– А какой ты ее воображала?
– Я думала, что она меня напугает. Или вообще не проявит никаких эмоций. Я знаю мало людей, способных целый день заниматься делом, не обращая внимания на сломанное запястье.
– Сегодня она очень старалась, – ответил Люк. – Поверь, мама не всегда себя так ведет.
– Например, когда сердится на тебя?
– Например, – согласился он. – Да и в других случаях. Если посмотришь, как она общается с поставщиками или когда мы везем скот на рынок… в общем, она бывает нелюбезна.
– Это ты так думаешь. А по-моему, она милая, остроумная и веселая.
– Хорошо, если так. Ты ей тоже понравилась.
– Правда? Откуда ты знаешь?
– Она не довела тебя до слез.
София толкнула его локтем.
– Лучше будь повежливей, иначе я вернусь и передам ей твои слова.
– Я и так вежливый.
– Не всегда, – лукаво заметила София. – Иначе бы она на тебя не сердилась.
Когда они дошли до бунгало, Люк впервые предложил девушке зайти. В камине в гостиной уже лежали наготове дрова и растопка. Взяв с полки спичечный коробок, Люк присел на корточки, чтобы развести огонь.
Пока он возился с камином, София рассматривала пеструю обстановку в гостиной и кухне. Низкие кожаные кресла вполне современных очертаний соседствовали с деревенским кофейным столиком, стоявшим на коврике из коровьей шкуры. На разнообразных тумбочках стояли лампы на фигурных железных ножках. На стене над камином висела оленья голова с рогами. Комната была очень функциональна, без всяких излишеств; девушка не увидела здесь ни наград, ни грамот, ни газетных вырезок в рамочках. София заметила несколько фотографий Люка верхом на быке, висевшие вперемежку с теми, которые есть в каждой семье. На одной фотографии были его родители, видимо, на годовщине свадьбы. На другой сам Люк вместе с отцом демонстрировали пойманную рыбу. На третьей Линда, держа лошадь под уздцы, улыбалась в объектив.
Обстановка на кухне слегка удивила Софию. Как и в большом доме, в центре стоял стол, но шкафчиками явно пользовались не часто. Короткий коридор напротив вел к ванной и, вероятно, к спальне.
Когда огонь разгорелся, Люк встал и отряхнул колени.
– Ну как?
Девушка подошла к камину.
– Очень уютно.
Они постояли перед очагом, радуясь теплу, прежде чем устроиться на кушетке. Сидя рядом с Люком, София чувствовала, что он наблюдает за ней.
– Можно задать вопрос? – спросил он.
– Конечно.
Люк помедлил.
– Все нормально?
– А почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Когда ты только приехала, мне показалось, что ты волнуешься.
София помолчала, сомневаясь, стоит ли отвечать. Наконец она подумала: «Отчего бы и нет?» – и протянула руку, коснувшись его запястья. Угадав мысли девушки, Люк обвил рукой ее плечи и позволил прислониться к себе.
– Просто Марсия кое-что сказала…
– Про меня?
– Нет, скорее, про меня. Она думает, что мы слишком торопимся и что я еще не готова эмоционально. Она считает, что я после Брайана готова ухватиться за кого угодно.
Люк откинулся на спинку кушетки и пристально взглянул на Софию.
– Это правда?
– Понятия не имею, – призналась девушка. – Первый раз такое…
Он рассмеялся и тут же посерьезнел, а потом притянул ее ближе и поцеловал в голову.
– Ну, если тебе так будет спокойнее, мне это тоже незнакомо.
Вечер продолжался, они сидели перед огнем и тихонько, на привычный лад, разговаривали – как всегда с тех самых пор, когда они познакомились. То и дело в камине трещало полено, разбрасывая искры и озаряя комнату уютным интимным светом.
София подумала, что проводить время с Люком не только просто, но и в чем-то правильно. С ним она оставалась собой, и девушке казалось, что она может сказать ему что угодно и он ее обязательно поймет. Они сидели бок о бок, и София удивлялась, с какой легкостью они сблизились.
С Брайаном было совсем не так. София всегда беспокоилась, что недостаточно хороша для него. Более того, временами она сомневалась, что хорошо знает Брайана. Она подозревала, что он носит маску, которую никогда не удастся сорвать. София считала, что сама делает что-то не так, ненамеренно строя преграды между собой и Брайаном. А с Люком она чувствовала себя иначе. Казалось, что они знакомы всю жизнь, и эта простота общения была именно тем, что девушке так недоставало.
Огонь разгорелся, и слова Марсии стали постепенно забываться. Наконец София вообще про них забыла. Возможно, они и торопили события, но она была неравнодушна к Люку – и наслаждалась каждой минутой, проведенной вместе. София еще не влюбилась, но, чувствуя, как поднимается и опускается его грудь в такт дыханию, она с необычайной легкостью представила, как ее увлечение перерастает в нечто большее.
Потом, когда они перешли на кухню, чтобы сделать фонарь из тыквы, девушка почувствовала огорчение от того, что вечер уже заканчивался. Она встала рядом с Люком, с интересом и восторгом наблюдая, как он медленно, но уверенно вырезал фонарь, придавая ему гораздо более замысловатые формы, чем она в детстве. На столе лежали ножи самых разных размеров, и у каждого была определенная функция. Люк вырезал на тыкве улыбку: счистил лишь кожуру и изобразил губы и зубы. То и дело он откидывался назад, оценивая свое творение. Потом он принялся делать глаза, тщательно обозначив зрачки, и поморщился, когда сунул руку в тыкву, чтобы извлечь содержимое.
– Всегда терпеть не мог эту скользкую гадость, – сказал он, и София хихикнула.
Наконец он вручил ей нож и предложил попробовать самой. Люк показал, где резать, и объяснил как. От тепла его тела у девушки дрожали руки. Впрочем, нос получился неплохим, зато одна из бровей вышла изогнутой, прибавив выражению лица Тыквоголового Джека толику безумия.
Закончив, Люк вставил в фонарь небольшую свечу и зажег ее, а потом отнес тыкву на крыльцо. Они сидели в креслах-качалках и вновь тихонько разговаривали, а Тыквоголовый Джек одобрительно ухмылялся. Когда Люк придвинул свое кресло ближе, София с легкостью представила, как они сидят здесь вечер за вечером, и так много лет. Когда он провожал Софию к машине, девушке показалось, что у Люка возникла та же самая мысль. Пристроив тыкву на пассажирском сиденье, он взял Софию за руку и ласково притянул к себе. Она ощутила в его прикосновении желание. Несомненно, ему хотелось, чтобы она осталась. Когда их губы соприкоснулись, София поняла, что и сама не прочь остаться. Но она не могла. Только не сегодня. Она еще была не готова. Но эти жадные прощальные поцелуи сулили то будущее, которого она ждала с нетерпением.