Читать интересную книгу Танковый погром 1941 года. В авторской редакции - Владимир Бешанов

В такой вот непростой обстановке командование армии получило от штаба фронта ясный и «простой» приказ перейти в контрнаступление и разгромить противника. Основой для этого послужила Директива наркома обороны СССР №-2: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советские границы. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить».

Поэтому в боевом приказе, отданном войскам 4-й армии в 18.30, ни слова не говорилось об организации обороны. На 23 июня были поставлены следующие задачи: «Войска 4-й армии… с утра 23.6.41. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через р. Западный Буг. Удар наносят 14-й механизированный корпус совместно с 28-м стрелковым корпусом.

14-му мехкорпусу с утра 23.06 нанести удар с рубежа Кривляны, Пилищи, Хмелево в общем направлении на Высокое с задачей к исходу дня уничтожить противника восточнее р. Западный Буг. На правом, заходящем фланге иметь 30-ю танковую дивизию, а для развития успеха и прикрытия правого фланга — 205-ю механизированную дивизию.

28-й стрелковый корпус наносит удар своим правым флангом в общем направлении на Брест, имея задачей к концу дня занять Брест. Атаку начать в 5.00 после 15-минутного огневого налета. Границу до особого распоряжения не переходить».

В приказе ничего не говорилось о противнике, поскольку данных о нем штаб армии не получил ни от своих войск, ни от авиации, ни от штаба фронта. Генерал Коробков, как и все командармы приграничных армий, механически выполнял волю вышестоящего начальства без учета конкретных условий, сложившихся в полосе армии. В его решении не учитывались ни группировка, ни силы и характер действий противника, ни состояние собственных войск. В Кремле продолжали «игры на картах», в которых «красные» всегда побеждают. Правда и то, что командарм-4 не был самостоятелен в приеме решения, однако ни генерал Коробков, ни его штаб, ни командиры корпусов даже и не пытались поставить перед штабом фронта вопрос о целесообразности проведения контрудара и внести предложения о переходе к обороне.

На основе приказа из армии генерал-майор С.И. Оборин в 20 часов отдал 14-му мехкорпусу свой боевой приказ № 1, согласно которому корпус в 4 часа 23 июня переходил в контратаку с задачей окружить и уничтожить противника в районе Подлесье, Ивахновичи, Хмелев. Командир корпуса приказал комдивам в течение ночи привести свои части в порядок, дополучить боеприпасы, горючее и продовольствие. 205-й механизированной дивизии задача не ставилась: Оборину удалось убедить штаб армии в нецелесообразности ее привлечения к контрудару.

Внешне все как будто налаживалось. Приказ войскам отдан, далее — подготовка, утром — контрудар и разгром прорвавшихся «банд». Советские военачальники словно находились в виртуальной реальности, переставляя на шахматной доске зачастую уже несуществующие «фигуры». А между тем уже полностью уничтожены оба окружных артсклада, и получить снаряды и патроны войскам армии негде. Не хватало машин для подвоза горючего, не приходилось рассчитывать на поддержку своей авиации. Взаимодействие между 28-м стрелковым корпусом и танкистами Оборина в предстоящем ударе штаб не организовал. Оно свелось лишь к вызову на КП армии командиров и начальников штабов и постановке им задач. Те, в свою очередь, ограничились постановкой задач дивизиям. На весь 14-й мехкорпус имелась лишь одна радиостанция 5-АК, проводных средств связи не было. Все это почти не давало никаких шансов на успех задуманной операции.

Уже в ночь на 23 июня генерал Коробков настоял на выполнении своего первоначального решения об участии в наступлении 205-й мехдивизии. Последняя выделила большую часть имевшегося автотранспорта и создала два импровизированных мотострелковых батальона, которые направила к линии фронта: один — в 30-ю танковую дивизию, а другой, совместно с танковым полком (40 танков) — в 28-й стрелковый корпус в район Федьковичей. Сюда же к началу контрудара прибыл командующий армией. Проверяя готовность своих войск, генерал Коробков был потрясен, обнаружив почти всех людей спящими; и в частях, и в штабах — соединения продолжали жить по мирному распорядку.

В 6 часов утра 23 июня 14-й механизированный, 28-й стрелковый корпуса и 75-я стрелковая дивизия начали контратаки против германских частей. Советским войскам удалось достигнуть незначительного успеха только в районе Жабинки и в полосе 75-й дивизии. Здесь они потеснили противника на запад. Однако на других участках немцы, поддержанные артиллерийским огнем и авиацией, перешли в наступление и своими танковыми дивизиями начали быстро продвигаться в направлении Кобрина и Пружан.

Советская группировка, действовавшая в районе Жабинка, Федьковичи, понесла большие потери и начала отходить в район Кобрина. На этом направлении возникла угроза удара во фланг и тыл со стороны 4-й танковой дивизии фон Лангермана. 22-я танковая дивизия Пуганова, у которой перед началом атаки имелось около 100 танков, в бою под Жабинкой понесла потери и под угрозой окружения тоже отступала на Кобрин. К 16 часам погиб командир дивизии генерал Пуганов, в частях оставалось не более 40 танков.

30-я танковая дивизия полковника Богданова утром имела примерно 130 танков. В ходе боя дивизия понесла большие потери в личном составе и боевой технике от огня противотанковой артиллерии, немецких средних танков и пикирующих бомбардировщиков. Затем, будучи обойденной с севера 17-й танковой дивизией, она быстро начала откатываться к Пружанам. После 7.30 на подступах к Пружанам 30-я танковая вступила в бой с дивизиями Лемельзена и Неринга. Этот бой являлся характерным для первых дней войны. Советские командиры не допускали мысли, что танковые войска могут вести оборонительные действия на определенном рубеже. Правомерными считались, лишь танковые атаки. Такие атаки превращались во встречный танковый бой, дуэли танковых экипажей, и немцы здесь были сильнее. А вообще, дуэлей они старались избегать в принципе, поскольку танки должны были выполнять другую работу — уничтожать вражескую пехоту и огневые точки, совершать прорывы и громить тылы, а для борьбы с бронетехникой предназначалась противотанковая артиллерия. Именно от ее огня советские машины и несли наибольший урон.

Вступать во встречный бой на равнинной местности при господстве противника в воздухе было, конечно, весьма героично, но тактически неграмотно и нецелесообразно. Впрочем, воздействие ударов с воздуха на бронетехнику сильно преувеличено, поскольку в движущийся танк не так-то просто попасть, но вот на нашу пехоту, которой постоянно талдычили, что в воздухе будут безраздельно царить «сталинские соколы», бомбардировки оказывали деморализующее воздействие.

Нашему героизму немцы успешно противопоставляли свой профессионализм. Наиболее характерным способом действий германских танковых соединений в первые дни войны являлось наступление вдоль основных магистралей и дорог, которых в Западной Белоруссии было не так уж много. «Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи их, а там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемы», — подтверждает генерал Блюментрит.

Войдя в соприкосновение с советскими войсками, передовые части силой не более танкового батальона легких и средних танков и батальона мотопехоты при поддержке 2— 3 дивизионов артиллерии среднего калибра и авиации предпринимали попытку с ходу преодолеть сопротивление противника. Впереди, как правило, наступали более маневренные легкие танки и мотопехота с целью выявления системы огня русской обороны. В случае неудачи выдвигались группы по 5–10 средних танков, которые своим огнем подавляли противотанковую артиллерию, огневые средства и живую силу обороняющихся. Затем на больших скоростях атаковали легкие танки совместно с мотопехотой. Нередко на броне танков транспортировались пулеметы или минометы с расчетами для занятия более выгодных позиций и поддержки своей пехоты.

Если после повторной атаки не удавалось прорваться в глубину обороны или нащупать слабое место, фланг или стык, снова наносили удары артиллерия и авиация, а затем атаковали средние танки. Действиям авиации предшествовала воздушная разведка. С началом движения танков в атаку авиация бомбовыми ударами и пулеметно-пушечным огнем по боевым порядкам противника, позициям артиллерии и тылам стремилась максимально подавить оборону, посеять панику и принудить советские войска к отходу.

При встрече с более подготовленной обороной, а также при форсировании рек немецкие подвижные части стремились прорвать оборону или овладеть переправами с ходу и в случае неуспеха проводили артиллерийскую и авиационную подготовку продолжительностью 45 минут и более. В этом случае артиллерия несколькими дивизионами вела огонь по площадям осколочными снарядами и шрапнелью скачками на 1–2 деления прицела. Огонь корректировался с помощью самолетов. При отсутствии открытых флангов немцы с целью выявления слабых мест наступали небольшими силами на широком фронте, а затем главными силами наносили удар в установленном уязвимом пункте. При достаточно хорошо организованной обороне германские части действовали очень осторожно и, понеся даже незначительные потери, отходили в исходное положение.