А затем ветер рухнул на нас, ошеломляя своим голосом, силой и яростью. Мы были раздавлены и оглушены. Судно качнулось на правый борт просто под напором ветра на такелаж и борт. Вся ночь сделалась единым воплем, обрушивавшим на нас снежно-белую пену неисчислимыми тоннами. Мне не приходилось переживать ничего подобного. Все мы распластались на полуюте, держась за все, во что только могли вцепиться пальцы… Пентакль давно разлетелся на атомы, и мы находились в полной темноте во власти невероятного шторма.
К утру буря улеглась, и к вечеру мы уже бежали под свежим ветерком; тем не менее, насосы работали во всю силу, так как мы заработали весьма основательную течь, оказавшуюся настолько серьезной, что через два дня нам пришлось пересесть в шлюпки. Впрочем, нас подобрали в ту же самую ночь, и нам не пришлось испытать сколь-нибудь серьезных неприятностей. Что касается «Ярви», корабль сейчас благополучно покоится на дне Атлантического океана, где ему и место до скончания света.
Завершив свой рассказ, Карнакки выбил трубку.
— Но вы еще не объяснили нам, — запротестовал я, — что именно сделало этот корабль таким зловещим? Не рассказали, чем именно отличался он от всех остальных кораблей? Почему его посещали эти тени и видения? Каково ваше мнение об этом?
— Ну, — начал ответ Карнакки, — с моей точки зрения, он являлся фокусом. Этим техническим термином я хочу сказать, что корабль этот испускал «аттрактивные вибрации», то есть обладал силой притягивать к себе все оказывавшиеся поблизости психические волны, как это делает медиум. Способ, которым приобретаются эти «вибрации» — если снова воспользоваться техническим термином, конечно, остается предметом для предположений. Корабль мог нажить такую способность за годы своего существования, благодаря каким-то подходящим для этого условиям, или он мог быть наделен этой способностью с того самого дня, как на верфи был заложен его киль. Я хочу сказать, что к такому итогу могло привести все: состояние атмосферы, уровень электрических напряжений… даже удары молотков и случайное сочетание материалов. И это лишь, если говорить об уже известных факторах. Однако огромное количество неизвестных не позволяет нам вести праздные разговоры на эту тему. Мне хотелось бы напомнить вам собственное мнение о том, что некоторые разновидности сверхъестественных явлений могут иметь своей причиной аттрактивные вибрации. Как я уже отмечал, такие вибрации могут возникать при постройке корабля… потом при соответствующих условиях в некоторых сочетаниях материалов, безусловно, могут наводиться электрические токи. Словом, более подробный разговор на эту тему мне кажется бесполезным. Скорее я хочу напомнить вам о том, что стеклянный стакан будет вибрировать, отзываясь на прикосновение к некоторой клавише пианино, и пресечь дальнейшие вопросы своим собственным, до сих пор не имеющим ответа: а что такое электрический ток? И когда мы сумеем получить ответ на него, тогда придет время и для следующего шага, совершаемого уже в более догматичной манере. Мы находимся всего лишь на границе неизведанной и загадочной страны. И в таковом случае я полагаю, что оптимальным выбором для всех вас является дом и постель.
Столь резким образом завершив свой рассказ, Карнакки с максимальной любезностью выставил нас на тихую и промозглую набережную, от всей души поблагодарив каждого за пожелания доброй ночи.
Находка
Получив от Карнакки привычную открытку с приглашением отобедать, я поторопился отправиться на Чейни Бок, где нашел пришедших ранее Аркрайта, Тейлора и Джессопа, и по прошествии нескольких минут мы уже сидели вокруг обеденного стола.
Мы, как всегда, хорошо отобедали, и, следуя негласному обыкновению, принятому на наших собраниях, Карнакки говорил буквально обо всем на свете, но только не о том, чего ждали мы от него. И лишь когда все мы удобно разместились в креслах, он начал рассказ, уютно попыхивая трубкой.
— Дело вышло очень простое, требовавшее минимального умственного анализа. Я как-то разговорился с Джонсом из издательства «Малбри и Джонс», выпускающего «Библиофила» и «Книжный стол», и он упомянул, что натолкнулся на книгу, носящую название «Акростихи Дампли».
Единственный известный ныне экземпляр этой книги находится в Кайленском музее. И эта вторая копия, найденная мистером Людвигом оказалась подлинной. Малбри и Джонс вынесли такое заключение, и всякий человек, знакомый с их репутацией, охотно примет их вердикт.
Я услышал о книге от своего старого приятеля Ван Дилла, голландца, обедавшего в нашем клубе.
— Что вам известно о книге, называющейся «Акростихи Дампли?» — спросил я его.
— С тем же успехом, друг мой, вы можете спросить меня, что мне известно о вашем Лондоне, — ответил он. — Знаю все, что положено знать, то есть очень немногое. Был напечатан только один экземпляр этой замечательной книги, и сейчас он находится в Кайленском музее.
— Именно так я и полагал, — проговорил я.
— Книгу эту написал Джон Дампли, — продолжил он, — презентовавший ее королеве Елизавете по случаю сорокалетия. Они испытывала страсть к словесным играм подобного рода… однако Дампли вознес эту литературную гимнастику на чрезвычайную высоту, пересказывая непристойные сплетни двора с ехидным остроумием, притворной невинностью и непревзойденным мастерством в области злословия.
Набор рассыпали, а рукопись сожгли сразу же, после того как был отпечатан предназначенный для королевы экземпляр. Книгу ей поднес лорд Вельбек, каждый год выплачивавший Джону Дампли двадцать английских гиней и двенадцать овец, а также двенадцать бочонков пива Миллер Эббот — чтобы держал язык за зубами. Он хотел, чтобы его считали автором книги и потому, вне сомнения, снабдил Дампли самыми скандальными и интимными подробностями жизни видных представителей двора, о которых написана эта книга. Имя лорда поместили на обложке вместо имени Дампли; хотя в те времена умение хорошо писать не ставилось в заслугу человеку знатного происхождения, однако присущее «Акростихам» остроумие высоко ценилось при дворе.
— А я и не знал, что книга была настолько известной, — проговорил я.
— Она пользовалась истинной славой в узком кругу, — продолжил Ван Дилл, — благодаря своей уникальности и ценности — исторической и литературной. Сегодня найдутся коллекционеры, готовые запродать душу дьяволу ради второго ее экземпляра. Однако найти ее невозможно.
— Случается, что происходит и невозможное, — возразил я. — Мистер Людвиг предложил на продажу второй экземпляр. Меня просили исследовать этот вопрос. Отсюда и мой интерес к книге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});