Читать интересную книгу Белая гардения - Белинда Александра

— У меня сейчас не лучшее настроение, Иван, — сдержанно произнесла я.

— Знаю. Я хотел передать пряники через Розалину, и она рассказала мне, что случилось.

Я закусила губу. Проплакав на пляже весь вечер, я и не думала, что у меня еще остались слезы, но тяжелая соленая капля скатилась по моей щеке и упала на запястье.

— За лагуной есть каменный выступ, — сказал Иван. — Я прихожу к нему, когда мне бывает грустно, и это меня успокаивает. Я отведу тебя туда.

Я провела по песку пальцами ноги. Я была благодарна Ивану за проявленную доброту и участие, но не знала, чего мне хотелось больше — общества или одиночества.

— Признаться, у меня нет сейчас желания с кем бы то ни было разговаривать. — Мой голос опять задрожал.

— А мы и не будем разговаривать, — ответил он. — Мы просто посидим.

Я пошла за Иваном по песчаной дорожке к маячившим вдали черным камням. На небе появились звезды, их отражения яркими цветами рассыпались по зыбкой поверхности океана. Вода приобрела фиолетовый оттенок. Мы уселись на камень, с двух сторон защищенный огромными валунами. Поверхность камня была все еще теплой, и я легла на спину, слушая, как волны с шумом набегают на каменную глыбу и наполняют ее трещинки водой, которая, журча, устремлялась вниз, как только волны отходили. Иван пододвинул ко мне корзинку с пряниками. Я взяла один пряник, хотя мне совершенно не хотелось есть. Сладкое тесто, раскрошившись во рту, сразу напомнило о рождественских вечерах в Харбине. Красивый календарь с картинками на каминной полке; ощущение холода на подбородке, когда я, уютно примостившись у окна, наблюдала, как отец собирает дрова; снежинки на ботинках. Казалось, что все это было тысячу лет назад, в какой-то другой, сказочной стране.

Иван, как и обещал, даже не пытался заговорить. Сначала было неуютно сидеть рядом с человеком, которого почти не знаешь, и молчать. Обычно люди обмениваются какими-то вопросами, чтобы лучше узнать друг друга, но когда я задумалась над тем, о чем могу спросить Ивана, я поняла, что у нас почти нет таких тем для разговоров, которые бы не причинили боль. Я не могла спросить его о том, как ему удалось испечь пряники, он не мог расспросить меня о моей жизни в Шанхае. Как и он, я не позволила бы себе поинтересоваться семейным положением Ивана. Даже невинный разговор об океане наверняка вызвал бы неловкость. Галина рассказывала мне, что пляжи Циндао были намного красивее здешних. Но разве могла я в разговоре с Иваном упомянуть Циндао и не заставить его вспомнить о том, что он там потерял? Вдохнув соленый запах воды, я украдкой посмотрела на молодого человека. Людям, которые, как мы с Иваном, пережили большую беду, проще было молчать, чем задавать друг другу вопросы, рискуя разворошить горестные воспоминания.

Я почесала щеку. Червь, поселившийся у меня на лице, умер, но оставил после себя след в виде нескольких пятнышек на коже. На Тубабао было мало зеркал и еще меньше времени, чтобы любоваться собой, но всякий раз, когда я случайно замечала свое отражение (на жестяной банке, в ведре с водой), я испытывала потрясение. Это уже была не я. Мой шрам воспринимался мною как печать, оставленная Дмитрием, как трещина на вазе, которая всякий раз напоминает хозяйке о том, что она не успела подхватить ее, когда та падала на пол. Когда я его видела, воспоминания о предательстве Дмитрия обжигали меня, словно удар кнута. Я пыталась заставить себя не думать ни о нем, ни об Амелии, ни об их привольной жизни в Америке среди небоскребов, шикарных машин и модных магазинов.

Я нашла на небе небольшое, но очень красивое созвездие, на которое как-то ночью указала мне Розалина, и мысленно обратилась к нему с молитвой, представив себе, что там находились Борис и Ольга. В глазах снова запекло от слез.

Иван сидел, упершись локтями в согнутые колени, погруженный в какие-то свои мысли.

— Вон там Южный Крест, — тихо произнесла я. — Моряки, которые плавают в морях Южного полушария, ориентируются по нему.

Иван повернулся ко мне.

— Ты заговорила! — воскликнул он, и я покраснела, хотя не понимала, чего мне было стыдиться.

— Разве мне нельзя говорить?

— Можно, но ты сама сказала мне, что не хочешь разговаривать.

— Это было час назад.

Я наслаждался тишиной, — произнес он, — и думал о том, но смогу узнать тебя получше.

Хотя было темно, Иван, наверное, заметил мою улыбку. Я дождалась, что он тоже улыбнулся. Я снова посмотрела на звезды. Что в этом мужчине заставляло меня чувствовать себя защищенной? Я никогда не думала, что можно так долго просидеть рядом с кем-то, не сказав ни слова, и при этом не испытывать неловкость. В Иване таилась какая-то сила. Когда я находилась рядом с ним, у меня возникало ощущение, будто я прислонились к скале, огромной и вечной, которая никогда не рухнет. Ему тоже довелось испытать боль утраты, но это сделало его только сильнее. В отличие от него я бы не перенесла еще одну потерю.

— Я пошутил. — Иван снова протянул мне корзинку с пряниками. — Что ты хотела мне сказать?

— Нет, нет, ничего, — отозвалась я. — Ты прав. Лучше просто молчать и смотреть на звезды.

Мы опять замолчали, и опять я не испытывала никакой неловкости. Волны успокоились, огни в лагере стали гаснуть один за другим. Я искоса посмотрела на Ивана. Он сидел, прислонившись к камню, и смотрел на звезды. Интересно, о чем он думал?

Розалина сказала, что лучший способ чтить память Померанцевых — это жить с высоко поднятой головой. Я ждала мать, но она не вернулась; мне так и не удалось разузнать о ее судьбе. Но я уже не была маленькой девочкой, вся жизнь которой зависит от окружающих. Я стала достаточно взрослой, чтобы заниматься поисками матери самостоятельно. Впрочем, хотя я и мечтала всем сердцем встретиться с ней снова, я с ужасом думала, что ее, возможно, тоже пытали и казнили. Я изо всех сил зажмурилась и попыталась послать свою мысль на Южный Крест. Я просила Ольгу и Бориса помочь мне. Я сделаю все, чтобы найти мать.

— Я готова идти домой, — сказала я Ивану.

Он кивнул, встал на ноги и протянул мне руку. Я вложила в его ладонь свою, и он так крепко сжал ее, будто прочитал мои мысли и хотел показать, что готов помочь мне.

— Что мне нужно делать, чтобы разыскать человека в трудовой колонии в Советском Союзе? — спросила я капитана Коннори, когда на следующий день вернулась на свое рабочее место в офис МОБ. Он сидел за своим столом и ел яйца-пашот со свиной грудинкой. Яйцо растеклось по тарелке, и он, прежде чем ответить, обмакнул в него кусочек хлеба.

— Это очень сложно, — ответил Коннор. — Наши отношения с русскими зашли в тупик. Сталин ведет себя как безумный. — Капитан исподлобья посмотрел на меня. Он был человеком воспитанным и не стал задавать лишних вопросов. — Я бы посоветовал вам, — продолжил он, — обратиться в Красный Крест в той стране, гражданкой которой вы станете. Они очень многим помогли найти родственников после холокоста.

Вопрос гражданства волновал всех. Куда мы отправимся после Тубабао? МОБ и местные лидеры обращались во многие страны с просьбой принять нас, но ответов пока не получили. Тубабао был прекрасным местом, красивым и плодородным, и всем здесь очень нравилось, но ни у кого не было уверенности в завтрашнем дне. Даже на тропическом острове не удавалось отделаться от мрачных мыслей о будущем. Один человек уже покончил с собой, было еще две попытки самоубийства. Сколько нам еще нужно было ждать?

Потребовалось вмешательство Организации Объединенных Наций, чтобы чиновники разных стран наконец-то взялись за решение вопроса о размещении беженцев. Капитан Коннор встретился с местными представителями власти в нашем офисе. Они сдвинули стулья в круг, надели очки, закурили и приступили к обсуждению различных вариантов. Соединенные Штаты готовы были принять только тех, у кого были финансовые поручители, уже проживающие на территории США; Австралия была открыта для молодых людей, но при условии, что они подпишут контракт, обязывающий их первые два года работать там, где укажет правительство; Франция предлагала больничные места пожилым и больным людям, чтобы те могли либо провести там оставшиеся дни жизни, либо набраться достаточно сил, чтобы штем отправиться в другую страну; Аргентина, Чили и Доминики некая Республика принимали всех без исключения.

Я сидела перед пишущей машинкой и смотрела на чистый лист бумаги, не в силах пошевелиться. Куда занесет меня судьба? Что меня ждет? Я не могла представить себе, что буду жить не в Китае, а в другой стране. С тех пор как я приехала на Тубабао, я все время надеялась, что нас отвезут домой.

Дождавшись, когда разойдутся посторонние, я спросила капитана Коннора, считает ли он, что мы когда-нибудь сможем вернуться в Китай. Он посмотрел на меня так, будто я спросила, сможем ли мы когда-нибудь отрастить крылья и летать, как птицы.