а тут эфир… Вот другая приходит и ведет передачу. И никто ничего не замечает. Здорово, правда? Вот ты ОРТ смотришь, в титрах написано, что Юлька, а в кадре я… Ха-ха.
Оленьку понесло. Юлька предупреждающе сжала ей под столом руку.
— Погоди… — медленно сказала мама. — я вас никогда не перепутаю. Не было такого.
— Ну это я так… фигурально выражаясь…
— К примеру… — подхватила Юлька и быстро посмотрела на часы. — Ой, мамуль, извини, заболтались… Мы же к четырем должны в редакцию заметки сдать. У тебя готово, Оля?
— Да, уже в сумке.
Юлька схватила со стола первые попавшиеся листочки и тоже сунула в сумочку.
— А о чем? — крикнула вдогонку мама.
— Чепуха. Просто хроника в новости. Мы скоро. Не скучай!
Два часа они гуляли по закоулкам вокруг дома и привычно переругивались.
— Ну чего ради я должна врать? — кипятилась Юлька.
— Ради мамы.
— Я себя чувствую полной идиоткой! А с тебя как с гуся вода. Что ты несешь? Хоть тормози на поворотах… Вспомни, как мама всем всю жизнь доказывала, что мы совершенно разные, и удивлялась, как они этого не замечают.
Оля потерла переносицу и беспечно махнула рукой.
— Да, это я ляпнула… Но ты вовремя вывернулась… Ничего, обойдется!
…Елена Семеновна привыкла все делать дотошно и добросовестно. Если изучать творчество писателя, так сверх отведенной школьной программы, если читать опусы своих дочерей, так от первого слова до последнего, подчеркивая в газете ручкой бойкие современные обороты, от которых ее коробило.
В Юлькиных статьях их было более чем достаточно. С точки зрения учительницы литературы и русского языка, их можно было отнести к специфическим стилистическим ошибкам. И как только редакторы этого не замечают? Что это за «все утерлись», «он их умыл», «запресмыкался»?
Мама вздохнула и взялась за Олину рецензию.
Господи, и здесь то же самое! Просто один стиль! Или их теперь так учат?
Конечно, надо признать, что написано бойко, живо, читается с интересом… но… что-то…
Она отложила газету, прикрыла глаза и принялась вспоминать…
Всем ее девочки казались одинаковыми, и только она замечала, какие они разные. Вот, взять хотя бы школьные сочинения… Да, сочинения. Юлька всегда искала необычное сравнение, старалась опровергнуть привычные штампы. А Оля… честно сдувала выдержки из школьного учебника. Ну, иногда для разнообразия пользовалась мамиными методичками. Конечно, на «пять», не придерешься… Но какие разные были у сестер эти пятерки.
Юлька в пылу своей полемики могла запутаться в стилистических нагромождениях, раздувала предложение на полстраницы и забывала, что чему подчиняется…
А у Оленьки все гладко, складно, правильно. Фразы округлые и ясные. Да только не свои, а чужие.
И Юлькин стиль с тех пор не изменился, только появилась профессиональная отшлифованность. А Оленька… будто переродилась… Или стала подражать сестре?
Елена Семеновна аккуратно сложила газеты в папку и принялась за уборку. Дочери так стремительно убежали Даже тортик не доели. Надо отрезать кусок для соседской девочки…
Она сложила посуду, отнесла на кухню, стукнула в Лидину дверь. Никого. Наверное, в детский сад пошла…
В этих коммуналках не поймешь, чей веник стоит за плитой, чья швабра в ванной? Ну ничего, авось не обидятся.
И хотя Оля накануне вылизала комнату, по ее мнению, до полного блеска, Елена Семеновна все равно нашла, что еще требует немедленного приложения хозяйской руки.
В шкафу все свалено как попало. На столе творческий раскардаш…
Она сложила листочки в стопочку, закрыла машинку футляром и выдвинула ящики. Так и есть. Поверх пачки с бумагой валяются использованные ленты для машинки, пузырек засохшей шрифт-замазки, скомканные черновики, какие-то фотографии, старые газеты…
Она вынула все из ящиков на пол, отложила в сторону кучку на выброс. Фотографии — в одну сторону, газеты…
Ой, да они вовсе не старые. Несколько одинаковых номеров с Оленькиной статьей о «Севильском цирюльнике» в постановке молодого талантливого режиссера… Написано с вдохновением, и молодой человек симпатичный… Может, что-то у них возникло? Симпатия… душевный порыв… Матери ведь умеют читать между строк.
Она вгляделась еще раз в портрет этого режиссера… и тут взгляд поневоле скользнул вниз, на подпись… А там ясно и отчетливо жирным типографским шрифтом было выведено: «Ю». Юлия!
По коридору прокатился детский топоток и раздался зычный голос Лиды:
— Куда в ботинках? О швабру вытри. Где швабра?
— Ох, простите, это я взяла, — поспешила к ней Елена Семеновна, захватив приготовленную тарелочку с тортом.
Лида расцвела от удовольствия. И как только у такой хорошей женщины уродилась такая шалава, как Олька?!
— Лидочка, вы не помните, — дипломатично начала издалека Елена Семеновна, — девочки не упоминали о таком Денисе Ивашенко? Он «Фигаро» ставил…
— Ну так! — в сердцах пробасила Лида. — Он и есть фигаро! Тьфу! Юлька его прославить решила, а он с ней так… пофигарил!
— Как? — схватилась за сердце Елена Семеновна. — Обманул? Бросил?
— Да и слава Богу! — поспешила утешить ее Лида, вспомнив о больном сердце. — Она себе лучше нашла!
— В каком… смысле?
— Ну… — Лида помялась и поняла, что ляпнула лишнее. — Вы только не думайте ничего. Юлька как раз скромная… Я ей порой говорю: «Да выгони ты эту шалаву, а то никогда замуж не выйдешь!» А вышла бы за приличного, и комната бы освободилась …
— Какую шалаву? — тихо спросила Елена Семеновна.
Лида густо залилась краской, низко склонилась над своим замком и забормотала:
— Ну… мало ли тут всяких шалав вокруг молоденьких девушек крутится… Гнать их всех надо! Правильно я говорю?
Елена Семеновна нервно скомкала в руке газету, поправила очки и пристально посмотрела на нее.
— Лида, а вы городской телеканал смотрите?
— А как же!
— И какое ваше мнение о моей Оле?
Лида напрягла все свои извилины Нет, Юлька ей о городском канале ничего не говорила… Только о прическах…
— Никогда не видела, — выпалила она. — Да и что ей там делать? Все равно что мне в Большом театре танцевать! — Она от души расхохоталась, довольная своим сравнением, и тут же спохватилась, увидев, как изменилось лицо Елены Семеновны: — Ой! Я вообще-то нерегулярно… может, пропустила… Да и вообще, я их путаю… Не пойму, одна или другая…
— Большое спасибо, — с достоинством кивнула Елена Семеновна и машинально погладила по голове притихшую Катюшку. — Ты ешь, ешь, это тебе…
Когда дочери вернулись, она сидела в кресле под лампой и читала. Вернее, делала вид, что читала. Подняла голову, сняла очки и посмотрела на обеих пристальным взглядом.
— Как съездили?
— Прекрасно. Все приняли.
— И о чем же ты писала, Юля?
— О премьере в Доме кино.
— Это было в пятничном номере.
— Мамочка, там