отсутствия слуг некому было навести порядок в доме; поэтому всюду, где мы занимались упаковкой вещей, валялись клочья сена, бумаги и ваты и прочий мусор, везде виднелись следы грязных подошв.
Перед тем как покинуть дом, мы присутствовали при процедуре извлечения из большого сейфа золотого футляра, содержащего рубин с семью звездами. Когда Абель Трелони надежно упаковал его в собственное портмоне, Маргарет, которая казалась смертельно усталой и, надо сказать, пугала меня своим измученным видом и напряженным выражением лица, внезапно просияла от радости, как будто драгоценный камень придал ей силы. Подарив отцу одобрительную улыбку, Маргарет сказала:
— Сегодня вечером у нас не будет неприятностей. Она не станет нарушать твои приготовления. Клянусь жизнью.
— Она — или нечто — причинили нам вред в пустыне, когда мы вернулись из Долины Мага! — таков был мрачный комментарий Юджина Корбека, стоявшего с ними рядом.
Маргарет поспешно ответила ему:
— Тера была тогда возле своей гробницы, из которой ее тело не вынимали в течение тысячелетий. Царица знает, что теперь все будет по-другому.
— Откуда она могла узнать об этом? — с улыбкой спросил Корбек.
— Если у царицы есть то астральное тело, о котором говорил отец, конечно, она должна знать. Как Тера может оставаться в неведении с ее способностью невидимого присутствия где-либо и ее интеллектом, которому доступны путешествия во времени и в пространстве, даже к звездам и в другие миры!
Маргарет замолчала, а ее отец торжественно произнес:
— Именно на основании этого предположения мы и надеемся на прогресс в своей работе. Надо иметь мужество придерживаться собственных убеждений и действовать на их основании — до самого конца!
Маргарет взяла его за руку и не выпускала до тех пор, пока мы не вышли из дому. Мистер Трелони закрыл парадную дверь, и мы двинулись по дороге к калитке.
Когда вещи были погружены (наши ящики заняли несколько вагонов), все рабочие сели в поезд. Телеги ожидали нас в Вестертоне — ближайшей станции от Киллиона. Мистер Трелони заказал спальный вагон для нашей группы; как только поезд тронулся, мы все разместились в своих купе.
В ту ночь я не мог пожаловаться на плохой сон, так как впервые за последнее время чувствовал себя в безопасности. Утверждение Маргарет о том, что «сегодня вечером у нас не будет неприятностей», казалось, ограждало от беспокойства. Кстати, по этому поводу я не задавал ей никаких вопросов, как и все остальные, в тот момент, очевидно, не задумавшись, на чем основывается ее уверенность.
Поезд шел медленно, с продолжительными стоянками на маленьких станциях, где рабочие имели возможность подкрепиться. Так как мистер Трелони хотел прибыть в Вестертон с наступлением темноты, не было необходимости спешить.
Весь день — и даже во время завтрака и обеда, провизию для которых мы взяли с собой, — шел разговор о «великом эксперименте», предстоящее событие полностью овладело нашими мыслями. Мистер Трелони проникался все большим энтузиазмом, с течением времени его надежды сменились уверенностью. Доктор Уинчестер разделял его воодушевление, хотя то и дело сообщал некий научный факт, который, казалось, разрушал линию аргументов и действовал на нас охлаждающе. Юджин Корбек хранил молчание, пока сталкивались мнения других, но в конце спора выяснялось, что его отношение к обсуждаемому вопросу было негативным.
Что касается Маргарет, то ее изможденный вид беспокоил меня. Возможно, это была какая-то новая фаза ее мироощущения, или она воспринимала предстоящее событие более серьезно, чем прежде. Девушка старательно искала уединения, однако из этого состояния выходила почти мгновенно. Как правило, это случалось тогда, когда какой-нибудь эпизод, например остановка на станции, прерывал монотонность путешествия или когда поезд с грохотом пересекал виадук, а эхо разносилось среди холмов и скал, окружавших нас. В такие моменты Маргарет принимала участие в разговоре, словно желая показать, что полностью осознает происходящее, как бы далеко ни уносили ее собственные мысли.
Ее отношение ко мне тоже странным образом изменилось. Иногда я чувствовал отстраненность — полузастенчивую, полунадменную; надо сказать, такое между нами было впервые. А порой моя голова кружилась от счастья, и виной тому была нежность, которую излучали ее взгляд, жесты или голос.
Путешествие протекало однообразно, почти без событий, на которые стоило обращать внимание, за исключением одного достаточно неприятного случая. Однако в это время мы спали, поэтому о происшествии стало известно только утром из беседы с охранником. Между Доумишем и Тейнмаусом поезд был остановлен предупредительным сигналом: кто-то стоял прямо на путях с факелом в руке, размахивая им из стороны в сторону. Выйдя из кабины, машинист обнаружил, что прямо перед паровозом находится куча красной земли — очевидно, обрушилась насыпь. Когда ее убрали, выяснилось, что рельсы не повреждены, и спустя некоторое время поезд последовал дальше. По словам охранника, эта вынужденная задержка в пути произошла из-за какого-то любителя пошутить.
Мы прибыли в Вестертон около девяти часов вечера. Телеги с лошадьми уже ждали нас, почти сразу началась разгрузка вагонов. Наблюдать за ее ходом не было необходимости, так как выполняли ее вполне компетентные люди. Мы сели в предназначенный нам экипаж и спустя некоторое время оказались в Киллионе.
Позади осталась дорога, прорезанная в скале. Мы выехали на плато, и волны, обрушивающиеся на скалы далеко внизу, донесли до нас бодрящее дыхание влажного морского воздуха. На всех нас большое впечатление произвел дом — построенное во времена якобитов огромное здание из серого камня, расположенное на скале над морем.
Внутри все было подготовлено к нашему приезду — миссис Грант и ее подчиненные хорошо потрудились. Мы быстро осмотрели комнаты, сверкавшие чистотой, а затем разошлись, чтобы умыться и сменить одежду после путешествия, длившегося более суток.
Ужин был накрыт в огромной столовой в южной части дома; под шепот волн, который иногда становился тише, но не смолкал, мы вели неторопливую беседу. В широкие окна вдалеке через залив можно было видеть дрожащие огни какого-то замка, а вдоль побережья местами мерцали слабые огоньки — рыбачьи хижины. Море казалось темно-синей равниной, на которой изредка появлялись светлые блики: это волны ловили своими гребнями лунный свет. От остального мира нас закрывали скалы, которые располагались над домом и рядом с ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});