В то же время в больших городах и главным образом в Париже происходило множество народных собраний, куда свободно сходились социалисты и крайние республиканцы под предлогом обсуждения чисто экономических вопросов и где они ежедневно подвергали рассмотрению не только институты религии и собственности, но и учреждения империи. Эти собрания, отличавшиеся весьма бурным характером, а часто даже сопровождавшиеся резкими столкновениями, почти всегда разгонялись полицейскими комиссарами, что не мешало им становиться с каждым днем все более возбужденными. Рабочий класс и учащаяся молодежь» находились в состоянии экзальтации, которая еще усиливалась чтением новых газет и исторических сочинений волнующего характера, как, например, «Париж в декабре 1851 года» Эжена Тено[108].
Все с нетерпением ждали и желали отплаты за государственный переворот. Вскоре начали устраивать уличные манифестации. 2 ноября 1868 года могила Бодена[109], найденная на Монмартрском кладбище, оказалась объектом паломничества республиканцев и дала повод к горячим призывам к восстанию. Некоторые газеты открыли подписку на сооружение этому народному представителю достойного его памятника, а правительство имело неосторожность возбудить судебное преследование против инициаторов подписки. Процесс этот возбудил во всей стране самые нежелательные для империи толки; он замечателен был главным образом тем, что впервые обнаружил ораторский талант Леона Гамбетты, который еще был совершенно неизвестен широкой публике, но тут сразу выдвинулся как величайший оратор новой Франции благодаря своему карающему красноречию.
Общие выборы 1869 года. Император тем яснее должен был понимать всю серьезность положения, что, помимо чтения газет, он давно уже получал от префекта полиции Пьетри самые тревожные доклады о состоянии умов[110]. При открытии палат (18 января 1869 г.) он с грустью констатировал, что авантюристические и злонамеренные умы стремятся нарушить общественное спокойствие. Правда, он тут же добавил с напускной уверенностью, что нация остается в стороне от этой искусственной агитации, так как она рассчитывает на твердость правительства в деле охраны порядка. Но это были пустые фразы. Оппозиция продолжала усиливаться в Законодательном корпусе. Так, например, она принудит правительство отказаться от давно присвоенного права произвольно распоряжаться финансами города Парижа[111]. А за стенами Бурбонского дворца ее успехи с каждым днем все более бросались в глаза. Общие выборы, которые должны были вскоре состояться, открывали перед правительством такие неприятные перспективы, что некоторые депутаты, обязанные правительству своими местами, отклоняли его покровительство, а официальные кандидаты принимали название либеральных консерваторов, чтобы замаскировать свою истинную природу.
Новые выборы в Законодательный корпус состоялись 23 и 24 мая 1869 года и, как и следовало ожидать, закончились неблагоприятно для империи. Отчаянные усилия администрации в значительном числе избирательных округов были нейтрализованы республиканской и либеральной пропагандой газет, публичных собраний, избирательных комитетов и тайных обществ. На этот раз партии, враждебные империи, не составили такой коалиции, как в 1863 году; каждая из них чувствовала себя теперь достаточно крепкой, чтобы завоевать несколько мест собственными силами, и все они могли похвалиться победами.
Но самый громкий успех и, по видимому, представляющий наибольшую важность, выпал, как и в 1863 году, на долю республиканской партии, которая боролась на этот раз с поднятым забралом, не считаясь с конституционными приличиями. Одно время казалось, будто Париж решил выбирать только не присяжных кандидатов[112]; в конце концов он выбрал явных противников империи, непримиримых, которые сами себя так называли или были известны как таковые. Париж демонстративно отверг Эмиля Оливье, которому удалось пройти только в Барском департаменте, и заменил его декабрьским изгнанником Банселем. Желательные кандидаты, которых поддерживала администрация, получили в Париже ничтожное число голосов; за всех их было подано всего 74 000 голосов, тогда как за остальных — 231 000.
Если в общем итоге правительство и одержало материальную победу, то на этот раз победа была далеко не решительной: общая сумма голосов, поданных во всей стране за официальных кандидатов, достигла лишь 4 636 713, тогда как противники получили 3 266 366 голосов.
По этим цифрам мы можем судить о громадных успехах, достигнутых оппозицией с 1863 года. Теперь она не только господствовала в городах, но сильно задела и Сельские округа. Такие выборы были для империи моральным поражением, которое повергало в глубокое уныние ее друзей и должно было в то же время ободрить и укрепить ее врагов, и без того крайне отважных и сильных. С этого момента для многих здравомыслящих людей стало очевидным, что империя погибнет, если только, вернув себе популярность какой-нибудь счастливой войной, она не прибегнет к новому государственному перевороту.
Последние выборы довели оппозицию в Вурбонском дворце приблизительно до 90 человек. Из этого числа около 40 депутатов были непримиримыми врагами Наполеона III и его династии. Остальных при известном старании можно было бы привлечь на свою сторону; но для этого император должен был искренно и безоговорочно капитулировать перед их конституционными требованиями и собственными руками восстановить тот парламентский режим, который он разрушил 2 декабря и который с тех пор неоднократно предавался анафеме и вышучивался им самим и его министрами. Он прекрасно понимал, что в случае его упорства оппозиция со скамей левой быстро перекинется в центр и без труда захватит большинство, преданность которого неограниченной империи уже давно поколебалась. Но он не хотел на это решаться без крайней необходимости и оставлял себе возможность отнять при случае одной рукой то, что принужден был дать другой.
Прежде чем уступить, он снова попытался напугать страну красным призраком и таким образом привлечь ее на свою сторону. Бонапартистские газеты силились убедить общество, что революция и анархия стоят у ворот Франции. Не подлежит сомнению, что в рабочем классе, особенно в Париже, замечалось некоторое брожение, способное поселить тревогу в сердцах буржуазии и деревенского населения. Социалистические стремления, которые старались особенно возбуждать агенты-провокаторы империи, проявлялись в виде самых сумасбродных формул и самых разрушительных теорий[113].
В некоторых округах народ относился с подозрением к республиканцам 1848 года ввиду их умеренного направления. Жюль Фавр на этот раз прошел только при перебаллотировке. Гамбетта, чтобы получить голоса бельвильских избирателей, должен был принять программу, требовавшую наряду с другими реформами отделения церкви от государства, избрания (а не назначения) должностных лиц и уничтожения постоянной армии. Наконец, в нескольких городах, и главным образом в столице, на другой день после выборов произошли беспорядки. Правительство поощряло эти беспорядки через своих агентов, разжигавших толпу[114], и, придавая этим беспорядкам таким образом более резкий характер, надеялось запугать буржуазию. А затем оно пользовалось этими волнениями для обысков и арестов и выступало перед страной в роли спасителя общества от грозящей ему опасности.
Третья партия и программа 116-ти. Однако эта тактика далеко не приводила к желательным для правительства результатам. Республиканцев она только забавляла, а через несколько дней они уже научились избегать всяких полицейских ловушек. Правда, умеренная оппозиция готова была сблизиться с правительством, которое старалось восстановить внутренний мир и общественный порядок, но она соглашалась оказать содействие сторонникам империи лишь с тем условием, чтобы последние поддержали либеральные требования оппозиции. Ей без труда удалось склонить многих правительственных депутатов на свою сторону, и вскоре в Законодательном корпусе составилась третья партия, более сильная, сплоченная и решительная, чем в 1866 году, с вполне определенной программой; правительство не могло ее долго игнорировать.
Новая палата собралась 28 июня 1869 года, и почти тотчас сто шестнадцать депутатов подписали интерпелляцию о необходимости дать удовлетворение чувствам страны путем более близкого ее привлечения к управлению государственными делами. Для достижения этой цели, — говорилось далее в этом заявлении, — безусловно необходимо составление ответственного министерства, предоставление Законодательному корпусу права определять' органические условия своих работ и форму своих сношений с правительством.