— Что же это, Борька? — еле слышно выдохнул Алексей. — Как же теперь?..
И опять он спросил не о том. Вернее — о том, но тут же пошел на попятный, в последний момент подменив один вопрос другим.
Борька крякнул и негромко выругался.
— Хреново теперь, Петрович, — сказал он в сердцах. — И не просто хреново… Ты когда из дому сейчас выскакивал — двенадцати не было, так?.. А плюха твоя тебе где вернулась?
— Возле стойки… Ну, где ковры выколачивают…
Борька присвистнул и надолго замолчал, уйдя в тревожное раздумье.
— Чуть ли не у подъезда, короче, — с тоской проговорил он наконец. — Раньше-то — как было?.. С полпервого до часу ночи и только в самой арке… Я ж тебя в тот раз не зря доставал-то! Проверить хотел…
— Это когда ущипнуть просил?.. — с замиранием догадался Алексей.
— Ну! Того, правда, так и не нашел, кто щипал… Поймал потом алкаша одного, ну, и он мне, слышь, за бутылку по уху себя смазать разрешил… Легонько, конечно… Мне ведь тоже, знаешь, уродоваться потом неохота было…
— И согласился… алкаш этот?.. — Алексей тоже понизил голос.
— А то нет? За бутылку-то!.. Выписал я ему плюху, выхожу ночью во двор… И только-только в арку сунуться нацелился — бац мне по уху! А пять минут первого на часах… То есть тогда уже все это дело пошло разрастаться, понял?.. А уж как ворота поснимали… — Борька махнул рукой и безнадежно вздохнул. — Сначала двор перемкнуло, а там, глядишь, и весь район накроет… Ты телевизор-то — как? Смотришь?..
— А что там?
— Что-что!.. — с досадой сказал электрик. — Москва уже о нас передает. Разгул преступности, то-се… Это, будь уверен, всех ментов на ноги поднимут, по ночам патрулировать начнут. А менты — ну, сам прикинь! У них же каждый, пойми, замаран… Даже если он и не убивал никого до смерти — все равно ведь ногами топтал, дубинкой чистил что ни день!.. Работа у них такая… И вот ты прикинь, Петрович: прослужил ты, скажем, лет десять в ментовке — и как все это разом на тебя вернется!.. Да сдохнешь тут же, кто ж такое выдержит?.. А там, не дай Бог, комендантский час объявят — нос на улицу не высунем… А то и стрелять начнут — с дура ума…
Колодников почувствовал, что задыхается, просунул руку за горловину свитера, рванул вместе с воротом рубашки. Треснула материя, отскочила пуговка…
— Ты погоди… — хрипло выговорил Алексей. — Ты… ты мне вот что скажи… Что это? Конец света, что ли?.. Второе пришествие?..
Сам испугался своих слов и притих. За окном ослепительно полыхнуло, гром выдержал паузу — и оглушил, раскатился.
— А оно тебе интересно? — недовольно спросил Борька, переждав долгий грохот за окном.
Колодников заморгал.
— Т-то есть…
— Конец света, конец света… — передразнил Борька. — Ты гляди, как бы тебе самому конец не пришел! А свет — он, знаешь, сам о себе позаботится…
— Нет, но… — пришибленно пробормотал Алексей. — Ты же два года уже… Ну, чуть меньше там… полтора… И-и… ни разу не задумался: что вообще происходит?..
Борька еще раз вздохнул, потом как бы невзначай огладил болтающиеся на груди крестики, ладанки и прочие амулеты. Покосился сердито.
— Знаешь, что я тебе, Петрович, скажу? Не нашего это ума дело… Нам с тобой главное — что? Что мы с тобой оба… Ну, как это сказать?.. Ну, вроде как очистились. Нет за нами ничего, понял?.. А остальные пускай как хотят…
Алексей, казалось, не слышал. Медленным движением он снял очки и, бросив на стол рядом с банкой, неловко поднялся с табуретки. Выпрямился. Волосы — дыбом, глаза — незрячие.
— Мне отмщение… и Аз воздам… — запинаясь, с тихим сумасшедшим смешком выговорил он.
— Чего?.. — поразился Борька и тоже привстал, глядя на Алексея с откровенной тревогой.
Действительно, физиономия у Алексея Колодникова была в этот миг такая, что поневоле встревожишься. Сначала лицо его выражало ужас и только ужас, а затем вдруг озарилось шальной улыбкой, исполненной изумления и злорадства.
— Вот!.. — ликующе, со всхлипом выпалил Алексей и произвел вдохновенный, хотя и решительно непристойный жест — от локтя, сразу почему-то успокоивший электрика.
— Ты это кому? — с интересом спросил Борька и, все еще помаргивая, снова опустился на табурет.
— Им! — победно прорычал Колодников, стискивая кулаки. — Им, сукам! Что? Допрыгались, твари!.. Кру-тые!.. Ну и где вы теперь все будете?.. С бицепсами вашими, со стволами, с машинами у подъезда… Идешь — взглянуть на него боишься… Сволота, убийцы!.. Вот когда за все ответите! Крышка вам теперь, господа, крышка! Крышка!..
Ощерясь, он торжествующе ляпнул ладонью по кухонному столу, заставив все на нем подпрыгнуть и едва не разбив заодно свои же собственные очки.
— Выпьем! — рявкнул Колодников, хватая банку с надписью «Осторожно! Ядохимикаты!»
Дождь за окном почти стих. Оборвавшаяся напоследок молния расщепилась корнеобразно и ушла, надо полагать, сразу по нескольким грешникам…
* * *
Трудно, ох, трудно дались Алексею эти два в общем-то недлинных лестничных пролета между третьим и вторым этажами. И не в выпивке было дело, хотя коричневую банку со страшной наклейкой они с Борькой почти прикончили. Хмель не то чтобы улетучился — нет, он как бы прижух, затаился до времени, стоило Колодникову вспомнить про Александру. Как же теперь к ней подступиться-то, а?.. Сразу огорошить тем, что стряслось во дворе и вообще на белом свете, или все-таки попросить сначала прощения?..
«Тоже мне — воздаяние!.. — желчно мыслил доедаемый совестью Алексей, топчась в нерешительности на промежуточной площадке между этажами. — Да за такие дела в асфальте растереть мало… подонка!.. Жену ударить! Ну не сволочь, а?.. Надо же, пощечину ему вернули… Всего-навсего! Да я бы на их месте…»
А на чьем, собственно?
«Все-таки я неверующий… — уныло подумал он. — Раз такой вопрос задаю…»
Кое-как одолев оставшийся пролет, Колодников горестно взглянул на кривовато прибитый жестяной номер и осознал, что отпереть дверь собственной квартиры он пока не в силах. Потом перевел взгляд на испачканные в дворовой грязи туфли. Хорошо бы выйти из подъезда и помыть где-нибудь в луже… «Да-да, конечно! — обрадовался он. — Все-таки какая-никакая, а отсрочка…»
Дождь кончился, с карнизов и деревьев капало. Светящихся окон осталось совсем немного, во дворе было черным-черно. Алексей сошел с крыльца и двинулся по асфальтовой дорожке к той арке, что выводила на проспект. Глотнуть ночного воздуха и набраться решимости. Заодно и туфли отмоются…
Пока добрался до светлой каменной норы, ноги он промочил окончательно. Интересно, а это… ну, это вот… то, что вернуло ему оплеуху… Оно еще действует или уже нет? Борька говорил: раньше — до часу ночи, но это раньше… А теперь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});