отрезал я.
Повисло молчание.
— Мы собирались приехать сюда на месяц-другой, — добавил я, — чтобы сбежать от журналистов, отдохнуть. И на тебе: торчим тут почти год.
— В Штатах мы проторчали четыре года! — заняла оборону Пита.
— То другое дело. Там тебе нравилось. А здесь у меня крыша едет со скуки.
— Так что же ты не вернешься в Лас-Вегас, Зед? — холодно спросила она. — Никто не держит тебя в этой отвратительной стране. Поезжай хоть завтра. Там ты сможешь круглыми сутками сидеть на крылечке, напиваясь до беспамятства.
Я скрипнул зубами, но не заглотил наживку.
Ночь сотрясла молния, расколовшая все небо от края до края. Звуковое сопровождение немного запоздало.
Лил дождь. Завывал ветер.
Новая молния, новый раскат грома.
— У нас… все хорошо? — наконец спросила меня Пита.
— Хорошо? — удивился я, хотя уже знал, что она имела в виду.
— Мы двое. У нас все хорошо?
Я уже собирался ответить: да, все хорошо, даже замечательно, просто выдалась такая черная полоса… Хотя был ли смысл? Мы оба знали правду.
— Нет, — сказал я. — Кажется, уже нет.
Дальше мы сидели молча.
3
Мне не хотелось думать про гонки, про Питу или про то, что мы с ней только что свернули отношения — в этом я даже не сомневался, — а потому следующий час или вроде того я провел размышляя о смерти Мигеля и его загадочном убийце: как пасьянс, разложил все те версии, что мы уже успели построить. И чем тщательнее я их мусолил, тем яснее мне становилось, что мы упускаем что-то из виду — некую исключительно важную деталь головоломки.
Глаза Мигеля исчезли не потому, что кто-то вырвал их сгоряча, повинуясь глупому порыву. Кто бы его ни изуродовал — будем надеяться, что уже после наступления смерти, тот был больным на всю голову.
В общем, я готов был согласиться с теорией серийного убийцы. Но меня беспокоило то, что убийство свершилось именно здесь, на острове. По одной простой причине: чаще всего убийцей-социопатом оказываются обычные люди — парни, которые живут с вами рядом, пропадают на работе с девяти до пяти, знают по именам всех официанток местной кофейни, вовремя платят налоги заодно с ипотечным кредитом и машут вам рукой, проезжая мимо, когда вы ведете детей в школу.
Не припомню, чтобы Тед Банди или Джеффри Дамер[21] жили затворниками в какой-то глуши. Чего, правда, не скажешь о Джейсоне Вурхизе[22], но мы ведь не столкнулись с ходячим мертвецом в хоккейной маске. Во что бы там ни верила Пита, призраки здесь ни при чем. Человек, убивший Мигеля и ранивший Люсинду, был созданием из плоти и крови, а по утрам точно так же натягивал штаны, как и все прочие.
Так что же этот тип (допустим, он действовал в одиночку) забыл на треклятом острове?
Эта цепочка размышлений вывела меня назад к Солано. Спятивший старикан жил тут в полном одиночестве. Идеальный подозреваемый, если б не одно обстоятельство: он уже умер и погребен…
Я сдвинул брови. Сел чуточку ровнее.
Что, если он не умер?
То бишь откуда нам знать, что он расстался с жизнью? Я слыхал об этом от Пеппера. Тот — от кого-то еще. Что же конкретно ему рассказали? Что Солано нашли утонувшим на том самом месте, где ровно за пятьдесят лет до того якобы утонула девочка? Да ладно! Первым делом в глаза бросается очевидная нестыковка: никто на свете не знал, где именно Солано нашел тело девочки, — не считая самого Солано. Если находка вообще имела место. Более того, Пеппер упомянул, что полиция не смогла определить причину смерти Солано, потому что он слишком долго пролежал в воде, никем не замеченный: его обглодали рыбы да саламандры. Выходит, раз труп представлял собою немногим более чем обернутый тряпками скелет, следует предположить, что провести гарантированное опознание им также не удалось.
Значит, утонуть мог кто угодно, и не обязательно Солано. Но кто? Кто-то вроде Мигеля, случайно приставший к острову?
Вот черт! Получается, Солано и есть убийца? И если так, о нашем вторжении на остров он определенно знает. Еще бы! Мы ведь устроились на ночлег в его собственном доме!
Я обернулся к Пите, чтобы поделиться этим открытием.
Глаза закрыты, губы чуть отворены. Она спала.
Я снова уставился вперед — в ночь за пеленой дождя.
Неужели где-то там прячется Солано? Наблюдает за нами? Выжидает удобный момент, чтобы напасть?
4
Я мирно дремал, свесив голову на грудь, когда какой-то шум заставил меня встрепенуться. Я распахнул глаза, поднял лицо, — но это оказались Хесус и Нитро, вышедшие нас сменить.
Было два часа ночи.
5
Внутри хижины теплым светом горели свечи — маяки в ненастье, хотя две уже успели сгореть целиком. Елизавета в одиночестве сидела у стола. При виде нас она застенчиво улыбнулась:
— Ты выжил!
— Снаружи какое-то безумие, — сказал я.
— Знаю, Зед. Я не глухая. Здесь все тряслось от грома.
Я заглянул к Люсинде. Та лежала на спине, под самый подбородок укрытая красным покрывалом. Красивое лицо девушки посерело, как-то сжалось и осунулось, стало мертвенно-бледным. Я откинул покрывало, а за ним и пончо Солано, которое сразу напомнило о спагетги-вестернах с Клинтом Иствудом. Стараясь не пялиться на обнаженные груди Люсинды, я повернул девушку на бок. Кожа горячая, влажная. Майка Нитро, служившая компрессом, затвердела от впитавшейся крови, но, кажется, затея сработала — рана перестала кровоточить. Я вернул Люсинду на спину и вновь прикрыл пончо и покрывалом. Пульс на ее шее удалось нащупать не без труда, но он был — слабый и редкий. Дыхание тихо хрипело.
— Люсинда, — тихо произнес я, не ожидая ответа.
Его и не последовало.
Следующим я проведал Пеппера. Они с Розой лежали под зеленым ковром, только головы торчат наружу. «Две горошины в стручке», — улыбнулся я. Но если Роза выглядела довольной, лицо Пеппера покрывала испарина; похоже, он трясся от озноба.
Тыльной стороной пальцев я коснулся его лба — сильный жар.
— Пепс, — тихонько позвал я. — Не спишь?
Он открыл глаза, увидел меня, снова прикрыл.
— Похоже, ты здорово простыл под дождем, дружище.
Пеппер ничего не ответил.
Лучше всего, решил я, будет дать ему выпить чего-нибудь горячего. Дождевой воды у нас сколько угодно, но в хозяйстве Солано не имелось ни плиты, ни микроволновки, чтобы согреть ее, а затея разжигать огонь в хижине не выглядела разумной.
Значит, нужно попробовать поднять Пеппера, заставить подвигаться.
— Эй, Пепс, — сказал я. — Ты как, в состоянии сесть?
Едва заметно он покачал головой.
— Хоть ненадолго.