Все время я думала о намеках, которые доходили до моих ушей, насчет действий «центра» по вопросу евреев. О посылке евреев на работу в других местах я еще не знала. Мой дядя жалел меня и не рассказывал мне правду. Так же он не рассказал мне, откуда идут все мои красивые платья. На вопрос, что я должна ответить о моем изумительном гардеробе, он мне сказал, что все из посылок добрых людей. Он посоветовал мне написать в Кишинев на наш бывший адрес моей няне, чтобы она послала все, что она может найти на адрес «еврейского центра в Балте». Все, что я вообще ношу идет посылками из Кишинева. Я спросила дядю, как такое может быть, что почта спокойно идет между Украиной и Бесарабией. Разве в Кишиневе продолжают править румыны?! Мой дядя мне объясняет, что румыны получили от немцев право управлять Бесарабией, и частью Украины, в которой мы сейчас находимся. Эта часть находится между Днестром и рекой Буг. Я исполнила совет моего дяди в его присутствии, моим детским почерком я написала по-румынски наш адрес, и чтобы было ясно, кому это адресовано, я написала по-русски: «Моей няне и дяде Илье». Дядя Илья, наверно, так и не научился писать, но впоследствии, когда я получила письма от моей дорогой няни, он всегда прибавлял особым почерком свою подпись. Письма моей няни были всегда закапаны ее слезами. Моя дорогая, хорошая няня послала мне вещи, которые она смогла вовремя спасти из дома моей тети Рули, который почему-то не сгорел. Вся часть дома, в которой жили служащие, и лошади, и машины не сгорела. Таким образом они могли там спокойно жить. Рулины вещи совершенно мне не подходили, кроме одного зеленого платья, которое было как на меня сшито. Теперь я понимаю, что это все нужно было, чтобы дать мне «алиби». Сегодня я понимаю, насколько был жалок и смешон мой способ писания адреса. Я написала «Моей любимой няне». Дядя смеялся надо мной и сказал, что это напоминает ему анекдот: на главной почте Парижа, получили письмо на адрес «Моему дедушке. Париж, от его внука Вани». Служащие почты смеялись над этим и повесили это письмо под стекло на стенку. По прошествии некоторого времени на почту пришел старый дед и спросил: может быть, у вас есть письмо от моего внука? Очень странно, но вместо того, чтоб смеяться, я расплакалась. Эти двое людей, единственные которые остались у меня. Они были для меня самым важным в этом мире. Ясно, и дядя Павел, но он уже не был моим. Он был совсем другим. У меня было двойственное чувство по отношению к нему. С одной стороны была обида, а с другой – любовь?!
Свободное время я проводила в прогулках по гетто и наблюдении за людьми. Я не осмеливалась перейти мост, потому что мой вид отличался от местных жителей. Я представляла себе, как у меня постоянно просят документы. Но теперь у меня были только документы гетто, которые мне дал мой дядя. С ними я не могла перейти мост.
Однажды, когда я вернулась от белорусок, я заметила маленького, симпатичного, белого щенка, который бегал возле соседнего дома. Дверь открылась, и из нее вышла рыжая девочка, одетая в крестьянскую одежду.
– Шарик, замолчи!
Ее глаза наткнулись на меня, и она меня спросила:
– Ты идешь к нам? Ты хочешь зайти?
– Да! Конечно! С удовольствием! Я хочу погладить Шарика!
– Осторожнее с ним, – сказала девочка. – Шарику понравится «вымыть» тебе лицо, и в особенности нос!
Мы посмеялись. Перед тем как зайти, я протянула ей руку и просто сказала:
– Таня.
– Я Мила, – ответила мне девочка, и крепко пожала мне руку.
Ее рука была большая и теплая и очень дружелюбная. Я вошла и удивилась, какая чистота в этом скудном доме. Мила сейчас же поставила чайник на плиту, которая все время горела. У Милы кухня тоже была на входе в квартиру. Кухня была просторной и блестящей от чистоты. Я прекрасно себя чувствовала.
– Пошли в столовую, – позвала меня Мила. – Я закончила работу, попьем чай.
И сегодня Мила начинает любую трапезу с чая.
Прошло немного времени, и мы стали лучшими подругами. Мы обменялись адресами и информацией. Мила на два года меня старше. Ее мама работала старшей медсестрой в больнице. У Милы были младшенькие брат и сестра, которые в это время были в своих кроватках, в комнатушке, называемой «детской». На самом деле это была ниша в столовой, без окон, но прекрасно прибранная. Симочка и Юлик. Три и пять. Сладкие, кругленькие, полненькие, Бог знает как. С первого мгновения я в них влюбилась.
Мы сидели за столом и пили чай. После этого Мила вспомнила, что у нее есть кое-что поесть! У нее были баклажаны и хлеб. Произведение искусства! Мы снова пили чай, и разговоры продолжались до трех утра. Я забыла, что я должна вернуться в дом госпожи Эсфирь. Мила предложила мне лечь спать на диван, который был в столовой.
– Зеленый диван! – я закричала. – Зеленый диван! Я не верю! Я не верю!
– Чему не веришь, Таня?
– Это был мой любимый диван, дома, в Кишиневе. Наш был из бархата.
– А наш из клеенки. – Рассмеялась Мила.
– Это не важно, я люблю его прямо так, как он есть. А ты где будешь спать? – спросила я.
Мила открыла дверь, которую я раньше не заметила. Там была еще одна ниша, такая же, как и детская. Там стояли две кровати и шкаф. Кровати были застелены, белые и чистые.
– Я стираю все сама. – Сказала Мила с гордостью. – Моя мама очень занята. У нее нет сил стирать после работы. Сегодня ночью она не придет домой. Спи тут, на диване. Я принесу тебе одеяла, ночью холодно.
– Мила, ты выключила плиту?
– Сейчас, сейчас. Из-за разговоров я совсем забыла. Танька, хочешь быть моей подругой?
– Конечно, – ответила я. – Конечно! Что за вопрос?!
Я завернулась в одеяло и уснула.
Первый раз за время моих скитаний я мгновенно уснула, спокойно и уверенно. Тут со мной ничего не случится.
35.
На следующее утро я сняла теплую ночную рубашку, которую мне дала Мила. Кое-как я залезла в свое ежедневное белье и платье. Не будя Милочку, я ушла. Прошла маленькое расстояние между домами. Дверь дома открыта, стучать не нужно. Не знаю, который час, небо серое, еще нет света. Мне было странно, что двери открыты, я зашла на цыпочках в первую комнату и к моему удивлению обнаружила всех вокруг стола. Они выглядели не выспавшимися. На столе стоял самовар. Вся семья пила чай.
– Это что? – закричала госпожа, с трудом поднимая свою полную фигуру со стула и грозно приблизилась ко мне. – Где ты была, плохая девочка? Я всю ночь не спала из-за тебя. Я уже хотела послать Рувку к твоему дяде и сказать ему, что ты не пришла домой спать. Что с тобой случилось? Тебя захватила полиция?
Ее скромная и милая золовка потянула ее за рукав, а ее брат с другой стороны, они оба пробовали остановить этот словесный водопад. Я спокойно стояла и даже не моргала. Я отлично знала, что меня ждет. Главное, меня совершенно не трогало то, что она мне говорит, потому что я великолепно знала, что ей абсолютно не важно, где я хожу, а только эти пятнадцать марок моего дяди. Только это и все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});