Читать интересную книгу Единственная - Кира Касс

27 декабря, 23:00

Моя дорогая Америка,

никогда в жизни не писал любовных писем, так что прости, если у меня получится не очень….

Проще всего было бы сказать, что я люблю тебя. Но, по правде говоря, чувство, которое я испытываю, намного больше. Я хочу тебя, Америка. Я нуждаюсь в тебе.

Я столько всего утаивал от тебя из страха. Я боюсь, что, если покажу тебе все сразу, тебя это ошеломит и ты сбежишь. Я боюсь, что в глубине души ты продолжаешь любить того, другого, и никогда не разлюбишь его. Я боюсь, что снова допущу какой-нибудь промах, что-нибудь настолько ужасное, что ты снова замкнешься в своем молчаливом мире. Ни одна выволочка от наставника, ни взбучка от отца, ни моя одинокая юность никогда не причиняли мне столько боли, как твое отчуждение.

Я не могу отделаться от мысли, что стоит мне оступиться, как все повторится вновь. Поэтому я так цеплялся за остальные варианты, страшась, что, как только я избавлюсь от них, ты предстанешь передо мной, скрестив руки на груди, готовая быть рядом как друг, но не как равная, как моя королева, как моя жена.

А я больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой. Я люблю тебя. Я долго боялся это признать, но теперь знаю.

Я никогда не стал бы радоваться смерти твоего отца, твоей печали и опустошенности, которую чувствую с тех пор, как ты уехала. Но я так благодарен судьбе за то, что тебе пришлось уехать. Не знаю, сколько еще времени мне понадобилось бы, чтобы понять это, если бы я не попытался представить свою жизнь без тебя. Теперь я совершенно точно знаю, что мне не нужна такая жизнь.

Жаль, что я не художник и не музыкант и не могу найти способ дать тебе понять, чем ты стала для меня за это время. Америка, любовь моя, ты – солнечный свет, проникающий сквозь листву. Ты – смех, который рассеивает печаль. Ты – дуновение ветерка в палящий зной. Ты – островок ясности в море смятения.

Ты – не весь мир, но ты – все, что есть в мире хорошего. Без тебя я продолжил бы существовать, но и только.

Ты сказала, что для того, чтобы поступить правильно, один из нас должен сделать решительный шаг. Думаю, я нашел ту пропасть, которую необходимо преодолеть, и надеюсь, что ты ждешь меня на другой стороне.

Я люблю тебя, Америка.

Твой навсегда,

Максон

Глава 30

Главный зал был переполнен. В кои-то веки вместо короля с королевой в центре внимания был Максон. Мы с Максоном и Крисс сидели за богато украшенным столом на небольшом возвышении. Мне казалось, что нас рассадили неправильно. Я сидела по правую руку от Максона. Я всегда считала, что это почетное место. Но пока что Максон демонстративно разговаривал только с Крисс. Можно подумать, я и так не знала, что меня ждет.

С наигранно веселым видом я оглядела зал. Вокруг яблоку негде было упасть. Гаврил, разумеется, тоже был тут. Стоя в углу, он вел на камеру репортаж о происходящих событиях.

Эшли улыбнулась и помахала мне рукой, а Анна, стоявшая рядом с ней, подмигнула. Я кивнула обеим, все еще не настолько овладев собой, чтобы говорить. В задних рядах, одетые в чистую одежду, за отдельным столом сидели Август с Джорджией и еще несколько представителей повстанцев-северян. Разумеется, Максон изъявил желание, чтобы они присутствовали при таком важном событии, как объявление имени той, кого он выбрал своей нареченной. Знал бы он, что она одна из них.

Повстанцы настороженно оглядывали зал, как будто опасались, что кто-нибудь из гвардейцев может в любую минуту узнать их и поднять тревогу. Гвардейцы, впрочем, не слишком обращали внимание на происходящее вокруг. Откровенно говоря, я впервые видела, чтобы у них был такой несобранный вид. Взгляды их блуждали по залу, некоторые заметно нервничали. Я даже обратила внимание на то, что один или два из них были плохо выбриты и вообще выглядели неаккуратно. Впрочем, это было важное мероприятие. Может быть, они просто сбились с ног.

Мой взгляд перескочил на королеву Эмберли, которая разговаривала со своей сестрой Аделью и ее многочисленными отпрысками. Королева просто сияла. Для нее это был долгожданный день. Она будет любить Крисс, как родную дочь. Я ощутила мимолетный укол зависти.

Обернувшись, я вновь посмотрела на Избранных, и на этот раз мой взгляд упал на Селесту. В ее глазах читался недвусмысленный вопрос: «О чем ты так беспокоишься?» Я едва заметно покачала головой, давая ей знать, что я проиграла. Она скупо улыбнулась и одними губами произнесла: «Все будет хорошо». Я кивнула, пытаясь поверить ей. Она отвернулась, засмеявшись чьей-то шутке, и я впервые посмотрела вправо, вглядываясь в лицо гвардейца, стоявшего на карауле рядом с нашим столом.

Но Аспену было не до меня. Он оглядывал собравшихся в зале, как и остальные парни в форме, но лицо у него было такое, будто ему не давала покоя какая-то мысль. Словно он решал в уме сложную головоломку. Мне очень хотелось, чтобы он посмотрел в мою сторону, может, попытался бы объяснить без слов, что его так тревожит, но он этого не сделал.

– Пытаешься назначить ему встречу? – осведомился Максон, и я резко отвернулась.

– Нет, разумеется нет.

– Впрочем, меня это не волнует. Сегодня днем родные Крисс приедут, чтобы отпраздновать событие в семейном кругу, а твои – чтобы забрать тебя домой. Последнюю выбывшую из состязания не принято оставлять одну. Она обычно склонна совершать театральные поступки. – Он держался так холодно, так отчужденно. Как будто это был не Максон, а кто-то другой. – Дом можешь оставить себе, если хочешь. За него уже заплачено. А вот письма я хочу получить обратно.

– Я прочла их, – прошептала я. – Они меня очень тронули.

Он фыркнул, как будто услышал что-то смешное:

– Понятия не имею, чем я думал.

– Пожалуйста, не надо так. Пожалуйста. Я люблю тебя. – Я сморщилась, готовясь расплакаться.

– Даже не вздумай, – процедил Максон. – Ты сию же секунду улыбнешься и будешь улыбаться до самого конца.

Я сморгнула слезы и слабо улыбнулась.

– Так пойдет. И чтобы никаких истерических припадков, пока не вышла из зала, ты поняла? – Я кивнула. Он в упор посмотрел на меня: – Я буду рад, когда ты уедешь.

Процедив последнее слово, он улыбнулся и вновь устремил взгляд на Крисс. С минуту я сидела, разглядывая собственные коленки и стараясь медленно дышать, потом нацепила на лицо улыбку.

Когда я вновь подняла глаза, то не отважилась больше ни на кого смотреть. Боялась, что не смогу исполнить последнее желание Максона. Вместо этого я принялась разглядывать стены зала. Именно поэтому я заметила, как большинство гвардейцев отступили от них и, вытащив из карманов лоскутки красной материи, повязали их на лоб.

Не понимая, что происходит, я смотрела, как один из гвардейцев с красной повязкой подошел к Селесте вплотную и в упор выстрелил ей в затылок.

Пальба и крики раздались одновременно. Зал огласился хриплыми криками боли, лишь усугубившими какофонию из скрежета ножек стульев, грохота падающих тел и топота охваченной паникой толпы, бросившейся к дверям со всей возможной для людей на высоких каблуках и в костюмах скоростью. Крики мешались со звуком выстрелов, отчего вся картина становилась еще более ужасающей. Я не в силах была отвести от нее глаз. За несколько секунд я успела увидеть невозможное количество смертей. Тщетно я искала в охваченной паникой толпе короля с королевой. Они как сквозь землю провалились. Я не знала, удалось ли им спастись, или же оба погибли. Думать об этом было страшно. Я поискала глазами Адель с детьми, но их тоже нигде не было видно, и это было еще ужасней.

Максон рядом со мной пытался успокоить Крисс.

– Ложись на пол! – велел он ей. – Все будет в порядке.

Я посмотрела вправо, на Аспена, и открывшаяся картина на миг заворожила меня. Он стоял на одном колене и, прищурив один глаз, хладнокровно стрелял в толпу. Должно быть, он был очень уверен в своей меткости.

Краем глаза я заметила, как сбоку мелькнуло что-то красное. Внезапно перед нами вырос гвардеец-повстанец. Едва в мозгу у меня возникло это слово, как все сразу встало на свои места. Энн рассказывала, как-то раз уже было такое, когда повстанцы проникли во дворец, переодевшись в форму дворцовой гвардии. Но каким образом они ее раздобыли?

Крисс снова закричала, и тут до меня дошло, что все те гвардейцы, которые были отправлены охранять наших родных, вовсе не дезертировали. Они были убиты и давным-давно лежали в земле, а их мундирами завладели повстанцы. Те самые, что устроили побоище в этом зале.