Когда развлечение начиналось, он осознавал, что ему все равно, сколько денег будет ему стоить этот вечер. Было вполне очевидно, что он в любой момент достигнет того, чего хотел.
Таверна «Три колокола» была известна полностью раскрепощенной атмосферой. Здесь можно было выиграть в карты целое состояние, а каждую среду посмотреть состязание между шлюхами. При желании можно было даже стать его участником.
Откуда появилась эта идея, не знал никто. Джеред подозревал, что она возникла у какого-то книголюба, который читал о похожем состязании между римской императрицей и шлюхой. Но в данном случае оно происходило между двумя известными проститутками, которые желали испытать свою выносливость в обмен на изрядную сумму, которую платил владелец «Трех колоколов». Говорили, что в хорошую ночь приз достигал такой суммы, что победительница могла оставить свою работу. Однако это было не то зрелище, которое он бы с удовольствием посмотрел.
Двух женщин подняли на столы. Они заткнули юбки за пояс и раздвинули ноги. Какая из них выиграет — определялось по количеству обслуженных ею мужчин. Это был только чистый секс — иногда быстрый, иногда дольше.
Джеред теребил в руках карты, он опять проиграл, больше заинтересованный реакцией Тессы на происходящее в соседней комнате, чем картами. Он поднял глаза, отвел взгляд от ритмично двигающихся мужских ягодиц. Не вызывающее страсти действо. Вуайеризм был не его коньком, он не часто предавался ему, несмотря на то что так могла подумать Тесса. И все же искусное посвящение в любовь молодого человека опытной женщиной было гораздо более приятным зрелищем, чем это скотство. Сколько из них заболевают сифилисом после этой ночной забавы? Французы называли его «неаполитанской болезнью», итальянцы — «французской сыпью».
Джеред был прав, когда сравнил Тессу со своей бабкой. Она не двигалась, не отводила глаз от зрелища. Пожалуй, выглядела даже еще более надменно, чем раньше. Ее гордый профиль мог послужить моделью для художника или скульптора. Казалось, что вся эта грязь нисколько не марает ее чистоты. Неужели это та же самая невинная девушка, которая бесхитростно захватила его, поймала его в паутину страсти?
Почему же он чувствовал, будто наказывает ее за это?
К тому времени как закончился вечер, Джеред проиграл почти пять тысяч фунтов — больше, чем когда-либо в своей жизни. Ему не доставило удовольствия подписывать долговую расписку, но он сделал это вместе с распоряжениями своим поверенным.
Провожая жену до кареты, он подумал об опасности находиться в таком притоне. Он мог защититься от нападения пистолетом, и в трости его, как у многих, была спрятана рапира.
Джеред подождал, пока Тесса сядет в карету, прежде чем самому подняться по ступенькам и тоже войти внутрь. Небо на востоке уже начинало светлеть. Приближался рассвет. Он любил это время утра, медленное пробуждение от ночи. Лондон никогда не засыпал, но казался особенно тихим в эти несколько часов перед восходом солнца, как будто настороженно замирал в ожидании появления светила.
Тесса сидела в углу, безучастно глядя на светлеющее небо. В какое-то неуловимое мгновение ему захотелось рассказать ей, что он чувствует, поделиться своими мыслями. Но сделать это означало уничтожить все, чего он достиг сегодня, разве не так?
«Действительно, Джеред, это великий подвиг!»
Черт побери, он проиграл сумму, на которую можно было содержать двадцать семей долгое время. Выбросил на ветер за один только вечер! И еще то, другое. Нет, она не могла об этом думать.
Тесса закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. За кого она вышла замуж? Почему считала, что любит этого человека? Того, кто мог унизить ее, привезя в этот вертеп, того, кто так мало думал о своем состоянии, что выбрасывал его на ветер? Кто мог проявлять так мало интереса к миру, в котором жил, что просто не видел бедных, изувеченных, нуждающихся?
Ей хотелось оказаться подальше от него еще до того, как боль, которую она испытывала, отразится на ее лице. Оказывается, она совсем не знала своего мужа! В глубине ее памяти жило воспоминание о «незнакомце», который ласкан ее кожу, обнимал ее, утешал, когда она всхлипывала.
Ей хотелось, чтобы мир был таким, как месяц назад. Ей хотелось возвратить его, чтобы она могла отвернуться от Джереда, объявить о своем отъезде в Киттридж-Хаус словами такими же убийственными, как его собственные в таверне. Она хотела вернуться в прошедший день, чтобы могла закрыть за ним дверь и никогда не испытывать и намека на нежность, в мир, где нежное прикосновение заменяло слова, ведь он был слишком горд, чтобы произнести вслух ласковое признание.
Все это время она подпускала его все ближе к сердцу и думала, что полюбила его — вопреки всему, что он делал. А он плевать хотел на ее чувства, на ее нежность. И все надежды вдруг в одну минуту сжались в комок и тихонько умерли.
Джеред сидел напротив нее и упрямо молчал. Слова извинения никогда не слетят с его губ. Он никогда не опустится до объяснения, не захочет помочь ей понять его.
Он был не просто аристократом, он был островом в самом себе — отдельным, одиноким, заблудившимся в океане.
Все передаваемые шепотом сплетни, все грязные истории, которые она слышала о нем, не подготовили ее к восприятию мужа таким, каким он был на самом деле. Неужели у Джереда нет других интересов, кроме как по-глупому развлекать себя? Разве нет дел, интересующих его, умных мыслей, посещающих его мозг, чтобы быть высказанными или написанными? Было ли что-нибудь ценное для него, кроме его собственных забав?
Ее жизнь проходила среди аристократов, и она была свидетельницей, что мужчины, имеющие от рождения благородный титул, никогда не довольствовались только своим рангом. Они хотели большего. Ее отец, объединившись с Уильямом Уайберфорсом с целью прекращения дальнейшей перевозки рабов в британскую Вест-Индию, преуспел в этом. Он проводил много вечеров, объясняя дочери, почему так ненавидит торговлю живым товаром, как надеется однажды увидеть палату лордов, принявшую соответствующее предложение.
Стэнфорд Мэндевилл проводил свои дни, проектируя и строя военные корабли, большинство которых продавал Короне. Он был так же помешан на бригах с гербом Киттриджа, как Джеред на своей погоне за дешевыми наслаждениями Если только эти занятия можно сравнить!
И было много других людей с такими же представлениями, которые хотели укрепить свою нацию, готовились к будущему силой своей воли, талантом своих рук и властью своих кошельков и имен.
А вот Джеред Мэндевилл не был одним из них. Неужели нет ничего, чего бы он по-настоящему хотел в жизни? Быть герцогом — это все, чего он смог достичь? Вопросы, которые она собиралась, но не имела смелости задать ему. Нет, не вопросов она боялась, скорее ответов.