Читать интересную книгу Иван Шуйский - Дмитрий Володихин

Наконец, в последние дни октября ударили крепкие морозы. Литовские воины даже отказывались нести караульную службу: их «...бьют палками, сажают на цепь, но те оправдываются тем, что не имеют шуб»428. По таким погодам не очень-то повоюешь...

Иначе говоря, худшие условия для штурма трудно себе представить.

Рассказывая о приступе, Пиотровский, в сущности, почти ничего не пишет ни о боевых действиях, ни о потерях. Он лишь упоминает, что венгерские солдаты затеяли «свалку»429 с русскими. У осаждающих был хороший шанс хотя бы в одном: там, где стену подкапывали храбрецы- венгры, она в конечном итоге оказалась столь слаба, что рухнула под действием жидких залпов королевской артиллерии, столь ослабленной нехваткою пороха. Но древоземляные сооружения русских остались незыблемыми, поэтому атакующие опять не имели успеха. В сущности, Шуйский, возведя дополнительные укрепления, заставил неприятеля до крайности рисковать и нести неоправданные потери.

Даже тех редких бойцов, кто всерьез рвался в бой, сбило с панталыку одно неожиданное обстоятельство. Во время приступа венгры обнаружили среди мертвых тел мешки с солью. Возможно, их специально подбросили по распоряжению хитроумного псковского командования. Оголодавшие вояки ринулись утаскивать мешки, к ним на подмогу из лагеря прибежали новые группы, и штурм превратился в беспорядочную драку из-за драгоценной соли. Позорище, одним словом.

Гейденштейн прямо обманул своих читателей, отказавшись живописать такой вот штурм. Вот его слова: «Венгерцы не оставили своей работы, пока не разрушили большей части той стены; наконец, так как и в этой части неприятели поставили палисады против башни и выкопали ров, то решено было оставить намерение взять город приступом»430. И всё. Будто и не случилось никакого приступа, будто и не было хаотической потасовки из-за соли...

Уж больно некрасиво получалось. Не по-рыцарски.

Для князя Шуйского и псковского гарнизона всё выглядело иначе. Ведь им было чем гордиться.

Несколько раз волны королевской армии накатывали на Псков по льду и отступали, выкладывая черный ковер телами убитых и умирающих... Ротмистры наезжали конями и секли саблями «гайдуков» — польскую легкую пехоту, — заставляя их двигаться к пролому. Но стрельцы укладывали атакующих одного за другим...

У неудачного ноябрьского штурма было два последствия.

Во-первых, гайдуки принялись торговать награбленной солью прямо в окопах. Псковская артиллерия накрыла это сборище, и поляки понесли потери.

Во-вторых, 6—7 ноября королевские военачальники отвели солдат из окопов и оттащили пушки к лагерю. Это означает, что польское командование совершенно потеряло желание вновь бросать людей на штурм. Атаковать можно было только из окопов. Эффективно обстреливать стены — тоже. Покинув их, ратники Стефана Батория утратили обе возможности. С этого момента у осаждающих остался лишь один инструмент давления на город — плотная блокада.

Очередная неудача произвела на армию неприятеля тяжелое впечатление.

«Государевы же бояре и воеводы, а также всё христолюбивое воинство вместе со всем народом, пребывающим во Пскове, услышав об этом, благодарно и радостно вознесли хвалу Богу, надеясь, что вскоре и король со всем войском отойдет», — сообщает «Повесть о прихождении Стефана Батория на Псков»431.

После второго приступа Иван Петрович продолжает беспокоить польский лагерь дерзкими вылазками, наносит врагу немалый урон, подрывает его волю к победе. Врочем, вылазки ноября — декабря совершаются с переменным успехом: во Пскове осталось не столь уж много сил, а осаждающие постоянно пребывают настороже. Обе стороны несут потери.

По приказу князя Шуйского псковские пушкари изо дня в день обстреливают позиции польской армии, вырывая солдат и командиров из ее рядов. Студеными зимними ночами отважные польские, венгерские, немецкие бойцы стучат зубами от ужаса: каждое мгновение на позициях может оказаться отряд русских головорезов, каждый миг в палатку может ударить псковское ядро.

Шуйский показал себя как деятельный командир. Он не опускает руки в трудных ситуациях, и он стремится «выжать» все возможности из ситуаций выигрышных. Особенно чувствительными для противника являются нападения на его фуражиров. Князь Иван Петрович отлично это понимает и действует соответствующим образом.

Найдя на Псковщине богатые запасы продуктов и других припасов, ратники Батория некоторое время могли восполнять свои потребности захваченным. Но затем недостаток провианта стал для них постоянной проблемой. Им приходилось отправлять большие отряды для ограбления деревень и сел. Добывая пищу и фураж, эти отряды уходили всё дальше и дальше, отрываясь от основных сил королевской армии. Окрестности Пскова весьма скоро оказались страшно разорены, взять там больше было нечего. А удаляясь от лагеря на 15, 20, 30 миль, фуражиры Батория попадали под удары русских гарнизонов, мобильных отрядов, да и просто местного населения, недовольного грабежом и бесчинствами чужеземцев.

И вот польские источники начинают упоминать о разгроме команд, отправленных на фуражировку. Много крови попортил полякам Псково-Печерский монастырь, так и не взятый поляками. Тамошний гарнизон много раз нападал на фуражиров противника. Усвоив привычку наших воевод бить по отдельным отрядам фуражиров, особенно если они оказывались близ псковских стен, поляки начали даже устраивать засады, подставляя ложных фуражиров под удар в надежде на мощь последующего контрудара. Однажды такая хитрость удалась Замойскому. Но в целом войско противника было самим ходом кампании обречено постоянно терять людей на фуражировке.

Если на протяжении августа и первой половины сентября известия польских авторов о гибели и пленении людей во время заготовительных работ встречаются нечасто, да и не видно в них значительного масштаба потерь, то со второй половины сентября происходит перемена. У Порхова появляется русский корпус, принявшийся успешно громить фуражиров. Баторий отправлет против него 450 кавалеристов, но они терпят поражение, а потом попадает под удар еще одна неприятельская команда: «Пришло известие, что русские с татарами разбили наших казаков на трех стоянках почти на голову, так что из 450 успели уйти только 100. Собралось было наших около 100 человек слуг и товарищей князя Пронского в экспедицию против русских на острова, где надеялись достать провианту; но лишь только подъехали туда, как 1000 русских напали на наших, одних перебили, других потопили, а некоторых взяли в плен »432. Лишь двинув на порховское направление значительные силы во главе с паном Трокским, поляки нанесли поражение действовавшему там князю Оболенскому с ратниками. Но сам Порхов пан Трокский не взял. Город обладал сильной крепостью; в условиях осады Пскова он получил исключительное значение русского форпоста, главной базы для контрдействий против осаждающих, и его держали крепко433. Истребление королевских фуражиров на время уменьшилось, однако с течением времени возобновилось.

В середине октября Иван Петрович докладывал государю, что положение королевской армии — невыгодное: фуражиры отправляются во все стороны, и их «очень удобно бить». Псковский гарнизон принял в этом самое активное участие. А у Порхова появился отряд служилых татар, принявшийся нападать на шайки заготовителей. По призанию самих поляков, однажды на исходе октября они за неделю потеряли несколько сотен фуражиров.

Наконец, король и сам покидает войска, оставив командующим коронного гетмана Замойского. Баторию ничего не остается, как согласиться на мирные переговоры с Иваном Грозным. Положение армии — критическое. Расходы на ее содержание превысили все мыслимые и немыслимые суммы. Ни о каких новых завоеваниях и речи быть не может.

Пока идут переговоры, осадная армия остается под Псковом, пытаясь выморить его голодом. Но ее собственное состояние не лучше, чем у защитников города. В условиях русской зимы осаждающие несут новые потери от холода, недоедания и недостатка фуража. Уже с ноября в лагере поляков воцарился страшный голод и конский падеж. Катастрофически не хватает дров. Солдаты потихоньку растаскивают ими же возведенные бревенчатые сооружения. Еще раньше начинаются стычки между отдельными отрядами неприятеля за угнанный у русских скот и отобранный конский корм. Так, под 22 сентября Пиотровский извещает: «Стадницкий поссорился с паном Станиславом Радзивилом. Люди Стадницкого гнали с фуражировки скот; откуда ни возьмись радзивиловы казаки и отбивают добычу. Тогда Стадницкий ночью напал на казаков, забрал и хлопов и скот и пригнал в лагерь на решение гетмана. Пан Радзивил жаловался гетману»434. Время от времени русские угоняют у поляков коней, а иногда... угонщиками становились венгры и литовцы. Среди осаждающих обычным явлением становится воровство, то и дело случаются вспышки открытых грабежей.