Вот только что закончились очередные полевые занятия с командирами дивизий. Тухачевский подводит итоги. И вдруг поднимается Степан Вострецов, командир 27-й Омской, четырежды награжденный орденом Красного Знамени. Вся его атлетическая фигура кузнеца преисполнена какой-то ученической неуверенности, глубоко ввалившиеся глаза совсем, кажется, исчезли. Волнуясь, он говорит, что на занятиях было много поучительного, но ему кажется, что очень уж они отличались от недавних боев в Сибири и на Дальнем Востоке.
Накручивая большущие усы, с места поддерживает Вострецова командир 2-й стрелковой дивизии и также кавалер четырех орденов Красного Знамени Ян Фабрициус.
– Мы, Михаил Николаевич, в гражданскую войну действовали иначе.
И Михаил Николаевич начинает дружески, очень тактично убеждать их, что будущая война не может быть простым повторением прошлых войн…
Для того чтобы успешно проводить такие занятия, увлечь ими людей, умудренных большим боевым и жизненным опытом, Тухачевскому приходилось очень тщательно готовиться. А при всем этом хотелось еще написать статью для газеты или журнала, нужно было редактировать уставы и наставления, разрабатывать инструкции. Дня не хватало. Он трудился и ночами.
Работать на квартире было неудобно. Шутя Михаил Николаевич жаловался:
– Семья большая, и все молодежь.
Обычным местом его ночных занятий был салон-вагон. Здесь, конечно, ему мешали и шум проходящих поездов, и гудки маневровых паровозов. В помещении штаба удобств было куда больше. Но М. Н. Тухачевский; заботясь о здоровье штабных командиров, отдал приказ, чтобы на ночь в штабе не оставался никто… Лишь в случае крайней необходимости там можно было работать до 11 часов, да и то только с разрешения начальника штаба.
– А что запретил другим, не позволяй и самому себе. Иначе какой же ты пример для подчиненных? – рассуждал Михаил Николаевич.
Всецело поглощенный армией и ее проблемами, Тухачевский в то же время вел большую работу в советских и местных партийных органах: был членом ВЦИК, избирался членом ЦИК БССР, входил в состав ЦК КП (б) Б и Смоленского губкома.
В январе 1934 года после длительной разлуки судьба свела меня с ним на расширенном пленуме Реввоенсовета Республики. Как начальник вооружений Красной Армии, М. Н. Тухачевский на одном из подмосковных полигонов демонстрировал руководителям партии и правительства, а также участникам пленума образцы новейшей военной техники. Тут были танки и самолеты, артиллерийские орудия и минометы, первые наши ракеты и электронные приборы, позволявшие на расстоянии заводить моторы боевых машин, управлять ими, открывать огонь. Мы познакомились с новыми марками броневой стали и новейшими бронебойными снарядами.
Михаил Николаевич сам водил нас по полигону, давая пояснения. А в перерыве взял меня под руку, отвел в сторонку и стал расспрашивать, как я себя чувствую, где работаю, учился ли. Служил я тогда в Сталинграде, занимал должность военкома дивизии, а об учебе все еще только мечтал. Тухачевский настойчиво рекомендовал «идти в инженерную академию». Я откровенно признался ему, что это едва ли осуществимо по двум обстоятельствам: во-первых, у меня нет достаточной общеобразовательной подготовки, а во-вторых, ПУР не пустит.
Михаил Николаевич решительно сказал:
– Дайте слово, что вы хотите учиться. Остальные заботы беру на себя. Яна Борисовича Гамарника уговорить сумею…
Позднее, когда я работал уже в Минском укрепленном районе, Гамарник однажды спросил меня:
–: Почему Тухачевский так беспокоится о вашей учебе? Он дважды справлялся, направлены ли вы в академию.
Я рассказал, как было дело. Ян Борисович просил повременить еще годок-другой и дал слово, что тогда уж непременно направит меня в академию. Но через два года я попал в лапы ежовско-бериевских бандитов. И хотя сравнительно скоро вырвался от них, все помыслы об академии пришлось оставить.
Под конец не могу не вспомнить здесь финального эпизода на пленуме Реввоенсовета, где я, собственно, уже в последний раз видел М. Н. Тухачевского. Перед самым закрытием заключительного заседания поднялся И. Э. Якир и обратился к президиуму с просьбой провести несколько учений с командующими военными округами:
– Хотелось бы проверить, как мы будем управлять армиями в первые дни войны. От себя лично и от имени многих других командующих прошу, чтобы такие занятия провел Михаил Николаевич Тухачевский – наш самый крупный военный теоретик и признанный знаток оперативного искусства.
Просьба эта не была удовлетворена. Сказали, что Тухачевский занят делами, связанными с вооружением войск.
СЛАВНОЕ ИМЯ
В. Н. ЛАДУХИН
Без малого пятнадцать лет – с 1918 года по 1931 – я состоял для особых поручений при начальниках штабов армии, потом группы армий, затем ряда фронтов и, наконец, Штаба РККА. В разное время, начиная с 1920 года, наблюдал Михаила Николаевича Тухачевского. Иногда это были мимолетные встречи, иногда – деловая связь (более двух лет я служил в секретариате Тухачевского, когда он был начальником Штаба РККА). Так или иначе мое знакомство с ним длилось примерно полтора десятилетия, почти до самых последних его дней.
Недолгая жизнь Тухачевского – это большая тема, достойная пера и художника, и военного исследователя. Я ставлю перед собой скромную задачу – поделиться личными воспоминаниями, рассказать о человеческих качествах Тухачевского.
В первых числах февраля 1920 года в Саратов, где размещался штаб Кавказского фронта, М. Н. Тухачевский прибыл на должность командующего. Его предшественник В. И. Шорин становился помощником главнокомандующего всех Вооруженных Сил Республики и должен был возглавлять военную власть в Сибири.
Еще в 1918–1919 гг., находясь во 2-й армии Восточного фронта, я неоднократно слышал о Тухачевском как о молодом, но очень талантливом и бесстрашном красном полководце. Новое назначение как бы подтверждало эти слухи. Роль Кавказского фронта поднималась. На Северный Кавказ откатились деникинские войска, разбитые на Юго-Восточном и Южном фронтах.
Новый командующий сразу пригласил к себе начальника штаба фронта Федора Михайловича Афанасьева (Шорин находился в войсках) и попросил ввести его в курс дел, познакомить с обстановкой. Пока Афанасьев докладывал, я находился наготове, зная, что меня вот-вот могут вызвать и спросить о последних донесениях с фронта.
Раздается звонок. Быстро направляюсь в кабинет командующего. Афанасьев представляет меня Тухачевскому и второму человеку, сидящему за столом. Михаил Николаевич подал руку и сразу же – к делу:
– Есть изменения в обстановке?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});