– Есть надежда, что ты умеешь управляться торцевым ключом? – спросил он Эдриана.
– Ага. – Парень снял кожаную куртку и захрустел костяшками. – И выкатить это барахло на дорогу – лучше занятия не придумать.
***
Когда Вин смотрел через стол на Марию-Терезу, солнечный свет, каскадом проникающий сквозь окно, превратил ее в образ, эхом отдающийся в подсознании. «Откуда он мог знать ее?», снова подумал он. Где он встречал ее раньше? Боже, он хотел прикоснуться к ее волосам.
Вин доел последний кусочек блинов, удивляясь, что она спросила, нравятся ли ему рыжеволосые. Потом неожиданно вспомнил кое-что.
– Я не люблю рыжие волосы настолько, чтобы клюнуть на Джину, если ты об этом.
– Нет? Но она же красивая.
– Для кого-то… может быть да. Слушай, я – не тот парень, который…
Официантка подошла к их столу.
– Еще кофе? Или вы предпочтете…
– … трахает всех подряд.
Мария-Тереза моргнула, а вслед за ней и официантка.
Блин.
– Я имел в виду…– Останавливая себя, Вин зыркнул на другую женщину, которая, казалось, собиралась задержаться здесь. – Вы наливаете? Или что?
– Я… э, хотела бы еще кофе, – сказала Мария-Тереза, протягивая кружку. – Пожалуйста.
Официантка наливала медленно, переводя взгляд с одного на другого, будто надеялась услышать окончание разговора. Когда чашка Марии-Терезы была наполнена, женщина взялась за Вина.
– Еще сиропа? – спросила она.
Он кивнул на пустую тарелку.
– Я закончил.
– О, и правда. – Собрав его посуду, она уходила с той же расторопностью, с который наливала кофе: желе ползет быстрее.
– Я не изменяю, – повторил он, когда они остались наедине. – Наблюдая за своими родителями, я выучил более чем достаточно о том, как не нужно поступать в отношениях, и это – правило №1.
Когда Мария-Тереза протянула ему сахар, и он уставился на сахарницу так, будто впервые видел, она сказала:
– Ну, для твоего кофе. В свой ты добавляешь сахар.
– А… да. – Когда он разбавлял свой напиток, она сказала:
– Так, брак твоих родителей был неудачным?
– Да. И я никогда не забуду, как они разрывали друг друга на части.
– Они развелись?
– Нет. Убили друг друга. – Когда она резко откинулась на стуле, ему захотелось выругаться. – Прости. Наверное, не стоило откровенничать, но все так и было. Одна из их драк вышла из-под контроля, и они упали с лестницы. Падение не закончилось хорошо, ни для кого из них.
– Мне так жаль.
– Ты очень добра, но это было так давно.
Мгновение спустя, она прошептала:
– Ты выглядишь изнуренным.
– Просто перед уходом нужно выпить еще кофе. – Черт, основываясь на этом, он будет продолжать заливаться напитком, пока не откажут почки, если это обеспечит им еще времени наедине.
Дело в том, что когда она смотрела на него, ее искренняя забота делала ее… драгоценной. Драгоценной и поэтому, чувствительной к потерям.
– Ты защищаешься на работе? – выпалил он. – И я говорю не о жестокости. – В растянувшейся тишине, он покачал головой, чувствуя себя так, будто его туфли окунули в блинный сироп. – Прости, это не мое дело…
– Ты имеешь в виду, практикую ли я безопасный секс?
– Да, и я спрашиваю не потому, что хочу быть с тобой. – Она снова отшатнулась, и он отругал себя. – Нет, в смысле, я хочу знать, потому что надеюсь, что ты заботишься о себе.
– Почему это так важно для тебя?
Он посмотрел в ее глаза.
– Просто важно.
Она отвернулась, посмотрев на реку.
– Я в безопасности. Что сильно отличает меня от сотен так называемых «честных» женщин, которые спят со всеми подряд, ничем не защищаясь. И ты можешь перестать всматриваться в мое лицо, словно пытаешься решить какую-то загадку. Благодарю. А сейчас пойдет.
Он подчинился и уставился на свою кружку.
– Сколько ты стоишь?
– Ты же сказал, что не хотел спать со мной так.
– Сколько?
– Что, хочешь выкупить меня на недельку, как в «Красотке»? – Она коротко и сухо рассмеялась. – C Джулией Робертс меня объединяет лишь то, что мы сами выбираем с кем спать. А насчет «сколько», то тебя это не касается.
И все же он хотел знать. Потому что, черт возьми, он надеялся, что если она была дорога, то и контингент мужчин будет лучше… хотя, если быть полностью честным с собой, то это чушь собачья. Он хотел повести себя как Ричард Гир, но купить отнюдь не неделю. Года, вот это уже другой разговор.
Но этого никогда не произойдет.
Когда официантка проплыла мимо с кофейником в руках, навострив уши, Мария-Тереза сказала:
– Чек не помешал бы.
Официантка поставила кофейник на стол и выудила блокнот. Вырвав страницу, она положила ее лицевой стороной вниз.
– Всего доброго.
Она ушла, и Вин потянулся через стол, прикоснувшись в руке Марии-Терезы.
– Я не хочу заканчивать все на плохой ноте. Спасибо, что не упоминала обо мне полиции, но я хочу, чтобы ты рассказала все, если на тебя начнут давить.
Она не отстранилась, а просто посмотрела вниз, туда, где соединялись их руки.
– Ты тоже прости меня. Из меня плохая компания. По крайне мере… не для культурных.
В ее голосе звучала боль…маленькая, но он все же услышал эту нотку так же четко, как удар в колокол посреди безмолвной ночи.
– Мария-Тереза… – Он так много хотел сказать ей, но не имел права… и она не воспримет это хорошо, – … невероятно милое имя.
– Ты думаешь? – Когда он кивнул, она что-то выдохнула, что он не смог расслышать, но что звучало как, «Поэтому я выбрала его».
Она прервала контакт, взяв чек и открыв сумку.
– Я рада, что тебе понравились блины.
– Что ты делаешь? Позволь мне…
– Когда в последний раз кто-то покупал тебе завтрак? – Она посмотрела на него, слегка улыбнувшись. – Что-нибудь вообще, по правде говоря?
Вин нахмурился, обдумывая вопрос, когда она вытащила банкноты в десять и пять долларов. Забавно… он не мог вспомнить, чтобы Девина платила за что-нибудь. Конечно, у него денег пруд пруди, но все же.
– Обычно плачу я, – ответил Вин.
– Не удивлена. – Она начала вставать со стула. – И я не имею в виду ничего плохого.
– Нужна мелочь? – сказал он, думая, что готов на что угодно, лишь бы задержать ее.
– Я оставляю солидные чаевые. По себе знаю, как порой бывает сложно работать в сфере обслуживания.
Выходя вслед за ней из ресторана, он запустил руку в карман, чтобы достать ключи, и почувствовал что-то маленькое и незнакомое. Нахмурившись, он осознал, что это золотая сережка, которую он взял у Джима.
– Хм, знаешь что? У меня есть кое-что твое, – сказал он, когда они подошли к ее машине.