Читать интересную книгу Король - Андрей Посняков

– Ой! Александра! Ты как здесь?

– Так сами ж звали… Сейчас поможем тебе костер развести. Эй, отроцы… А ну-ка, давайте дров…

Не прошло и получаса, как возле кибитки взметнулось веселое желтое пламя. Быстро закипела в котелке талая водица, а пока варилась похлебка, рядом с костром возник основательный уютный шалашик.

– Я все с Ксенофонтом, – между тем рассказывала «за жизнь» Клара. – Марта к немцам ушла – мы с тобой потом к ней сходим, а я пока тут: всякого добра у шотландцев много. Платят щедро, не забижают зря… вот только их окаянные пресвитеры!

– Пре-сви…

– Ну, если по-нашему – ксендзы. Особенно отец Грегор – сам не живет и другим не дает, плешивая гадина. Кого из воинов с нами застанет – пощады не жди! Они его пасутся все, хоть и храбрецы. Но храбрые-то они – в битве, вот те крест, никого не боятся! А здесь запросто так на костер – никому не охота.

Сашка ахнула:

– Что, неужели уже кого-то сожгли?

– Нет еще. Но отец Грегор все время грозится. Ой, гад, гад премерзкий!

Из кибитки, откинув полог, выбрался чернобородый дядечка с вислыми щеками и заметным брюшком, одетый в основательный меховой кожушок и вязаную матросскую фуфайку.

– Сколько раз тебе говорить, Клара? Не ругай господина пресвитера. Для шотландцев это святой человек. Если у всей этой орды и есть честь и совесть, так это он, отец Грегор Мак-Киллой! Кто делится с ближним последним? Отец Грегор. Кто честен, как никто? Опять же – пресвитер. Кто не позволяет себе никаких шашней, кто истинный светоч добродетели и морали? Он же. Кто безоглядно пресекает воровство? Кто поддерживает дисциплину? Кто – первая рука господина Арчибальда?

– Ой, дядюшка Ксенофонт, – поспешно заулыбалась рыжая. – Здрасьте. А я тут…

– Вижу – зачем, – дядюшка Ксенофонт добродушно рассмеялся, впрочем, брыластое лицо его вдруг на миг сделалось озабоченно-деловым и злым, а голос – твердым: – Треть всех доходов – мне. За покровительство и жилье.

– Но…

– Вас ведь четверо! И скажи спасибо, что я не беру половину.

– Спасибо, – скривившись, передразнила Сашка. – Кстати, мои мальчишки могут заготавливать хворост и вообще… много чего по хозяйству.

– Это само собой, дева. Само собой, – Ксенофонт вновь стал сама доброта, только что елей из глаз не лился. – Да, забыл сказать. Первый свой доход отдашь мне полностью. Я ж за вас всех поручуся!

Как бы там ни смотреть со стороны чистой коммерции, а с точки зрения порученного тайного дела все пока складывалось как нельзя лучше. За шпионов никто ни отроков, ни Сашку не держал – ну, сироты и сироты, пристали к маркитантам подхарчиться – эка невидаль! Тем более, рыжая-то девка – симпатичная, тощевата, правда, ну, да ничего, откормится, с такой-то мордочкой на еду заработает легко, да еще и на приданое останется… или на кибитку с парой лошадей. Многие поначалу нищие девки после больших войн кибитки свои заводили, а иные – и дома. Что воину в походе надо? Нет, не тогда, когда бой, а перед ним или сразу после? Правильно – расслабиться. Вина попить и к теплому женскому телу прижаться. А тощее оно или пышное – в полевых-то условиях любому будешь рад.

Бросая на высокие сосны танцующие желтые отблески, уютно потрескивал костерок. Рядом, в шалашике, давно уже спали малые отроки – Егорка и Левка. Сидевший у огня Федор ворошил угли да с любопытством прислушивался к доносящимся из кибитки разговорам и приглушенному девичьему смеху. Подружки болтали по-немецки, но и Федька ведь был не лыком шит, кое-что давно уже понимал, и «в неметчине» во многом уже навострился.

– Ах, Александра, ты даже не представляешь, как у этих парней много добычи! Сколько много всего! Ты говоришь – немцы, шведы? Да они жадные все, скупые, а эти – щедрые. Хорошо б осада затянулась, уж тогда… На повозку себе б скопила – точно.

– А если все же они возьмут Везенберг к весне?

– Коли возьмут, это, Саша, плохо. И коли не возьмут – тоже плохо. Коли победят их – тогда на нас отыграются, а коли возьмут… Так в крепости-то богатств особых нету! Русские там давно сидят… Да и какое добро у русских? Эх, лучше бы затянулось все! Хорошо бы – до лета.

– Ну, ты уж скажешь – до лета. Надоест же всем! Да и… окрестности все разграбят – и что? Чем потом платить-то будут?

– Окрестности разграбят – дальше грабить пойдут! Эх, не знаешь ты ландскнехтов, солдат удачи. За добычей дойдут хоть до самой Риги.

– Ну, уж ты скажешь!

– Дойдут, дойдут. Клянусь Святой Магдаленой.

Потрескивая, догорал костер. Мерцали красным угли. Смуглолицый Федька, задремав, едва не свалился в огонь, да вовремя проснулся. Встрепенулся, прислушался… да завалился в шалашик. В синем ливонском небе тускло светились звезды.

Глава 7

Сашка

Весна 1574 г. Везенберг

Раковорская крепость, покинутая ливонским гарнизоном после взятия русскими войсками Нарвы, еще в августе 1558 года была занята отрядом боярина Колычева и значительно укреплена, став уездным центром. В течение последующих четырех лет в Раковорский уезд переселили помещиков из Бежецкой новгородской пятины, кои нынче и составляли значительную часть оборонявшихся в крепости войск.

«Бежецкие» укрылись в Раковоре с началом активных военных действий, как принято выражаться в летописях – «со чады и домочадцы». Местных крестьян-эстов новые помещики сильно не примучивали, по сравнению с немецкими баронами – так и вообще творили одно только добро. Если кто бежецких дворян и ненавидел, так как раз – бароны, или, лучше сказать, бароны-разбойники, справедливо видевшие в русских своих конкурентов. Еще бы, крестьяне-то их бросали и массово перебегали к бежецким, где получали изрядный кусок земли за вполне посильную арендную плату. Что же касается бюргеров из близлежащих городков, то для них русские стали постоянными клиентами в деле купли-продажи сельхозпродуктов и изделий городского ремесла.

Так бы переселенцы и жили, спокойно и добродушно, кабы не постоянные военные действия, кабы не шведы, не наемники, не литовцы и с поляками… кабы не собственный царь. Переселить-то он их переселил, да вот теперь, похоже, на произвол судьбы бросил. Когда шведы усилили натиск, многие едва успели уйти.

Мощные светло-серые стены, тянувшиеся по склонам вытянутого холма, окружал глубокий, наполненный водою ров, ныне замерзший. Внутри крепости кроме самого гарнизона и бежецких несли службу и добровольцы из местных горожан, прекрасно понимавшие, что в случае взятия Везенберга шведами ничего хорошего им не светит. Понимали, потому и службу несли не за страх, а за совесть, и уже воспринимали за своих русских переселенцев, а не ревельских бюргеров. И никакие религиозные разногласия обороняющимся не мешали, хоть русские были православными, а местные – в большинстве своем лютеранами. В одном котле варились, чего уж!

Опершись на зубец крепостной башни, новоявленный прибалтийский помещик Феодосий Рванов внимательно осматривал лагерь осаждавших, прикидывая, какие должны бы быть пушки, чтоб супостатов достать. По всему выходило, что – мощные, с длинными стволами, единороги, кои в крепости имелись, однако вот ядра да пороховое зелье приходилось экономить, потому по вражескому лагерю так вот, на дурняк, не били, отстреливались только во время вражеских вылазок. Но ведь помечтать-то можно было!

Вот и Феодосий мечтал, прямо видел воочию, как дернулась, подпрыгнула пушка, как вырвалось из ствола пламя, как вылетело ядро, окутанное густым пороховым дымом… вылетело и ухнуло прямо во-он в тот шатер из золотой парчи под синим шведским флагом!

– Нет, Федос, не долетит, – скептически усмехнулся напарник Антип, такой же молодой, как и сам Рванов, только – чернобородый, и росточка невеликого, в отличие от высокого светлобородого Федоса.

– Чего ж не долетит-то, Антипе?

– Дак тут, почитай, больше версты. У нас зелья столько нету.

– А было бы? Долетело б? Как мыслишь.

– Все одно нет.

Парни помолчали, оба в одинаковых немецких кирасах и рейтарских шлемах с гребнями, у Федоса на поясе палаш, у Антипа – сабля. Прибарахлились оружием уже живя в Ливонии, и были теперь по виду – типичные ландскнехты-наемники, ничуть на русских ратников не похожие, ни на стрельцов в цветных кафтанах, ни на детей боярских в стеганых тегиляях. Стрельцы, кстати, в крепости тоже имелись, только караулы несли на восточных башнях, а вот бежецкие – на западных.

Низкое ливонское небо заволокли нежно-палевые облака, сквозь которые иногда проблескивало солнце, и тогда все вокруг – лежащий на полях снег, лед во рву, видневшаяся невдалеке дорога – вспыхивало ярким золотистым сиянием, словно бы озарялась нимбом.

– А хорошо тут, в Ливонии, – поправив шлем, неожиданно улыбнулся Федос. – А батюшка-то поначалу не хотел ехать… заставили.

– Нас тоже насилу, – понизив голос, Антип зачем-то оглянулся по сторонам. – Мы, как узнали о том, что переселять будут – так сразу в леса подались, даже и землицей дармовой не прельстились… Нашли! Всех мужиков выпороли… Это нас – своеземцев, по-здешнему, дворян!