Читать интересную книгу Господин Пруст - Селеста Альбаре

—     Я увлекся одной дамой полусвета, жившей в Булонском Лесу. После ряда эволюций мне удалось добиться от нее свидания. Я был сильно возбужден и хотел явиться перед ней в самом элегантном виде, а для этого попросил матушку купить новый галстук и наимоднейшие кремовые перчатки. Матушка принесла очень кра­сивый галстук-регату, а про перчатки сказала: «Марсельчик, я просто в отчаянии, нигде нет таких, как ты хочешь. Но, мне кажется, вот эти тебе понравятся». Они были серого цвета! Конечно же, матушка решила, что кремовые будут слишком помпезны и, конечно, не ошиблась. Но в тот день я так рассердился, как никогда за всю свою жизнь. Мы были в гостиной, и я стал смотреть по сторонам, соображая, что бы сде­лать такого особенно неприятного и обидного для матушки. Неподалеку стояла очень красивая старинная ваза, подарок, которым, как я знал, она очень дорожила. Я схва­тил вазу и бросил на пол, не переставая смотреть на матушку. Она даже не пошеве­лилась и сказала совершенно спокойным тоном: «Что же, Марсельчик, пусть это будет, как в еврейских семьях... Ты разбил вазу, и наша любовь станет еще крепче». Я убежал к себе в комнату и несколько часов плакал от одной только мысли, как я огорчил ее. Но, самое забавное, явившись на свидание в регате, перчатках и с букетом цветов, знаете, что я увидел?.. Судебного пристава, который выселял мою красотку, и она уже вывозила мебель. Бесподобно, не правда ли?

Что касается Луизы де Морнан, то у них, судя по всему, было какое-то взаим­ное чувство. Помню, как-то, уже на бульваре Османн, г-н Пруст собирался и велел мне срочно отнести ей записку. Я застала ее тоже перед выходом, совершенно одетой, в атласном платье. Она была еще молода и красива. Когда я сказала, что меня прислал г-н Пруст, она воскликнула:

—     Ах, Марсель, Марсель!.. Как я рада, давайте сюда.

Она чуть ли не прыгала от радости, читая записку, в которой он приглашал ее к обеду, и ради этого все было сразу отставлено. Однако потом, насколько мне из­вестно, он никогда с ней не встречался. Я видела ее еще раз, уже после смерти г-на Пруста, в маленьком домике на улице Канетт, который мы купили с Одилоном. Пе­редо мной была очень пожилая дама в какой-то шляпе консьержки. Она спросила:

—     Так вы меня не узнаете?

—     Кажется, я где-то видела вас, мадам. Или мадемуазель?

—     Скорее, «мадам». Я живу с одним г-ном на улице Лористон. Она напомнила мне свое имя и надолго задержалась, буквально рухнув на стул.

Из всех ее излияний о «Марселе» я не узнала ничего интересного, кроме как о близ­кой дружбе с герцогом д'Альбуферой, которая окончилась ссорой. Но об этом позд­нее. И я поняла еще, что она так никогда и не забывала г-на Пруста.

Что касается его самого, то в мою бытность его чувства к тем, кого он знал в молодости, были связаны лишь с памятью об «утраченном времени». Даже по от­ношению к той девочке, которую он, несомненно, любил больше всех не только в отрочестве, но и потом, после Мари де Бенардаки, он казался совершенно отчуж­денным. Ее звали Жанна Пуке, из той компании, которая собиралась на Елисейских Полях и для игры в теннис. На известной групповой фотографии г-н Пруст сидит у ее ног с ракеткой, а она, как королева, стоя, возвышается на садовом стуле. Вспоминая то время романтических влюбленностей, сам г-н Пруст говорил:

—     Я влюбился в нее так, как это бывает только раз в жизни.

—     Что же вы нашли в ней такого, сударь?

—     У нее были роскошные светлые волосы.

—     Ну, а ее ум?

Ничего не ответив, он продолжал:

—     У меня совсем пропал сон. Когда по утрам мы ходили на теннис, я брал с собой бутерброды и всякие сласти, не зная, чем только угодить ей, и покупал для нее цветы и подарки. Как я страдал!.. И на встречи не шел, а бежал! Когда она играла в теннис, мне так нравилось смотреть на ее перелетавшие от плеча к плечу косы. Рев­новавшие ко мне другие мальчики стреляли мячиком по моим коробкам с пирож­ными, тем более что в игре я не мог показать себя.

Когда я спросила, знала ли об этом его увлечении г-жа Пруст, он сказал, что нет, не знала.

Он познакомился с Жанной Пуке как раз перед военной службой, то есть во­семнадцати лет, у г-жи Арман де Кэллаве, матери своего лучшего друга Гастона. По его рассказам, Жанна вышучивала его ухаживания, хотя это и льстило ее мелкому тщеславию. В их компании все были влюблены в нее, но досталась она в конце концов Гастону Кэллаве, который и женился на ней. Я припоминаю, что их свадьба была, когда г-н Пруст служил в Орлеане, или немного позднее. А теннисные партии продолжались еще какое-то время перед свадьбой. Я спросила его:

—     При такой влюбленности вам, наверно, было тяжело, что она досталась вашему другу?

Он помолчал, посмотрел на меня и ответил:

—     Нет, не тяжело.

То, как г-н Пруст произнес это «нет», означало, по-моему, что в замужестве она показала свою настоящую натуру, и с этого времени он разлюбил ее, хотя не думаю, что это перешло в неприязнь. Впоследствии он очень редко виделся с этой парой, не считая светских встреч, да еще как-то раз ему захотелось посмотреть на маленькую Симону, плод этого брака, которой все вокруг пели одни дифирамбы. Впрочем, это случилось только через двадцать лет. Г-н Пруст поехал к ним, но ребенок, естест­венно, уже спал, дело было не раньше полуночи. Он спросил, можно ли взглянуть на нее, если она еще не спит.

—     Но, Марсель, она давно в постели. Не могу же я будить ее в такой час!

—     Сударыня, очень прошу вас, мне это просто необходимо.

В конце концов малютка все-таки спустилась вниз, недовольная, что ее раз­будили.

Быстро взглянув на нее, он сказал:

—     Мадемуазель, я благодарю вас, — и уехал.

Потом пришла война, и, как я уже говорила, Гастон де Кэллаве умер, но не на фронте, а от тяжелой болезни, к которой, по всей вероятности, он был предраспо­ложен от рождения. И тут произошло нечто необычное. Я тогда только что потеряла мать и была в Оксилаке, а обо всем узнала уже потом от самого г-на Пруста.

Он получил письмо от г-жи Гастон де Кэллаве, в котором она просила принять ее, поскольку перед смертью мужа поклялась ему, что передаст г-ну Прусту некое сообщение. Получив это письмо, страшно взволнованный, он послал за вдовой своего старинного приятеля на такси, и она приехала.

Дело заключалось в том, что Гастон страстно влюбился в другую женщину — кажется, это была какая-то балерина, — но, в конце концов, все-таки уступил уговорам жены и порвал с нею. Но он так и не излечился. Именно это и должна была сообщить ему г-жа Кэллаве.

—     Бедный Гастон, она не должна была требовать разрыва.

А про нее сказал только:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});