под перестрелку, и несколько раз враждебная толпа производила демонстрации перед зданием английского посольства.
Вероятно, стечение всех этих обстоятельств заставило Гендерсона обратиться за советом к князю Львову. Последний, посоветовавшись с членами Временного правительства, заявил, что правительство единогласно выражает полное доверие моему отцу. Гендерсон написал Ллойд Джорджу смущенное, но очень честное и искреннее письмо, в котором указал, что при таких обстоятельствах он считает необходимым, чтобы британские интересы в России представлял бы мой отец. Английский премьер получил также письмо от С. Сазонова и некоторых других русских и британских политических деятелей, которые смотрели весьма неодобрительно на смену посланника в такой ответственный момент. Результатом всего этого был отъезд Гендерсона в Англию. Он оставил после себя впечатление прямолинейности и искренности, которое искупало напыщенность его манер вначале.
Рассматривая последовательно его поступки, можно прийти к заключению, что его простодушие проистекало из того фальшивого и трудного положения, в котором он очутился. И поэтому он весьма остроумно играл роль великодушного и незаинтересованного советчика. Следующая заметка, появившаяся в английских газетах, не оставляла сомнений относительно этого:
«Мистер Гендерсон сделал в субботу доклад жителям Уайднеса относительно его поездки в Россию, которую он предпринял по поручению британского правительства в 1917 году. „Я поехал в Россию, – рассказывал Гендерсон, – снабженный полномочиями отозвать английского посла на родину по истечении двух недель и занять его пост с жалованием в 8000 фунтов в год. По прибытии на место я, однако, признал, что это было бы некорректно. И вот я написал об этом в Лондон, предлагая вернуться в Англию и оставить сэра Бьюкенена на его посту“».
Цель мистера Гендерсона ясна. Он стремился доказать жителям Уайднеса, какой он хороший человек. Но есть и другие соображения. Действительно ли то, что утверждает Гендерсон, соответствует действительности? И если все это правда, то может ли Министерство иностранных дел или же правительство огромной страны поступать так беспринципно? Министр командируется в Россию, по-видимому, Министерством иностранных дел для того, чтобы он сошелся с рабочей партией, которая, по расчетам Лондона, должна находиться у власти. Гендерсону Россия не была знакома. Он почти ничего не знал об английской дипломатии в России и об отношениях между Россией и остальными странами. Его единственным козырным тузом было предположение, что он принадлежит к той же среде революционеров, которые были у власти в России.
Мой отец получил в то время из Лондона письмо от одного высокопоставленного лица, которое свидетельствует о том, как смотрели в Министерстве иностранных дел на интриги Ллойд Джорджа.
«Мы все очень высоко ценим вашу деятельность в Петрограде и сознаем всю трудность вашего положения.
Просим вас верить нам, что в нашей среде даже не возникало вопроса о том, чтобы Гендерсон отправился в Россию и вас там заменил. Между нами говоря, у нас теперь очень странное правительство, которое подлаживается под социалистов и рабочую партию, и так как у французов в России оказался плохой посол, и они сочли нужным послать туда умного министра, наш премьер решил, что мы должны последовать их примеру. Однако он не сообразил, что у Англии положение как раз диаметрально противоположное и что нам предстоит заменить опытного дипломата дилетантом. Но я все еще верил, что это дело как-то устроится и что Гендерсон, как он ни тщеславен и как он ни желал бы играть большую роль, поймет необходимость того, что вы должны остаться на вашем посту. Не следует ничему удивляться, так как у нас имеется два сорта дипломатии: одна – дипломатия Министерства иностранных дел, другая – дипломатия любительская. Мы теперь часто не знаем, что нас ждет, и поэтому у нас бывают сюрпризы».
Конечно, я не сомневаюсь, что премьер-министр не давал Гендерсону поручения заменить моего отца. Но трудно себе представить, чтобы такой способный человек, как Ллойд Джордж, мог бы делать такие грубые ошибки в иностранной политике, и, как их ни пытаться истолковать, им нельзя найти никакого оправдания.
Глава 19
Первый большевистский переворот
2 июля 1917 года началось, наконец, долгожданное русское наступление, и в течение нескольких дней в Петрограде царил дух оптимизма, надежда на возрождение, вносившая уверенность в людей, проходивших раньше с боязливой торопливостью, и заставившая вновь загореться мужеством и гордостью сердца женщин. Путешествуя по всему фронту, Керенский пробудил солдат от летаргии огнем и пылом своих речей. На время были восстановлены доверие и энтузиазм в армии, и люди стали говорить о массовой атаке против немцев, о скорой победе и об успехах. К несчастью, Керенский выполнил только половину обещаний, данных им союзникам. Правда, он побуждал солдат к быстрому действию, но он не исполнил своего обещания уничтожить с возможной строгостью агитаторов Ленина. Большевистская пропаганда в армии продолжалась с новой силой, и наступление, столь славно начатое, поколебалось. Всеобщие беспорядки начались снова, солдаты дезертировали или отказывались драться, и временная вера в лучшее постепенно начала пропадать, уступая место еще более глубокому унынию, еще более безнадежной мрачности и отчаянию.
И русские женщины горячо молились, напрасно стараясь спасти честь страны. За некоторое время до этого был сформирован батальон смерти из людей, поклявшихся бороться до последней капли крови за союзников, и теперь, под предводительством Бочкаревой, героини-крестьянки, проведшей всю войну в строю в качестве простого солдата, женский батальон присоединился к батальону смерти. «Когда солдаты увидят, что их жены и дочери борются против врага, они почувствуют стыд и последуют за ними», – говорила эта женщина, и крестьянские девушки, и женщины средних классов, и дворянки отрезали волосы, надели форму и проходили строевую службу.
Мне помнится, как я была в Казанском соборе на торжественном молебне, когда первый женский батальон отправился на фронт. После церковной службы мы остановились на ступеньках храма, глядя вниз на ряды женщин, которые увидят все ужасы самой страшной в истории мира войны. Молчаливая толпа собралась в сквере, женщины со слезами на глазах, мужчины неловко переминаясь с ноги на ногу со стыдливым видом, здесь и там несколько солдат вызывающего вида. Накрапывал мелкий дождь, старый седой священник, вышедший на ступеньки храма благословить уходящий батальон, взглянул вниз на ряды безмолвных, неподвижных фигур, и слезы бежали по его морщинистым щекам. И широкоплечая, уверенная в себе, держа высоко голову, с георгиевской ленточкой на груди, Бочкарева поклонилась ему, и уголки ее твердых губ внезапно дрогнули под наплывом безудержных чувств, когда она поцеловала протянутый ей крест.
Весна незаметно перешла в лето. Внешне жизнь как будто не изменилась, но не было устойчивости в этой, казалось бы, нормальной жизни,