— Сама своего сдавай!
— Моего не возьмут, — с неподвижной ухмылкой ответила сиплая. — Моему в роддоме бедро сломали. Он по веткам скакать не сможет.
Быков уже жалел, что пришел сюда один, без кого-нибудь со скорой. Как тут найти, не испугав и не разозлив толпу, эту Риту — непонятно.
Даже воздух тут, казалось, был соленым и липким, как кровь, и секущим, как лопнувший трос.
Весь этот неряшливый двор с казематоподобной зарешеченной берлогой чиновников предназначен внушать этим людям, что они — ничтожества, потомственные неудачники. Внучки, дочери, матери и бабушки неудачников. И ничего, дескать, кроме как вымаливать милость у тех, кто преуспел, им не остается. Вранье.
Это им, этим бабам, которым право рожать, как дышать, дано самим Богом не в обмен на что-то, а просто так, само по себе — и платятся налоги.
Им, матерям и бабкам, тупым и прозорливым, грешным и святым, предназначены деньги из казны, а не жиреющим ворам и жополизам.
Но пока люди не умеют брать положенное им, человекообразные приматы всегда будут у кассы первыми.
В такие минуты Быков понимал коммунистов-экспроприаторов.
И совсем не по-христиански, мстительно подумалось ему, глядевшему на теток, жалко и злобно судачивших в надежде на милость дармоедов-чиновников:
уж чего-чего, а подвалов и для захребетников, и для их выкормышей в Екабе хватит.
С детсадиками, зарплатами и пенсиями — да, со всем этим тут напряженка. А вот с подвалами
— нет. Больше того, закономерность железная: чем меньше заботы о детях бедняков, о стариках и о рабочих, тем больше спрос на подвалы для богачей и правителей.
И несколько приврал Пушкин. Пусть русский бунт и беспощадный, но совсем не бессмысленный. Нет. Кипит же он, «разум возмущенный». Значит, кто-то его подогрел, подкипятил. Вот и бурлит
— пока огонь не потушат, или крышку не сорвет. Таков закон природы. Природа не терпит пустоты. В том числе: в желудках и мыслях народа.
И самоубийственно считать, что твой талант править или делать деньги — твоя заслуга. Это твоя обязанность служить другим. Поэтому и кара за ее невыполнение кошмарна.
Жить хочешь? Детей своих, которых потащат в подвал на расстрел, тебе жалко? Тогда не плюй на чужих. Не дразни, не озверяй людей.
Не корми, не разводи паразитов в высоких кабинетах.
Не финансируй тех, кто с простым людом, как с быдлом. А уж коли любишь казнокрадов, то не обессудь. И не надейся укрыться за границей. Кладбища Азии, Европы и Америки забиты русскими нищими, мнившими себя умниками.
Ничего себе смысл?
Не хуже прочих.
Вот только не доходит. О Ходынке не каждая учительница истории помнит, а ведь из-за нее современники окрестили будущего святого Николаем Кровавым. И никого это не колышет. Возможно потому, что история в Екабе нарезана и разгорожена: площадь 1905-го года, память о другом Кровавом воскресенья — у порога царского семейства — сама по себе; храм на крови этого семейства — сам по себе.
Причины — отдельно, следствия — отдельно.
Потому опять и опять: одни жируют и дразнят народишко, другие — рядом, закипают, кипят и бунтуют.
Ох, быть и знаменитому рыжему Чубчику сначала мучеником, а затем через сколько-то лет - святым!
Конечно, оправдания убийствам быть не может.
Но вот объяснение...
«Боже! — опомнился Василий от морока в розовом тумане. — Прости меня, грешного!» Но мыслям-то не прикажешь.
— Тут девочке плохо! Расступитесь, дайте воздуха! — загомонили в углу двора районо. — Есть хоть, врач-то? Вызовите скорую!
В суетящуюся толпу умело ввинтилась невысокая, в темном платке по шею, молодая женщина:
— Дайте пройти! Я на скорой работаю. Что тут случилось?
Когда сморенную обмороком тетеху, на седьмом месяце попершуюся устраивать в садик первенца, привели в чувство, помогавшая ей девушка закурила в сторонке.
Быков подошел к ней и спросил:
— Простите, у вас какой номер?
—Шестнадцатый, — машинально отрапортовала Рита, и лишь потом насторожилась. — А вам-то чего?
—Да я слышал, что мест только восемь... Может, и ждать нет смысла?
—А у вас какой номер?
—Сто тридцать семь.
— Ну, вам, может, и не стоит. А мне... Она мне обещала! Я у нее уже три раза была, она должна нам помочь!
— Вероятно, так думают и те одиннадцать человек в очереди впереди вас, которым не хватит мест.
— Ну и что? То есть, почему одиннадцать? Восемь!
— Одиннадцать. У номеров два, три, пять и семь не по одному, а по два ребенка. Даже если какой-то из них и откажут, вам все равно не светит.
— Да что вы тут раскаркались?!
— Каждой третьей должны отказать, чтоб вам место досталось. А вам ведь тоже двоих нужно пристроить? Нереально.
— Да и кто вы такой вообще?
— Я? Человек, который предпочитает готовиться к неприятностям загодя. А еще, я племянник Полины Даниловой.
— Какой еще Дани... Что вам надо? Зачем вы пришли ко мне?! Я ничего не знаю!
— А к кому же мне еще идти? Брылин пропал. Вы тоже куда-то подевались. Но я же имею право знать, что случилось с моей родственницей.
Быков умел внушать доверие, а Рита устала переваривать свои проблемы в одиночку. Маму нельзя расстраивать, сестре — все по барабану, а бывшего ненаглядного Костю она теперь боялась, как огня. И она даже несколько обрадовалась возможности поговорить откровенно.
— Брылин не пропал, — сказала она. — Николай в Челябинске. Там хороших врачей умеют ценить.
— А здесь?
— Здесь? Здесь, если ты не умеешь вымогать, то вроде и не врач даже. Но я не хочу с вами говорить.
— Не хотите или боитесь?
— Боюсь. А вы как думали? Недавно передача была по телику про старика-инвалида. Как его избили на Химмаше, и он теперь никому не нужен. А когда-то был лучший специалист по электронике! Ипочему избили? Лишнее о ком-то проболтался. Так вот мне такое не нужно!
— Что, так и сказали по ТВ? Что он проболтался?
— Нет, это мне один участник штурма рассказал.
— Так вы от него сейчас прячетесь?
— От него тоже.
— И что, так всю жизнь и будете теперь прятаться да вздрагивать?
— Буду!
— Тоже дело.
— А что мне остается?
— Поделиться информацией. Чем больше знающих, тем меньше риска для каждого. Понимаете? Пока вы молчите, вас есть смысл убить. А как рассказали — уже нет.
— Вот-вот. Я тоже про это вашей бабушке говорила. А потом съездила в Турцию на халяву. Век теперь не забуду!
— Почему?
— Потому что чуть в рабыни не попала.
— Ничего себе!
— Сама виновата. Проболталась этому... Одному гаду, короче, про то, что Данилова рассказала. Он донес своему начальнику... Как они их зовут, пахан или авторитет? — Рита уточнила. — Вернее, я так думаю, что донес. А как на самом деле — кто ж его знает? Вот меня и пригласили. Отдохнуть в Турции за счет фирмы.
—А что ж такое Полина Борисовна рассказала?
—Да в том-то и дело, что ничего толком она рассказать не смогла. Вроде бы споткнулась и нашла во дворе возле дома на Шарташской сумочку. Польстилась на деньги и забрала ее. Вот и все.