…Майору не нравилась сама идея — загнать группу под землю. Едва ли строители прятали трубы от тутошних медведей, скорее нуждались в просторе для маневра техники, но дело не в этом. Могли, конечно, по извечному российскому разгильдяйству оставить им лазейку, но Лисовский не хотел, чтобы его жизнь зависела от чьего-то разгильдяйства…
Хотя не исключено, что сработает. Про трассу действительно могли забить. Восстанавливать системы энерго— и теплоснабжения новые хозяева не стали, это он знал точно. Закупили две дизельгенераторные станции в контейнерах и несколько мини-котельных. Влетело оборудование — все новенькое, английского и австрийского производства — в круглую сумму. Кстати, именно этот контракт и вызвал любопытство нанимателей майора. Обычно лишь богатые нефтяники да алмазодобытчики так не считаются с затратами для оборудования своих площадок… Кое-кому стало интересно: а какие-такие алмазы нашел «ФТ-инк.» в карельских дебрях?
Обсуждение заглохло. Других предложений никто не высказал. И майор закрыл дискуссию:
— Хорошо. Завтра понаблюдаем и проведем рекогносцировку. Посмотрим, можно ли попасть из развалин котельной в короб магистрали. Тогда и проработаем окончательную партитуру. Всё, через пятнадцать минут отбой. Мужчинам, кстати, с утра побриться — маскарад закончен.
Он провел рукой по ухоженной бородке, придававшей ему вид молодого ученого. Непривычное украшение, лелеемое два последних месяца, Лисовскому нравилось. Даже немного жалко сбривать… Ничего, если дело выгорит, отрастит такую же.
Потом майор вспомнил, что шестой член их группы за все время совещания ни произнес ни слова.
— Петрусь, а ты… Э-э, брат, да ты тут спать наладился…
Петрусь, привалившийся к свернутому спальнику, захлопал длинными ресницами:
— Да я что, я только глаза прикрыл, чтоб лучше думалось… У меня вообще от нашей кормежки сплошная бессонница.
— И что надумал?
— Ну так, в общем, согласен… Действительно, вертушка б нам не помешала…
Оленька прыснула смехом, прикрываясь ладошкой, остальные заулыбались. Петрусь, круглолицый розовощекий детинушка, отличающийся здоровым сном и непомерным аппетитом, постоянно служил в группе предметом вышучивания и беззлобных подначек. Но Лисовский знал, что в бою этот увалень преображается, становится бойцом умелым и беспощадным.
— Ну, коли у тебя бессонница, — в караул заступаешь первым. А если поутру опять пары банок консервов не досчитаемся — на три дня без обеда оставлю.
Петрусь, что-то бурча под нос, на четвереньках выполз из палатки, прихватив по дороге свой пистолет-пулемет. «Беретта» с откидным прикладом смотрелась в его ручищах чем-то несерьезным, игрушечным, детским…
— Я сегодня в мешок с консервами сверху банку с циатимом положила, — вполголоса сообщила Надежда. — Размер и форма — точь-в-точь как у тушенки, и даже на ощупь такая же маслянистая. Но вот насчет вкуса не знаю…
' Циатим — оружейная (в том числе) консервационная смазка.
Глава 2
Костер они не разжигали. С точки зрения маскировки правильно, но проводить в карауле три часа тоскливо. Петрусь, впрочем, не расстраивался. Привалился спиной к сосновому стволу, «Беретта» на коленях. И сосредоточенно жевал, воображая, что делает это бесшумно и незаметно для майора.
Где же на этот раз промыслил добавку? — подумал Лисовский, вышедший покурить перед сном. На маршруте Петрусь умудрялся ловить рыбу на входящие в стандартный комплект выживания лески с искусственной насадкой. Ловил вопреки единодушному мнению специалистов в рыболовных делах: поймать на эти аляповатые приманки можно лишь умирающую с голоду или потерявшую инстинкт самосохранения рыбу… Но Петрусь ловил и запекал на углях — тогда костры они разводили, туристы без костерка гораздо подозрительнее.
Что и как раздобыл Петрусь сегодня — вернее, уже вчера — майор не представлял. Половину дня они отсыпались, потом обустраивали лагерь… И к озеру парень с рыболовными целями спускаться не должен был, майор запретил мелькать на берегах засветло. А мешки с провиантом взяла под контроль домовитая Оленька.
Разве что набрал ягод, их тут немеряно, подумал майор и отошел подальше — а то еще подавится в своих попытках жевать и глотать бесшумно. Пресечь недопустимое для постового занятие даже не пришло в голову майору, на некоторые особенности организма Петруся все давно махнули рукой.
Сзади неслышно возникла Надежда, встала рядом. Спросила негромко:
— Рома, ты эти три часа один в палатке… Мне прийти?
— Как хочешь, — ровным голосом сказал Лисовский.
Три года назад у него с Надей случилось нечто вроде короткого и бурного военно-полевого романа — на войне такие отношения завязываются быстро. Впрочем, порой так же быстро и заканчиваются. Закончились и у них. В этот рейд он взял Надежду только как прекрасного специалиста, без каких-либо иных намерений. И до сих пор они общались лишь дружески, как старые добрые знакомые.
— Я хочу, — сказала она.
…Не ушло ничего, все вернулось сюда, в жаркую тесноту спального мешка, и оказалось, что его губы и его руки ничего не забыли, что они помнят все: и ее тело, гибкое и сильное, по-мужски широкое в плечах, но становящееся от его прикосновений мягким, податливым, нежным; и ее грудь — небольшую, упругую, с крохотными девчоночьими сосками; и маленький шрам от осколка, черкнувшего от уголка глаза к виску — боже, как он любил целовать его, было, ведь было, было, было всё это и … одновременно не было, он узнавал её заново — незнакомую, манящую, пьянящую, и это воспоминание сливалось с этим узнаванием во что-то новое и прекрасное… Когда он вошел в нее, она — он тоже это помнил, помнил, помнил, — на мгновение упруго и жарко сжалась там, внутри, словно не хотела, Словно пыталась остановить, а потом нежно расслабилась с тихим стоном и он провалился куда-то, где не было ничего, только она, и это было прекрасно…
— Нас убьют, — неожиданно и спокойно сказала она, когда все закончилось. — Не те, так эти. Гораздо проще, дешевле и спокойнее нас убить, чем столько заплатить и заставить держать язык за зубами.
— Это едва ли, — сказал он, — если мы это понимаем, то едва ли, разве что мы наивно расслабимся и побежим за пачкой денег, не глядя, что творится за спиной, и вообще, о чем мы говорим, у нас с тобой целых два часа, а смерти вообще нет в природе, разве ты забыла — пока мы живем, бессмертны, а когда умрем, то не узнаем про это, и я пока жив, чувствуешь?
— Да, ты жив, я чувствую, еще как жив, да, да, да, да-а-а…
Умирать не хотелось. Особенно теперь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});