Талькав, подойдя к коменданту, представил ему Гленарвана и его спутников. Пока Талькав говорил, комендант рассматривал Паганеля с настойчивостью, способной смутить любого посетителя. Ученый, не понимая, в чем дело, собирался уже попросить у него объяснений, но тот, бесцеремонно взяв географа за руку, радостным голосом спросил на его родном языке:
— Француз?
— Да, француз, — ответил Паганель.
— Ах, хорошо! Добро пожаловать! Милости просим! Сам француз! — выпалил комендант, с угрожающей энергией тряся руку ученого.
— Это один из ваших друзей? — спросил географа майор.
— Ясно! — ответил тот не без гордости. — Таких друзей находишь во всех пяти частях света.
Не без труда освободив свою руку из живых тисков, чуть не раздавивших ее, он вступил в разговор с богатырем-комендантом. Гленарван охотно бы вставил слово по поводу интересующего его дела, но вояка начал рассказывать свою историю и отнюдь не был склонен останавливаться на полпути. Видно было, что этот бравый малый так давно покинул Францию, что стал уже забывать свой родной язык — если не самые слова, то построение фраз. Он говорил примерно так, как говорят негры во французских колониях.
Комендант форта Независимый действительно оказался сержантом французской армии, бывшим товарищем Паршаппа. С самого основания форта, с 1828 года, он не покидал его, а в настоящее время состоял комендантом форта, причем занимал этот пост с согласия аргентинского правительства. Это был баск пятидесяти лет, по имени Мануэль Ифарагер, — как видим, почти испанец. Спустя год после прибытия в Тандиль сержант Мануэль натурализовался, поступил на службу в аргентинскую армию и женился на достойнейшей индианке. Скоро жена подарила ему двух близнецов — разумеется, мальчиков, ибо достойная спутница жизни сержанта никогда не позволила бы себе подарить ему дочерей. Для Мануэля не существовало на свете другой деятельности, кроме военной, и он надеялся со временем преподнести республике целую роту юных солдат.
— Вы видели? — воскликнул он. — Молодцы! Хорошие солдаты! Хозе! Хуан! Микель! Пепе!.. Пепе семь лет, а он уже откусывает патрон!
Пепе, услыхав, что его хвалят, сдвинул свои крошечные ножки и очень ловко отдал честь ружьем.
— Пойдет далеко, — прибавил комендант. — Когда-нибудь будет полковником или старшим бригадиром!
Рассказ Мануэля Ифарагера, к великому удивлению Талькава, длился добрых четверть часа. Индейцу было непонятно, как может столько слов выходить из одного горла. Никто не прерывал коменданта. Но так как даже и французский сержант должен когда-нибудь замолчать, замолчал наконец и Мануэль, заставив предварительно гостей зайти к нему в дом. Те безропотно покорились необходимости быть представленными госпоже Ифарагер, а познакомившись с ней, нашли ее «милой особой».
Когда все желания сержанта были выполнены, он спросил гостей, что доставило ему честь видеть их у себя.
Наступил самый благоприятный момент для расспросов. Эту задачу взял на себя Паганель. Начал он с того, что рассказал коменданту на французском языке обо всем их путешествии по пампасам, а кончил тем, что спросил, по какой причине индейцы покинули этот край.
— Э, никого! — воскликнул сержант, пожимая плечами. — Верно!.. Никого… Мы все сложа руки… делать нечего…
— Но почему?
— Война.
— Война?
— Да, гражданская война…
— Гражданская война? — переспросил Паганель.
— Да, война между Парагваем и Буэнос-Айресом, — ответил сержант.
— Ну и что же?
— Ну, индейцы все на севере… по пятам генерала Флорес…
— Где же кацики?
— Кацики с ними.
— Как, и Катриель?
— Нет Катриеля.
— А Кальфукура?
— Нет Кальфукура.
— А Янчетруца?
— Нет Янчетруца.
Этот разговор был передан Талькаву, и тот утвердительно кивнул головой. Патагонец, видимо, не знал или забыл о гражданской войне, которая в это время уничтожала население аргентинских провинций Парагвай и Буэнос-Айрес и должна была в будущем повлечь вмешательство Бразилии. Таким образом, сержант не ошибался, объясняя обезлюдение пампасов междоусобной войной, свирепствовавшей в северных провинциях Аргентины.
Но это событие расстраивало все планы Гленарвана. В самом деле, если только Гарри Грант в плену у кациков, то они, значит, увели его к северным границам республики. А если так, то где и как его разыскивать? Следовало ли предпринять новые опасные и почти бесполезные поиски на севере пампасов? Прежде чем принять такое серьезное решение, надо было тщательно его обсудить.
Оставался, однако, еще один важный вопрос, который можно было задать сержанту, и сделать это пришло в голову майору. В то время как его друзья молча переглядывались между собой, Мак-Наббс спросил сержанта, не слышал ли он о том, что у кациков пампасов находятся в плену европейцы.
Мануэль подумал несколько минут с видом человека, что-то припоминающего, а затем сказал:
— Да, слышал.
— А! — вырвалось у Гленарвана; у него блеснула новая надежда.
Он, Паганель, Мак-Наббс и Роберт окружили сержанта.
— Говорите, говорите же! — впиваясь в него глазами, повторяли они.
— Несколько лет назад… — начал сержант, — да, верно… европейские пленники… но никогда не видел.
— Несколько лет! — прервал его Гленарван. — Вы ошибаетесь. «Британия» погибла в июне 1862 года. Значит, это было меньше чем два года назад.
— О! Больше этого, сэр!
— Не может быть! — крикнул Паганель.
— Нет, так. Это было, когда родился Пепе… Дело шло о двух пленных.
— Нет, о трех, — вмешался Гленарван.
— О двух, — настаивал сержант.
— О двух? — переспросил очень удивленный Гленарван. — О двух англичанах?
— Совсем нет, — ответил сержант. — Какие там англичане! Нет… один — француз, другой — итальянец.
— Итальянец, который был убит индейцами племени поюхов? — воскликнул Паганель.
— Да… потом узнал… француз спасся.
— Спасся! — воскликнул Роберт, жизнь которого, казалось, зависела от того, что скажет сержант.
— Да, спасся — убежал из плена, — подтвердил сержант.
Все оглянулись на Паганеля: он в отчаянии ударял себя по лбу.
— Теперь понимаю, — промолвил он наконец. — Все объясняется, все ясно!
— Но в чем же дело? — нетерпеливо спросил встревоженный Гленарван.
— Друзья мои, — сказал Паганель, беря в свои руки руки Роберта, — нам придется примириться с крупной неудачей: мы шли по ложному пути. Тут речь идет вовсе не о капитане Гранте, а об одном моем соотечественнике, товарищ которого, Марко Вазелло, был действительно убит индейцами племени поюхов. Француза же индейцы несколько раз уводили с собой к берегам реки Колорадо. Потом ему удалось бежать, и он снова увидел Францию. Думая, что мы идем по следам Гарри Гранта, мы шли по следам молодого Гинара.