Читать интересную книгу Зачистить Чистилище - Александр Марков

Днище, покрытое толстым слоем ракушек, походило на старческую, обезображенную временем человеческую кожу.

С кораблей эскадры спустили лодки, чтобы забрать несчастных.

Кто бы мог подумать, что русские в современной войне примут на вооружение тактику, которой пользовались скифы, сражаясь с непобедимым Александром Македонским. Они появлялись из степи, как призраки, обстреливая фалангу из луков, потом, не ввязываясь в сражение, уносились прочь на своих резвых конях. Впрочем, русские применили эту тактику и с Наполеоном. Но его-то они не смогли измотать, и он был еще полон сил, когда наступило время генерального сражения. Он разбил русских, но они были как гидра, у которой вместо отрубленной головы вырастают две.

Сейчас творилось то же самое.

Казалось, что кто-то предупреждает его, просит остановиться, пока дело не дошло до катастрофы, повернуть обратно, пока флот Открытого моря, пылая, не пошел ко дну.

Он точно угодил во что-то вязкое, что с каждой секундой преодолевать становилось все труднее и болезненнее, а ведь он еще не сблизился с флотом противника на расстояние выстрела.

«Что будет следующим?»

Он получил ответ, когда в небе появились гидропланы русских.

Никто уж и не вспомнит — кто там разглядел эти черные точки, издали походившие на стаю птиц, на чаек, которым не стало хватать морской пищи, а голод заставил их так обнаглеть, что они перестали бояться людей и прилетели, чтобы утащить прямо у них из-под носа мертвецов. М-да, нет ведь ничего вкуснее человеческих глаз.

Бомбы у них крепились возле поплавков, точно в когтях птица тащила свою добычу, покрытую толстым и прочным панцирем черепаху, но если ее бросить обо что-то твердое, то панцирь треснет, расколется, а ничего прочнее корабельной палубы поблизости не было.

Кто-то тыкнул пальцем в гидропланы, но его не слушали.

Моряки были слишком заняты тушением пожаров. Огонь то и дело вспыхивал в новых местах, добираясь по трюмам до складов с провиантом, до жилых комнат, боеприпасов, пробивался наружу. Палубы обуглились, покрылись черным нагаром, а моряки перемазались сажей, стали как трубочисты, грязные, потные и уставшие.

Они так ничего и не поняли бы, если один из гидропланов не выпустил ракету по дирижаблю, и тогда там, над палубой флагмана, появилось ослепительное солнце. Оно было даже ярче настоящего, на него невозможно было смотреть, глаза тут же слепли. С крыла гидроплана сорвалась молния, точно на нем прятался Зевс-громовержец, который пришел покарать провинившегося, ударилась в корпус дирижабля, пробила его, а воспламенившийся гелий разорвал в клочья оболочку. Промахнуться по такой мишени было слишком сложно.

На палубу, ломая растяжки корабля, грохнулась кабина дирижабля, вся помялась, откатилась, застыла, задымившись. Никто из нее не вылезал, а посмотреть, во что превратились находящиеся там люди, желания тоже никто не испытывал.

— Не дайте им приблизиться, не дайте им приблизиться! — кричал Шеер, срывая голос.

На стекло ходовой рубки опустился обгоревший по краям кусок ткани, который прежде был корпусом дирижабля. Он на несколько секунд закрыл обзор, потом сполз.

Пулеметчики водили стволами из стороны в сторону, посылая в гидропланы каждую секунду сотни пуль, точно рисовали на небесах паутину, в которой обязательно запутается кто-то из русских.

Один из гидропланов буквально рассыпался, его смяло, как сминается пойманная в руке хрупкая стрекоза, когда сожмешь кулак. Завертевшись волчком, он потерял оба крыла. Развалившись на мелкие части, они превратились в труху. Из двигателя вырвались языки пламени, стали лизать то, что еще осталось от гидроплана, чтобы побыстрее проглотить эти куски фанеры, пока они не достались морю.

Отвалившиеся поплавки падали, как бомбы, только очень медленно.

Пилот, запутавшийся в ремнях безопасности, старался выбраться из кабины, но, когда ты падаешь, не зная, где земля, а где воздух, да и земли-то никакой не было, это так трудно сделать. Он так и не смог освободиться, когда огонь нежно лизнул ему лицо, превратил кожу на нем во что-то красное, пузырящееся. Пилот стал закрываться от огня руками, теряя в этой бесполезной борьбе драгоценные секунды, которых у него было так мало.

Корпус гидроплана плюхнулся в воду, вынырнул весь в брызгах и пене, стряхивая с себя огонь, покачался на волнах, а потом стал медленно погружаться носом.

У другого гидроплана убило пилота. Чтобы превратить человека в кусок мяса, достаточно одной крупнокалиберной пули, а в пилота, похоже, попало их несколько. Он все еще сжимал штурвал мертвыми, начинающими деревенеть руками, сливаясь с гидропланом в одно целое, а чуть прежде дергался, будто по его телу пробегали электрические разряды, когда пули разрывали ему грудь, сносили голову, расплескивали по кабине, по ее полу и бортам кровь, ошметки мозга, битое стекло защитных очков.

Двигатель снижал обороты, пропеллер еще крутился, но все медленнее и медленнее, почти бесшумно. Гидроплан снижался, направляясь точнехонько в борт «Гинденбурга», а матросы на его палубе точно окаменели все, даже пулеметчики, и вместо того, чтобы посылать в него все, что только может его разрушить, смотрели, как он приближается, увеличиваясь в размерах, и гадали — упадет ли он, прежде чем долетит до корабля, или все же нет.

Он пронесся над их головами, ветер от его крыльев прибил людей к палубе, и врезался в ходовую рубку, ослепительно засверкав, когда взорвались бомбы на его борту.

Те, кто находился в ней, закрыли лица руками. Последнее, что видели многие из них, до того как посыпался обжигающий металл, это чудовищно искалеченный пилот, продолжавший вести гидроплан к смерти. Разве мертвеца остановишь?

Не вызывало никаких сомнений, что гидропланы навели на эскадру подводные лодки, а это значит, что русские знают, где находится флот Открытого моря, и они тоже где-то поблизости, подбираются, идут сюда на всех парах, пока германцы все еще не повернули назад, в спасительный Киль. Похоже, с субмарин сообщили и о повреждениях германских судов, и кого надо добить в первую очередь.

В небесах расцветали грязные кляксы разрывов. Гидропланы, лавируя, обходили их, но какой-то неведомый зов все гнал их и гнал вперед, навстречу смерти, как гонит он каждый год леммингов. Они походили на птиц, обезумевших от голода и увидевших пищу.

Варвары! Они варвары! Они всегда были варварами! Они сохранили в себе то, что потеряли другие народы Европы, а приняв христианство, русские сохранили в своей крови язычество, поклонение огню, солнцу и природным стихиям. Нет ничего лучше, чем сгореть в пламени. Странно, что они хоронили своих мертвецов в земле, а не сжигали их на кострах, как много веков назад. На них только налет цивилизации, маскировка, а под ней — варварство.

Они когда-нибудь подомнут под себя весь мир, если их не остановить. Но кто их остановит? Кто? Кто? Они распространяются по миру, как чума, забирая у покоренных народов все самое лучшее, ассимилируя их и превращая их тоже в русских. Шеер знал, какой ужас наводят на солдат центральных государств истребительные отряды русских. Ха! Русских? Да в этих отрядах сплошь были люди с узкими глазами, широкими скулами, которые привыкли выслеживать зверя в тайге, в этом бескрайнем лесном море, а когда они оказывались в европейских городах или на полях сражений, где добычи так много, что на нее просто может не хватить патронов, то каждая их пуля находила цель. А в кавалерии у них, помимо казаков, встречались монголы, чеченцы, дагестанцы, отличавшиеся презрением к смерти.

Эта война — второе пришествие диких азиатских орд в Европу, гораздо более страшное, чем первое.

Британцы и французы тоже поставили под ружье выходцев из своих колоний — зулусов, марокканцев, алжирцев и еще бог весть кого, но использовали их как пушечное мясо. Они не понимали, за что воюют, и лишь привыкали к тому, что британца и француза так же легко убить, как германца, турка или австро-венгра, а это значит, что когда они вернутся домой… Они были бомбой замедленного действия, которая со временем сокрушит и Британскую империю, и Французскую. Но русские как-то смогли внушить всем подвластным им народам, что они единое целое и воюют не за чужую империю, а за свою.

Хм, лучше держать русских в союзниках, иначе будет то же самое, что когда-то случилось с французами и прежде непобедимой армией Наполеона, а парижане, проснувшись однажды, увидели, глядя из своих окон, что по улицам города едут казаки.

Как же ему не хотелось увидеть русские флаги на улицах любимого Берлина, но не приблизит ли он то мгновение, когда это видение станет явью, если останется здесь, дождется Балтийский флот и не сможет ему противостоять…

На одном из гидропланов загорелся бак, топливо из него выплеснулось на крылья и корпус. Он тут же превратился в огненную молнию, в метеорит, который, ударившись в плотные слои атмосферы, раскалился докрасна, стал распадаться, а позади него несся огненный шлейф. Пилот сгорел в одно мгновение, огонь облизал его до мяса. Бомбы на гидроплане сдетонировали, и он взорвался, рассыпался на мелкие, все еще горящие куски.